Колин Харрисон - Форсаж

• Название: Форсаж
• Автор: Колин Харрисон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-469-3

Чарли Равич — преуспевающий бизнесмен. Бывший боевой летчик, прошедший через ад вьетнамской войны, он чувствует себя как рыба в воде в жестоком мире современной коммерции. Но в личной жизни ему не везет: жена страдает болезнью Альцгеймера, сын умер от лейкемии, а дочь Джулия не способна родить. Чарли одержим мыслью о ребенке — продолжателе его рода и наследнике его миллионов. Однажды в баре он знакомится с симпатичной молодой женщиной, умело скрывающей свое темное прошлое, и оказывается в плену чужого кошмара.

---

Потом последовал допрос.

— На каком самолете вы летаете?

Едва слышным шепотом он назвал свое имя, звание и личный номер.

— Мы уже видели номер у тебя на шее, да. Я спрашиваю, какой самолет?

Он опять повторил сказанное.

— Самолет. Скажи нам, какой.

— Нет.

Он взглянул на переводчика. Если они думают, что он будет отвечать на вопросы, то они не на того напали.

— Не скажу.

— Мы будем ждать немного, Чарльз Равич. Ты думай. Может быть, думай о том, где ты сейчас.

Офицер вышел.

Вопрос о самолете был только началом. Они знали, что это «F-4».

— Хорошо, — сказал переводчик. — Скоро заговоришь.

Солдат принес ему воды и липкую и жидкую рисовую кашу с бамбуковыми ростками, жестом указал на еду, он начал есть, жадно, руками.

После еды он почувствовал себя лучше, в голове прояснилось. Он понимал, где находится. Его задачей было вынести все физические и психологические пытки, пока не свихнется или не умрет, и не делать пропагандистские заявления. Когда же будет не в состоянии молчать, начнет лгать или выдавать искаженную информацию. Трудно судить, до какой степени они способны в таких вещах разбираться. Некоторые северные вьетнамцы получили французское образование. Иные из них были оппортунистами, другие — коммунистическими фанатиками. Сказать им, что мои родители держали свиноферму в Айове? Как узнать, где он сейчас находится? К северу от демилитаризованной зоны? В Восточном Лаосе? Он не фиксировал, в каком направлении летел в последние мгновения. Несколько градусов на компасе могли означать освобождение или долговременное заключение.

Но как узнать это? Нужно требовать от них еды и лечения. Чем лучше будут условия его заключения, тем легче он сможет перенести все испытания. В ВВС пилотов учили не терять присутствия духа, но от них не скрывалось, что все может случиться. У каждого есть предел, дойдя до которого человек ломается. Теряет присутствие духа.

Что их интересовало? Три вещи. Главным образом, параметры и системы вооружения — СССР и Китай могли использовать эти данные в других частях мира; в какой-то степени представляли важность специфические задания и стратегическая информация; меньшее значение придавалось тому, что под пыткой сообщалось прежде всего — приемы подготовки боевого состава и детали организации ВВС. Если пилота брали в плен и не отправляли немедленно в Ханой, тогда чем дольше он мог протянуть, тем выше были у него шансы на спасение Американскими или южновьетнамскими войсками.

Через несколько часов офицер, который вел допрос, вернулся. Раскрыл тонкую папку.

— Капитан Чарльз Равич. Мы начинаем.

Тот поднял глаза.

— Я военнопленный и американский офицер. Я…

— Чарльз Равич. Ты преступник! Военный преступник. Я тебе объясню. Мы тебя будем учить для трудных вопросов. Покажите военному преступнику Чарльзу Равичу первую фотографию.

Солдат принес три небольших альбома в черных переплетах.

— Этот мальчик стоял возле железной дороги, когда ваши истребители атаковали. Ты посмотри на него!

Офицер встал за его спиной и, схватив рукой за шею, пригнул голову к фотографиям.

— Ты видишь, что твои бомбы делают с моей страной, Чарльз Равич? И это малое, совсем малое свидетельство. Ты несешь ответственность. Много убитых. Слишком много. Посмотри на следующую фотографию, посмотри… женщина, ей шестьдесят два. Она чинила свое жилище, когда твой самолет атаковал. Ты видишь, это напалм. Она живет четыре дня и потом умирает. Так, ты знаешь западную философию. Человек — это сумма его поступков. Человек несет ответственность. Это западный взгляд, это твоя вера. Я говорю тебе, как одно человеческое существо другому: зачем ты это делаешь, зачем бросаешь бомбы на наших детей? Люди моей страны умирают. Ты, может быть, и теперь скажешь, что с пленным нужно хорошо обращаться? Нет, я хочу, чтобы ты быстро был убит. Мои родители крестьяне. Теперь я тебя спрашиваю — у тебя есть маленький сын? Маленькая дочь? Вот, у тебя изменилось лицо. Значит, есть. Теперь я тебя спрашиваю… следующую фотографию! Ты считаешь, что отвечаешь за это? За это! Или, еще фотография, за это? Это твои дела. Ты человек Запада, признаешь личную ответственность? Почему ты стал преступником?

