Алексей Котенев - Грозовой август

• Название: Грозовой август
• Автор: Алексей Котенев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман посвящен событиям, развернувшимся в августе — сентябре 1945 года на Востоке, когда Советская Армия, выполняя свои союзнические обязательства, разгромила миллионную Квантунскую армию — главную агрессивную силу японского империализма, что явилось достойным завершением победы советского народа в Великой Отечественной войне. Многие эпизоды романа убеждают в том, что автор — очевидец этих событий.

---

Безлюдно было на узкой однобокой улочке, прижатой к рельсовым путям. Лишь у самого вокзала Иволгин увидел бородатого старика с густой копной всклокоченных волос. Ветер трепал его седую гриву. Старик размашисто шагал по мостовой — спешил, видно, к вокзалу. Заслышав шум мотора, обернулся, но не посторонился. Вышел на самую середину мостовой, взмахнул суковатой палкой, что-то прокричал. Всмотрелись десантники и узнали в старике «красного попа», которого повстречали у мукденского арсенала.

— Ну, конечно, он! — сощурился Иволгин, защищаясь ладонью от летевшей с путей угольной пыли.

Танк остановился. Старик проворно подошел к борту машины, резким движением вынул что-то из-за пазухи и подал Иволгину. Это был старинный русский орден Станислава с мечами — такой же, как у дирижера Шатрова.

— Я заслужил его под Мукденом, — стараясь перекричать шум двигателя, пробасил поп. — Возьмите его, герои новой России!

— В музей бригады! — решил Иволгин и передал орден Посохину, как самому бережливому бойцу взвода.

В это время к ним подъехали на машине Державин и Русанов.

— Да это же отец Варсонофий, про которого я тебе рассказывал, — удивился Викентий Иванович.

Державин пристально посмотрел на стоявшего у танка бородача. Брови генерала нахмурились, лицо покрылось багровыми пятнами. Никто не знал, что творилось в эту минуту в душе у генерала. Перед ним стоял его бывший друг-однополчанин, с которым они вместе перешли из царской армии на сторону революции, вместе сражались с белыми — тот самый штабс-капитан Мещерский, который потом изменил полку, покинул Родину и уплыл темной ночью в лодке за Амур. Вот это встреча! Генерал вышел из машины. Все притихли, механик-водитель заглушил мотор.

— Ты?! Ты ли это, Мстислав Удалой? — спросил Державин, сверля глазами насупившегося попа.

— Я, Георгий... — растерянно проронил старик. — Пришел вот взглянуть на Россию...

— Ну что ж, взгляни... Не пропала она без тебя, живет, как видишь, и здравствует.

Отставной штабс-капитан Мещерский опустил голову, проговорил дрогнувшим голосом:

— И почему ты не зарубил меня там, на Амуре?

Державин с горькой брезгливостью смотрел на жалкого старца и не знал, что ему сказать. Какими словами можно выразить вот так, сразу, и гнев, и презрение, и щемящую досаду? Взбалмошный однополчанин совершил тяжкое преступление. А потом терзался, клял себя. Остатки совести не позволили ему примкнуть к вражескому стану, пойти к атаману Семенову. Сколько страданий перенес, должно быть, этот раскаявшийся грешник!

— Довела тебя судьбинушка, домыкала... — покачал головой Державин.

— Знал, что так скажешь, и не хотел с тобой встречаться в таком наряде, — пробормотал Мещерский.

— Отчего же?

«Красный поп» подошел ближе, сказал тихо, не поднимая глаз:

— Помнишь притчу об орлах, которую я рассказывал тебе на Амуре? Подбитый орел не падает вниз на глазах у охотника...

— Притча хорошая, только не к месту она, — усмехнулся Державин. — Я ведь не охотник на орлов. Да и ты не вышел в орлы, Мстислав Удалой. Не вышел...

Генерал покачал головой, помолчал, не зная, что еще сказать этому человеку, потом, как бы очнувшись, глянул на часы, вскинул рассеченную бровь:

— Однако что же мы стоим? Пора, пора!.. Ну, прощай, батюшка! Дела не ждут... — сказал он попу и направился к эшелону, куда бежали китайцы, американские и английские солдаты попрощаться с десантниками. — Вишь ты, где довелось повстречаться. Тесен мир!

Отец Варсонофий доплелся до железнодорожной ограды, глянул полными тоски глазами на паровоз под парами напротив вокзала, на гомонящую толпу.

— Не вышел... Не вышел... — вздохнул старик, отыскивая глазами Державина. — Видно, он был прав, а не ты, Мстислав Удалой...

Мимо вокзала с тяжелым стуком покатился груженный танками эшелон. Машины стояли на платформах ровным строем, и отставному штабс-капитану показалось, что они развертываются для атаки.

— Вот она, стальная Россия! — воскликнул поп. — Кто бы мог подумать? Только не ему, а мне следовало вести эти танки по маньчжурским полям. Да, мне! Может, и я был рожден для большого дела. Не вышел... Слышит ли под землей этот стук наш Зарайский полк? Пора и мне к зарайским. Зажился ты на земле, отец Варсонофий! Пора подыхать. Не вышел...

