Михаил Малиновский - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Михаил Малиновский
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

От составителя

…Стремление представить избранные рассказы, написанные на сибирском материале русскими советскими прозаиками за последние десять-пятнадцать лет, и породило замысел этой книги, призванной не только пропагандировать произведения малой формы 60-70-х годов, но и вообще рассказ во всем его внутрижанровом богатстве.

Сборник формировался таким образом, чтобы персонажи рассказов образовали своего рода «групповой портрет» нашего современника-сибиряка, человека труда во всем многообразии проявлений его личности...

---

Не только пыль смывалась под душем. Обмывалась усталость, становилась легкой и светлой, так что приятно было держать ее в себе. В плотных струйках воды, в ее шуме и запахе бесследно растворялась досада, накопившаяся за день от изнурительного ожидания на станции и плоских острот Блонского, от грубоватого заискивания начальника цеха и своей несдержанности, от Сергея и Вани Зуева… А на дно души оседала еще одна крупица чистого, доброго чувства, которое непостижимым образом воздействовало на сознание, так что оно наподобие локатора вылавливало из внешнего мира и фиксировало светлость в тени, радость в печали, значимость в мелочах.

Домой Надя ехала в новеньком автобусе ЛиАЗ. Выбоины и неровности дороги гасились под днищем чуткими рессорами. Навстречу тоже попадались такие автобусы — ликинские и львовские, отличающиеся бережным и плавным ходом, и Наде доставляло удовольствие, между прочим, думать, что их все больше появляется на улицах города.

Улицы сменяли одна другую. Деревья за окном казались обрызганными салатовым подростом, особенно заметным в начале летних сумерек, которые накапливаются под деревьями и у домов по-сибирски затяжно и так и не успевают подняться над землей, над городом, над домами и деревьями, сдерживаемые стойким загоризонтным светом. Сумерки мягко приняли Надю на автобусной остановке. Она шла в глубь жилмассива к своему девятнадцатому «Е» дому по асфальтовым дорожкам, на которых играли ребятишки, под распахнутыми окнами, из которых слышалась музыка, мимо людных скамеек у подъездов, шла неторопливо, благодарная неизвестным людям, которые, планируя жилмассив, думали и о ней, о ее настроении. Мир виделся ей иным, нежели совсем недавно из кабины КрАЗа, добрым и прекрасным, каким на самом деле он еще не стал, а вернее будет сказать, мир повернулся к ней доброй и прекрасной стороной, и таким он был желанен ей.

Издали Надя увидела раскрытую балконную дверь своей квартиры и по ней определила, что кто-то из родителей есть дома. На звонок вышла мать в просторном ситцевом халате и сразу, Надя еще не переступила порога, спросила настороженно:

— Сергея видела?

— Видела утром. — Надя легонько отстранила мать с дороги, говоря с улыбкой: — Может быть, позволишь сначала войти?

— А где же ты была? — продолжала мать в прежнем озабоченном тоне. — Он заходил после работы.

— Трудилась, мам. И проголодалась, конечно.

Надя прошла в кухню, заглянула в холодильник — молоко есть, к плите мать успела раньше — запалила газ, поставила закрытую сковородку на огонь.

— Сейчас котлеты разогреются, — говорила. — Мы давно поужинали, остыло все. Посиди минут пять.

Надя села за кухонный столик на отцовское место в углу.

— Говоришь, после работы был? — спросила о Сергее.

— Ну! — с готовностью отозвалась мать. — Отца увидел и проходить не стал. Наказал, чтобы ты завтра к трем часам пришла на Набережную. Он будет ждать, — Она ставила сковородку перед Надей, доставала из холодильника бидон с молоком, резала хлеб, подавала вилку и бокал, причем, делая все автоматически, держалась в мыслях за нитку разговора и, присев к столу, продолжала: — Вы что надумали? Расписаться хотите? Я весь вечер переживала. С отцом не поговоришь — у него один ответ: сама большая. Тебя нету и нету… Я уж думала: разве можно помимо родителей?

— Да с чего ты взяла? — удивилась Надя, рассчитывая снять беспокойство с матери своим удивлением.

