Коллектив авторов - Классициум (сборник)

• Название: Классициум (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-904919-31-3

Двадцатый век. Век стремительного взлета человечества, век атома, электричества и покорения Солнечной системы. Человеческая нога ступила на Марс, Венеру и спутники больших планет. Но одновременно двадцатое столетие это и гибель древнейшей марсианской культуры, и жестокие колониальные войны, и бунты, и мятежи, и Четвёртый Рейх на красной планете… Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Владимир Набоков, Александр Грин, Василий Шукшин, Николай Гумилев и другие классики мировой литературы в новом проекте издательства «Снежный Ком»!

---

И вообще, почему я не учитываю вариант, при котором все мои мысли об идеальном тексте, все выводы о причинах собственного долголетия и связанные с ними действия, не более чем следствия старческого маразма?

Да нет, этого быть не может. Время пощадило мой разум. Разум – как мускулы у борца. До тех пор, пока ты даешь им достаточную нагрузку, они не одрябнут и не подведут.

– Ты опять замолчал, вредный старикашка… рассказывай, да поживее.

Потемневшие глаза и сурово сжатые губы, а руки стиснуты перед грудью, словно она пытается удержать нечто очень ценное, дорогое.

Ну да – разгадка. Она самая.

– Хорошо, деточка, – промолвил я. – Ты получишь обещанное, прямо сейчас.

– Говори.

Она даже подалась ко мне, и я вдруг почувствовал легкий аромат духов, слегка сладковатый, но не назойливый, к которому примешивался еще и ее собственный запах, привлекательный и слегка возбуждающий, наводящий на мысли о чистоте и молодости.

Как бы мы не мудрствовали, подумал я, запахи, вот что управляет нашей жизнью. И это – нормально, естественно. Мы всё еще принадлежим природе, даже открещиваясь от нее всеми силами. Как может измениться наш мир, если я все-таки заговорю ее голосом? Что она пожелает для тех, кто ее всё время предает, кто пытается от нее отделиться? Армагеддон? Сомнительно. Для него нужны более веские причины.

– Ну же… не молчи. Время уходит.

Я вздохнул.

Воистину…

– В общем, всё очень просто. Жизнь состоит из целого набора происшествий, эпизодов. Многие из них вытекают друг из друга, соединены причинными связями. Я их называю историями. Историй этих, как ты понимаешь, огромное количество. Все они сплетены друг с другом, и большая часть не стоит выеденного яйца.

– Что ты имеешь в виду?

– Не более сказанного. Большая часть историй – банальна и повествует, к примеру, о жизни какого-нибудь мелкого ремесленника и белошвейки. Начинается она, как и положено, со встречи, потом следует любовь, женитьба. Ясное дело, у них появляются дети, они их растят, считают копейки, ссорятся, мирятся, пьют горькую, изменяют, и так постепенно продвигаются к могиле. После – финиш, каменная плита, и на этом история заканчивается. Как я и сказал, она относится к заурядным, имя им – легион.

– Ты имеешь в виду стандартные, бытовые истории, не так ли? – спросила она.

Умница, просто – умница.

– Вот именно, – кивнул я. – Бытовые, состоящие из символов, о которых я уже упомянул. Любовь, расставания, встречи, снова любовь, рождение новой жизни и смерть. Эти истории я еще называю хрупкими. Они зависят от случая, от личной воли их участников и еще от стечения многих обстоятельств. Проще говоря, они не стабильны, они могут легко измениться.

– Хорошо. А что дальше?

– Есть и другие истории. Крепкие. Истории фатума. Их гораздо меньше, но всё же обычному человеку можно запросто к одной из них прикоснуться, поскольку они, как правило, включают в себя судьбы многих людей, даже судьбы целых государств. Они имеют большое влияние на историю, от них частенько зависит, каким путем она пойдет. В них вплетено множество бытовых историй. Понимаешь?

– Не очень.

– В зарождении такой истории почти наверняка участвуют могущественные, высокопоставленные особы, она густо замешана на секретах государственного уровня, но постепенно, включая в себя всё больше и больше людей, их бытовых историй, становится… очень разной, пестрой, массовой, я бы сказал. И еще в ее основе, как правило, лежит какая-то богатая на возможности идея, способная пленить умы людей. К примеру, идея крестовых походов. История фатума словно магнитом притягивает к себе всех нужных для ее развития и роста. С какого-то момента она становится уже настолько сильной, что сопротивляться ее приказам не в человеческих силах. Попавшего в ее зону влияния она не мытьем, так катаньем заставит совершить те или иные, необходимые для нее поступки.

Мэри покачала головой.

– О чем ты? О каких историях?

Я вздохнул.

Ну да, без пояснений не обойдешься, ну никак.