Паровозный дым прошелся над местом, где только что встретилось прошлое с настоящим, пахнул гаревым облаком и растаял...

Эшелон с танками, зачехленными орудиями, грузовиками, устремленными в небо зенитками мчался на юг. Встречный ветер срезал вылетавшие из паровозной трубы клубы дыма, рассеивал их у железнодорожной насыпи. Мохнатые серые клочья тянулись за поездом, ложились на придорожные ярко-зеленые холмы и низины.

На платформах толкучка, суета. Танкисты и десантники, не видевшиеся полторы недели, шумно приветствовали друг друга, шутили, смеялись. Ветер холодил их разгоряченные лица, трепал солдатские чубы, парусом надувал гимнастерки.

Бойцы не знали, куда идет эшелон, но почему-то предчувствовали: не иначе — в Порт-Артур! Куда же ему еще идти?

Слева от железнодорожного полотна поднимались невысокие горы, заросшие ясенем, орешником, липой. К самому полотну подступали увитые лианами низкорослые дубки, на вершинах зеленели ели и сосны. По правую сторону простиралась равнина, засеянная соей и чумизой, вдоль речки виднелись рисовые поля.

Остался позади заросший садами Ляоян. Показались в черном дыму высокие трубы Аньшаньского сталелитейного завода концерна Аюкавы. Повеяло гарью, угольной пылью.

Иволгин и Хлобыстов лежали на брезенте у гусеницы танка. Они о многом переговорили, и теперь каждый думал о своем. Иволгину вспомнилось, как он ехал весной на «пятьсот веселом» на службу в Забайкалье. Вот так же поблескивали на солнце рельсы, стучали вагонные колеса. Вспомнились дед Ферапонт, тетка Настасья и щербатый Гришка. Генерал Державин говорил, что они останутся жить в Притаежном, приглашал к ним после войны на медовый сбор. Может быть, махнуть? «А как же Клены?» — подумал Сергей и пожалел, что в Кленах у него нет ни кола, ни двора — никакой родни.

Паровозный свисток у переезда вывел Иволгина из задумчивости. Он обнял сидевшего рядом с ним Ю-ю, потом достал из танка сигнальную трубу, уселся на брезенте, стал учить его играть «сбор». Хлобыстов подивился тому, как быстро китайчонок улавливал мотив, верно и четко выводил мелодию.

— Вот, чертенок, как схватывает!

— Имей в виду, это будет китайский Орленок! Точно тебе говорю, — уверял Иволгин, довольный успехами своего ученика. И запел вполголоса песню про орленка. Хлобыстов хотел было подтянуть, но побоялся испортить песню.

Эшелон подошел к станции с двумя каменными домами и рассыпанными вокруг фанзами.

Поодаль у гаолянового поля темнела толпа народа. Китайцы о чем-то спорили, размахивали руками, вокруг бегали, подпрыгивая, полуголые ребятишки. В толпе был виден рослый китаец, в руках саженная мерка из бамбука.

— Это они арифметику Посохина применяют. Отнять и разделить.

— Землю делят... Точно, делят!

— Смотрите — у некоторых винтовки.

— Так и должно быть, — одобрил Поликарп. — Отнять землю у захребетчиков и разделить. А потом пусть прибавляют да умножают. Это их дело.

Китайцы, увидев эшелон, замахали руками. Илько Цыбуля тряхнул над головой пилоткой, с минуту помолчал, глядя на прыгающих от радости китайчат, прочел комаровские строки:

И маньчжур на ломаном наречьи
Нас за всэ, за всэ благодарить...

Поезд прошел станцию без остановки, гаоляновое поле осталось позади. Солдаты принялись обсуждать, кем же будет Ю-ю после революции в Китае.

— Танкистом он будет! — отрубил Гиренок.

— Лучше комбайнером! — возразил Хлобыстов. — В Китае теперь колхозы будут, значит, и комбайны появятся.

— Летчиком он будет. Вы представляете — рикша на самолете!

— Нет, ребята, быть ему наркомом путей сообщения! — перекричал всех Юртайкин. — Рикша управляет транспортом всего Китая! Вот это здорово!

Ю-ю заливался смехом. Он готов был стать и комбайнером, и летчиком, и танкистом — только бы его не били да кормили.

— А эту трубу дарю тебе на память. Труби, парень, на всю Азию! — сказал Иволгин.

Бойцы сгрудились у палаток, натянутых между танками и студебеккерами, достали хлеб, консервы, сало, принесли чаю.

— К этому сальцу еще бы кой-чего, — щелкнул пальцами Сеня Юртайкин. — И как не догадались прихватить?

— Кто не догадался, а кто и догадался. — Посохин достал фляжку, потряс ею перед ухом Юртайкина и наполнил алюминиевый стаканчик ханшином. Знаменитая посохинская фляжка предстала в своем третьем назначении!

— Поликарп Агафонович! — взмолился Юртайкин. — Не обнеси ради такого случая.