После первого альбома ему показали еще два. Он узнавал сооружения на заднем плане. Депо. Мосты. Стоянки грузовиков, железнодорожные станции. Он их видел раньше. Он их бомбил.

Сумерки. Насекомые кружатся вокруг лампы, висящей под соломенной крышей. Офицер затолкал ему в рот носовой платок. Прошли часы. Спина затекла. Голову ему обвязали жесткой тряпкой, воняющей бензином. Раздался звук — будто метлой сметали мусор.

— Ложись! — завопил переводчик и ударил его по лицу. Он распластался на земле. — Лезь! — крикнул переводчик.

Потом ударом ноги под ребро его подтолкнули к норе. Эти твари, видно, хотят прикончить меня здесь, решил Чарли. А он и детей-то своих толком не видел, времени не было. Неожиданно он соскользнул вниз. Кто-то толкнул его сзади, и опять послышался тот же звук — от метлы. Вот его плечи уже задевают стены лаза. Он встал на четвереньки и пополз на руках и коленях, а сзади его подгонял голос: «Nanhlen!» — «Быстро!» Пытаясь приспособиться, нащупывая путь руками, он определил высоту и ширину туннеля, оказавшегося на редкость правильной формы. Почва под его коленями и руками была прохладной, плотно утрамбованной. Полная темень. Кто-то с шарканьем полз следом, подгоняя его винтовкой. Руки болели. Боль в спине усилилась — что-то треснуло или откололось в нижней части позвоночника. Время от времени он пересекал плоские деревянные планки, которыми, возможно, отмечалось расстояние. Пытался сосчитать, сколько их, но сбился со счета, когда туннель нырнул вниз и повернул. В какой-то момент он услышал шум быстро бегущей воды. А потом послышались голоса, то совсем близко, то далеко, то монотонные, то завывающие, кажется, плакал ребенок. Теперь — статические помехи коротковолнового приемника, подобные порывам ветра. Вьетконговские пещерные города. Судя по эху и движению воздуха вокруг, он приблизился к развилке туннеля. Ствол винтовки ткнулся в него, указывая, куда двигаться. Воздух был сначала свежим, потом стал зловонным, гнилостным. Подземные захоронения. Вполне в духе Вьетконга. Спрятать мертвецов, чтобы скрыть потери. Или это всего лишь гниющая рыба? Туннель пошел вверх, изогнулся и вновь резко вниз. Тут послышался рокот, такой зловещий, будто его рождала сама земля. Стены туннеля сотрясались. Инстинктивно он бросился на землю. «Nanhlen!» — завопил сзади солдат, толкая его. Чарли встал на колени и поспешно двинулся вперед, цепляясь за корни. Рев приближался. Он наткнулся на стену туннеля. Солдат велел идти направо, но вдруг схватил его за плечо. Чарли слышал его дыхание и бормотание на родном языке, возможно, он считал промежутки между взрывами на поверхности. Они раздавались совсем близко. На какой глубине вырыты туннели? Влажность грунта… высота детонации… Он попытался вспомнить глубину кратера при взрыве пятисотфутовой бомбы. «В-52» сбрасывают и тысячефунтовые… Рев, казалось, сейчас раздавался почти над ними. В ужасе солдат начал петь, ожидая развязки. Чарли понял — один из туннелей резко уходил в сторону от сектора бомбежки, а другой вел к нему. Земля сотрясалась. Он сгорбился, опираясь на руки и колени, застыв в полном мраке, ощущая горячий спертый воздух.

— Nanhlen! — взвизгнул солдат, дергая его влево. Он пригнулся, их накрыло волной жара.

Потом все затихло. Оба отдохнули, перед тем как двинуться дальше.

Свет. Запах горящего керосина. Когда он мешкал, дуло винтовки подгоняло. Голоса вьетнамцев. Взрыв смеха. Его руки нащупали мешки с рисом. Запах масла, звук скребущего по металлу напильника. Потом снова темнота. Шарканье ног конвоира — это все, что он слышал, да еще собственное дыхание. Ужасно потея, весь в грязи, он полз и полз… Казалось, он катапультировался много дней назад. Уже начинаю приспосабливаться, Элли, уже привыкаю, — подбадривал он себя.

Дулом винтовки его подтолкнули наверх, откуда долетали живые звуки, видимо, стрекотали насекомые. Солдат сорвал с его головы тряпку. Он стоял теперь на тропе, уводящей в джунгли. На его шею набросили веревку. Спина ослабла и горела, но он не подавал вида, что ему больно, — они и это могли использовать против него. Теперь, спустя несколько часов после восхода солнца, прямые солнечные лучи не проникали сквозь буйную растительность. Он втянул в себя густой, влажный воздух. Мухи и москиты собирались в гудящие, клейкие облака.

От связанных сзади рук он почувствовал невыносимую боль, — такую сильную, что в нем вспыхнула ненависть к мучившим его мерзавцам. Кожа в паху и под мышками начала неудержимо зудеть. Ему хотелось почесаться, освободить руки. Веревка врезалась в запястья так глубоко, что уже через несколько минут пальцы напрочь онемели.