– Ты знаешь, что этим миром правит случайность только на первый, неискушенный взгляд? Если присмотреться и пошевелить мозгами, то становится ясно, что те или иные поступки людей, как поодиночке, так и в массе, подчиняются определенным законам. Какие-то из них уже вычислены, а о других никто пока не имеет понятия. Например о законе, благодаря которому мир держится на событиях – связанных между собой причинами и следствиями, соединенных ими в нечто, именуемое историей, которая обладает началом, действием, а с течением времени неизбежно обрывается, заканчивается. Написать формулу, по которой действует этот закон, я не смогу. Мне известно лишь о его существовании.

– Ближе к делу, загадочный предок. Нечего ходить вокруг да около.

Я ухмыльнулся.

– Собственно, именно с этих рассуждений я некогда и начал, в той, давней жизни, ныне кажущейся мне совершенно нереальной, жизни обычного человека и писателя, обреченного сойти в землю в пределах отпущенного для большей части людей срока. Как-то прочитав в Ричмонде лекцию «О поэтическом принципе», я гулял по городу. Мне захотелось отдохнуть, и я присел на скамейку в парке. Глядя на лебедей, плавающих в расположенном неподалеку пруду, я набрел на предположение о наличии такого закона. Я прекрасно понимал, что доказать его существование невозможно. Точнее – для этого пришлось бы опросить огромное количество людей, сопоставить их ответы и высчитать вероятность тех или иных событий. Хоть какие-то доказательства могли появиться, если бы удалось обнаружить отклонения от расчетов. К сожалению, для подобных исследований у меня не имелось ни времени, ни денег.

– Деньги у тебя появились только тогда, когда ты бросил писать?

Я кивнул.

– Верное наблюдение. Могу я продолжить?

– Я слушаю более чем внимательно.

– В общем, мне было понятно, что предположение о существовании историй чисто умозрительно и годится лишь как основа для очередного рассказа. Собственно, так я его и воспринимал, пока не натолкнулся на мысль, показавшуюся мне еще более любопытной. А не могут ли существовать, спросил я себя, истории и еще одного вида, более могущественные? Если они все-таки есть, тогда почему одна из них, самая сильная, до сих пор не захватила мир, почему он до сих пор не подчинен ей полностью? При каких условиях такое возможно?

– И при каких?

– Только в том случае, если эти истории тайные, – ответил я.

– В каком смысле? – спросила Мэри. – Какие еще тайные истории?

Я развел руками.

– В тот момент это были всего лишь умозрительные построения. Они подчинялись только законам писательской логики и правдоподобия рассказа, частью которого им надлежало стать.

– Принято.

– Хорошо, продолжаю. Тайные истории, думал я, на чем они держатся, как может проявляться их сила?

– На том, что их никто, никогда не узнает?

Предположив это, моя собеседница не удержалась и задорно улыбнулась. Всё рассказанное мной ей по-прежнему казалось забавным.

Я беззвучно поаплодировал.

– Браво! Верно, они ориентированы на тайну. Им не нужно завоевывать мир, они и так способны им править исподтишка. Огласка – мешает. Значит, обнаружить их должно быть очень трудно. Ну а самая лучшая для них маскировка на свете – спрятаться в ворохе пустяков, домыслов, досужих слухов, недостоверных сведений.

– Сумасшедший старикан, ты говоришь про эти истории так, словно они – живые существа.

Теперь в голосе моей сиделки слышалась легкая тревога.

– Писатели все – безумны. Разве ты не знала? – спросил я.

– Вот как?

Я чуть не брякнул «тебе это должно быть отлично известно», но удержался и ограничился лишь тем, что промолвил:

– Вот как-нибудь познакомишься еще с одним, двумя и убедишься, что я не исключение.

– Возможно, так и есть, – задумчиво сказала она. – Давай вернемся к историям.

– Хорошо, вернемся. К тому времени, когда я притопал к возможности существования тайных историй, все эти мысленные построения меня уже довольно прилично забавляли. Поэтому я с большой охотой продолжил размышления и пришел к выводу, что тайных историй должно быть предостаточно в области религии. Ковчег завета, священный Грааль, копье Лонгиниуса. Вот образцы таких историй, решил я. Потом мне пришло в голову, что это может быть одной историей, только имеющей три ответвления. Впрочем, это сейчас не так важно. Главное то, что тайные истории ловко маскируются, добраться до их сути очень трудно, но тот, кто умудрится это сделать…

– Получит бессмертие?

– Будет их пленником, навсегда станет их частью.

– Ага, понятно, – нахмурилась она. – И ты, значит, престарелый Улисс, попытался историю о трех ответвлениях разгадать?

– И не подумал даже, – ответил я. – С первого взгляда было ясно, что такой подвиг потребует просто чудовищных усилий, поскольку она окутала себя буквально лабиринтом логических ловушек, приводящих к безумию, фактов, кажущихся многозначительными, но на самом деле, подсунутых лишь для того чтобы отнять у исследователя время и силы, да и попросту вранья, умолчаний, искаженных легенд… В общем, за эту историю не следовало браться.