За последние годы мать резко сдала. Прежде приходила с работы энергичная, переделывала кучу дел дома и отшучивалась, что на складе отдохнет. Действительно, не такая уж утомительная работа быть кладовщиком в цехе. Надя уже в десятом классе училась, а понятия не имела, как приготовить обед, что такое субботняя приборка или большая стирка. Теперь же мать возвращалась с работы усталая непонятно от чего и безучастная, переодевалась в помятый халат и, кое-как осилив совсем уж неотложное — ужин приготовить или постирать чулки, включала телевизор и тут же засыпала одетая на диване, не разобрав постели. Это превращение началось, пожалуй, после того, как отец все чаще стал приходить домой выпившим. Надя постепенно и незаметно привыкла оберегать мать от своих дел и забот, иногда сознательно ради ее спокойствия шла на обман. Не пройдя по конкурсу в педагогический институт, она сказала матери, что поступила на заочный факультет. Через год она действительно стала студенткой-заочницей, только не педагогического института, а автодорожного, а матери пришлось говорить, что перевелась из-за работы, что специальность экономиста теперь ей больше нравится. Уже закончила второй курс, а мать так и не подозревает о пропущенном годе, о ее тогдашних метаниях. Отец предлагал свою помощь — Надя была откровенна с ним, обещал устроить в свой цех автоматов. Он механик-самоучка, на заводе его ценят, и, конечно, уважили бы его просьбу. Но Наде необходимо было самоуважение. «Сама большая, — сказал тогда отец, соглашаясь с ней. — Устраивайся, где хочешь. Только смотри не уложи мать в постель». И вообще он умница. И матери до сих пор не проговорился. А вот Сергея невзлюбил с первого взгляда. Из молодых да ранний, говорит, такие деляги-разумники у них в цехе долго не держатся. Надя поначалу, оскорбляясь за Сергея, вступала в спор. Но отца не переубедишь. И она стала избегать разговоров о Сергее дома, как вот сегодня с матерью. Ее оставил равнодушной приход Сергея, что она отметила с недоумением. Родительская опека утомила ее. Вздохи матери за спиной, молчаливость отца она принимала на свой счет. Пора уж определиться в жизни, быть самостоятельной и независимой. Сергей убеждал ее, что для этого необходима прежде всего материальная база — квартира, мебель, постоянный доход. Что верно, то верно, соглашалась Надя. И ждала. Но не такого разговора ждала, какой состоялся утром с Сергеем: на ходу, между делом. А если прав отец? Квартира построена, мебель есть, теперь подошла очередь обзаводиться женой…

Мать не поверила словам Нади.

— Вижу я, — сказала, — к чему у вас идет. По нему вижу. Такой требовательный… Уже теперь. — И закончила с устоявшейся горечью в голосе: — А разузнать не у кого.

— Ну что ты, мама! — запротестовала Надя, задетая именно этой горечью. — Ничего еще не ясно, нечего тебе разузнавать. Просто Сергей хочет познакомить меня с родителями. Новоселье у них завтра, родственники соберутся.

— Какое ж новоселье? С марта живут…

— Устраивались, готовились, — живо возразила Надя. — У них все солидно делается.

— Так чего ты сидишь-то со мной, господи? Надо что-то делать.

— Вот поужинаю, буду посуду мыть, — ответила Надя с улыбкой. — А ты что предлагаешь?

— Помыться надо, платья посмотреть, о прическе подумать… И не улыбайся! Что, такая вот явишься?

Надя совсем развеселилась.

— А вдруг не понравлюсь, мам? И буду сидеть как дура с вымытой шеей.

Мать улыбнулась несмело и сразу погасила улыбку.

— И правда, Надя, а? Как-то не так это, шиворот-на-выворот как-то.

— Не переживай ты, не переживай! — Надя стала убирать со стола, удержав мать на месте. — Посиди, управлюсь без тебя… Не маленькая, поди, сама разберусь.

Мать вздохнула, не сказала ничего, но опять поникла. Надя взяла ее за сухие плечи, заглянула в усталые глаза.

— Ну?

— Вы с отцом давно без меня обходитесь…

Чувствуя, что любой ответ, даже самый правдивый, прозвучал бы сейчас фальшиво, Надя подняла мать за плечи с табуретки и направила в большую комнату.

— Пойдем к телевизору, посмотрим что-нибудь.

Экран телевизора светился, а звук был совсем приглушен. Надя прибавила громкость, села с матерью на диван и увидела отца, который лежал на дорожке головой к балконной двери. Взяв две подушки с кровати, она подала одну матери, а другую подложила под голову отцу. Он приоткрыл глаза, сказал сонно, дотронувшись рукой до ее ноги:

— Спасибо, дочка.

Под глазами синие мешки, лицо в седой щетине, кожа на шее взялась глубокими морщинами — старый уже. А мать? Надя порывисто оглянулась на нее. И она… Тоже заметно постарела. Держит подушку на коленях и не в телевизор смотрит, а на Надю. Взгляды встретились и разошлись.

К родителям пришла старость. А просто ли принять ее? Легко ли сжиться с ней… Как же Надя раньше не заметила ее? Тяготилась отцом, таилась от матери, жаловалась Сергею, какие они недоверчивые и назойливые, и… приближала тем самым и без того недалекую безрадостную встречу. Надя молча вернулась на диван. Мать не шелохнулась.

— У нас с отцом по-другому было, уважительно…

— Я знаю, — ответила Надя в прежней манере, но быстро поправилась: — Ты не беспокойся… Дай сюда подушку, ложись… Я ведь завтра работаю. К восьми часам надо. Если управлюсь пораньше, видно будет… Ну, правда, мам, не знаю я… А наряжаться не буду. Какая уж есть.