Давид Карапетян - Владимир Высоцкий. Воспоминания

• Название: Владимир Высоцкий. Воспоминания
• Автор: Давид Карапетян
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0245-4

Моим дочерям — Мелинэ и Этери

---

В моей потрёпанной холостяцкой жизни возникло некое юное существо непонятных кровей и происхождения, с чьей помощью я судорожно пытался оживить полинялый узор судьбы. В ту февральскую ночь пьяной стайкой из ВТО сбились мы в безалаберной арбатской квартире — лежбище московской богемы, в которой дефицит стульев компенсировался избытком спальных мест. «Позвони Высоцкому, он хотел тебя видеть», — мимоходом сообщил мне Сережа Богословский. Да, недавно они вместе «отдыхали» на даче Бабека, и Володе захотелось, чтобы я туда приехал. Мы уже не виделись больше года. Сорвалось: у Сережи не было с собой записной книжки, а наизусть телефона моего он не помнил. Сколько их у меня сменилось за те последние непутёвые мои годы — телефонов, адресов, подруг?! В тот вечер у Бабека мы так и не встретились, но я хорошо запомнил Володины слова, сказанные им Богословскому: «Какой все-таки трагической судьбы человек — Давид».

Это был последний привет от тебя, но я прореагировал вяло. Облезлый хозяйкин попугай устало таращился из клетки, откуда-то забредший котяра путался под ногами, путались мысли в хмельной толчее. «Позвоню, непременно как-нибудь позвоню», — подумал я нерешительно. И звонки, — правда, не настойчивые — были. Твое отсутствие обнаруживалось или тревожными длинными гудками, или незнакомыми голосами очередных вахтенных по врачебной коммуне, поселившейся на Малой Грузинской. Называть им себя не хотелось из гордости. Ведь я и понятия не имел о твоем последнем роковом недуге — наркомании...

Хотя мог бы и догадаться.

Был, кажется, апрель или май 1977 года. Предварительно созвонившись с Мариной, я заехал к ней на Малую Грузинскую. Володя появился примерно через час. Его сопровождал целый выводок юных шестерок во главе с личным врачом Анатолием Федотовым. По суховатой отстраненности Марины было видно, что она, подобно мне, видит эту компанию впервые. Хотя все они были трезвы, какое-то странное взвинченное возбуждение кружило их по квартире. Федотов не понравился мне сразу: фамильярен, самоуверен, лишен той сдержанной серьезности, которая сразу отличает уверенного в себе специалиста. Зависимость Володи от этого человека бросалась в глаза, хотя причина ее и оставалась загадкой. Но я заметил, как покоробил Володю топорный комплимент, сделанный им Марине. Порыскав, о чем-то шушукаясь, по комнатам, странная ватага вскоре умчалась, прихватив с собой и Володю. Вернулся он уже один. Выглядел очень странно: взвинченность уступила место отрешенности. Казалось, человек пришел к себе домой и некстати наткнулся на шапочных знакомых.

Я обратил внимание на его глаза, словно задраенные наглухо заслонками расширенных зрачков. Марина пыталась растормошить Володю, но тот был грустен и задумчив, разговор не клеился. Он был как бы сам по себе в своем измерении, мы сами по себе — в нашем. Таким отчужденным и заторможенным я не видел Володю никогда, хотя о моем присутствии он и помнил.

Вскоре передо мной появилась непочатая бутылка коньяка, которую он принес из кухни. Чуть погодя присел на диване и, ни слова не говоря, обнял меня. Так, в обнимку, и просидели мы молча с полчаса. С тоски и недоумения я потянулся к бутылке. Чем больше я пил, тем яснее понимал, что с Володей происходит что-то скверное, хотя мысль о наркотиках в голову и не пришла. К тому же сбивало с толку и спокойствие, если не сказать беспечность, Марины. Кому, как не ей, было судить о симптомах наркозависимости, жертвой которой столько лет был её старший сын Игорь. В тот же вечер она была в прекрасном настроении и, казалось, ничего подозрительного не замечала.

В гордом одиночестве оприходовав бутылку, я легко дал хозяевам уговорить себя переночевать у них. А Володя, поспав лишь несколько часов, уже с пяти утра был на ногах — превозмочь дремоту Времени мог только этот гибельный ритм. Позже Марина скажет: «Он берется за столько дел сразу, что непонятно, как до сих пор не надорвался».

* * *

Что ж ты резанул нас по сердцу, крутанулся, как детский волчок, и перенесся из этого света в тот, заставив всех скорчиться от боли в одуряющем мареве июльского пекла? 26 июля. Вечер. Коньяк. Фужер, другой, третий. Гулкий бой сердца, бессилие алкоголя и смутное ощущение вины. Подъезд твоего дома. Внезапное чувство страха в мрачной коробке лифта и пролеты, бесконечные пролеты лестниц. В гостиной в зловещем безмолвии сидят окаменевшие родители и близкие родственники. А на кухне — нездоровое возбуждение. Только что прилетевшая Марина, Сева Абдулов, Валерий Янклович, врач Игорь Годяев, кто-то еще. Чуть позже скорбящей Антигоной появится Белла Ахмадулина с нетрезвым Мессерером.

Всех их я не видел давно, очень давно. Янклович сразу же наливает мне полный стакан вина, а Сева растравляет сердце памятным экскурсом в минувшее: «А помнишь, как вы к племянницам Махно ездили?»

Видя мою оторопь, Марина великодушно пытается меня подбодрить: «Если тебе это приятно: он вспоминал о тебе, удивлялся, что ты так внезапно исчез. — И, после короткой паузы, движением головы она обозначает место твоего последнего присутствия в нашем бренном мире. — А ты что, еще его не видел? Он — там!»

И я медленно направляюсь к дверям кабинета на наше с тобой бесповоротно последнее свидание, мой любимый и неповторимый товарищ, мой звёздный земной друг.

До встречи. До неизбежной встречи...

Об авторе этой книги

До некоторых пор даже исследователям биографии и творчества Высоцкого этот человек был абсолютно незнаком. Из книги Марины Влади было известно о его близости к Высоцкому; но упоминалось лишь его имя Давид. Было непонятно — почему он не назван по фамилии? Почему никто из «здешних» друзей поэта о нём не говорит?

Впрочем, ситуацию отчасти объясняло то, что Марина Владимировна впоследствии назвала свою книгу не мемуарами, а художественной прозой: значительное количество несоответствий реальным событиям позволяло думать, что и этот эпизод вполне мог оказаться вымышленным. Потому никто особенно Давида не искал.

А через пару лет в прямом эфире ночной передачи « Третий глаз» телезрители увидели некоего «народного целителя» Давида Егорова, который доверительно рассказывал полуночникам, что М. Влади пишет именно о нём, что он «лечил Высоцкого», был с ним дружен, и т.д. и т.п. Армия оказывавших Высоцкому медицинскую помощь уже тогда была сравнима с количеством его «близких друзей» и неумолимо подбиралась к количеству выпивавших с ним, - и потому верилось в эту историю с трудом.

Именно по поводу передачи «Третий глаз» мы впервые услышали от Нины Максимовны Высоцкой о настоящем Давиде — переводчике с итальянского, работавшем в области кино и, в частности, на съёмках совместных советско-итальянских фильмов «Красная палатка» и «Ватерлоо». Однако тогда же выяснилось, что он переехал на другую квартиру, по новому номеру дозвониться нам не удалось, возникли сомнения в правильности этого номера.

К тому же не очень верилось, что человек, который в течение многих лет не попытался заявить о своей дружбе с Высоцким и практически никак не был «засвечен» его ближайшим окружением, а также вездесущими журналистами, может и впрямь оказаться очень полезным для пополнения наших знаний о биографии поэта. И потому встреча с ним, как нам в музее Высоцкого тогда казалось, вполне могла быть отложена на потом.

Ещё раз это имя всплыло в деепричастном обороте одной из заметок исследовательницы Л. Симаковой, которая, в связи с «Мерседесами» и «Ситроенами» вспоминала «Песню о двух красивых автомобилях» (1968). Со слов И.В. Кохановского она написала, что песня была «посвящена Татьяне Иваненко, дружившей с женой Давида Карапетяна, француженкой Мишель». Кто такой этот загадочный Карапетян, при этом не сообщалось.

Публикуя в 1997 году в альманахе «Мир Высоцкого» воспоминания Виктора Турова, где упоминается переводчик Давид Вартанян, мы были почти уверены, что речь в них идёт снова о том же человеке. Но тем не менее не стали давать никаких комментариев, а решили найти, наконец, его самого.

Думается, не стоит пытаться объяснить только ревностью, почему и близкий круг друзей Высоцкого, и многие актеры Таганки скрывали от журналистов и исследователей существование этого человека. А вот почему он сам ни разу не написал о Высоцком, не напросился на интервью, — красноречиво показал наш первый разговор. Когда мы позвонили и представились, Карапетян просто сказал: «Что же вы так поздно? Я давно жду вашего звонка...»

Не секрет, что многие мемуаристы, стараясь подчеркнуть свою близость к гиганту, снисходительно, а иногда панибратски, «похлопывают» его (умершего) по плечу: дескать, ругал я его, а он... В мемуарах о Высоцком поражает также почти полное отсутствие упоминаний «творческих» разговоров с ним, что и создает устойчивое впечатление об одиночестве художника. В нашем же случае биографам Высоцкого невероятно повезло, что познакомились два эти человека, когда Карапетян уже был влюблён в песни Высоцкого и ощущал масштаб и значение его дарования, — потому и относился к нему сразу как к «старшому брату» — поражался, впитывал, запоминал, старался помочь. Жаль вот, не вел дневников.