Лайза Роугек - Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество

• Название: Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество
• Автор: Лайза Роугек
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-17-070665-5, 978-5-271-38254-3

Стивен Кинг.

Один из самых популярных и коммерчески успешных авторов XX века?

Талантливый фантаст, автор сериала «Темная Башня», имеющего даже не культовый, а мифический статус?

Поэт, литературный критик и публицист?

Все это — и многое другое?

Кем же считает себя САМ Стивен Кинг?

Как оценивает свой грандиозный литературный успех? По каким причинам время от времени собирается бросить писать — или по крайней мере отказаться от «ужастиков», сделавших его кумиром миллионов читателей по всему миру?

Кто расскажет об этом лучше, чем сам Король Ужасов?..

---

«У меня тут же что-то щелкнуло в мозгу, — рассказывает Стив. — Я подумал, это же по-настоящему, взаправду, на самом деле может произойти! Вот так я и распрощался с „Братьями Харди“ и с подростковым чтивом».

Прогресс был налицо: от Макбейна Стив перешел к Эдгару Аллану По и Джону Д. Макдональду. Вскоре он уже взахлеб зачитывался классическим хоррором и детективом и бежал в первых рядах среди встречающих «Книгомобиль».

Стив по-прежнему, как и в Коннектикуте, частенько проводил субботние вечера в темном кинозале, став завсегдатаем кинотеатра «Ритц» в Льюистоне. Из-за высокого роста юного покупателя кассир то и дело норовил стребовать с подростка как за взрослый билет, и у Стива вошло в привычку на всякий случай носить в кармане свидетельство о рождении.

Шло время, и Стив все чаще искал прибежище в книгах и фильмах. Маленькая дружная семья из трех человек теперь жила вместе, никто не собирался их разлучать, но возвращение в родные места оказалось далеко не радужным, а жизнь стала только сложнее — особенно для Рут.

Почти десять лет Кинги перебивались без наличных денег, существуя за счет обмена вещами и подачек от родни — кто-то мешок с продуктами привезет, кто-то поделится ненужной поношенной одеждой. Каждое лето колодец на их участке неизменно пересыхал, и приходилось тащить ведра за полмили из дома Этелин. В доме не было ни ванны, ни душа, поэтому зимой мальчики ходили мыться к тете, а потом, распаренные, с мокрыми головами, возвращались домой по снегу.

Позже Стив сравнит их жизнь с издольщиной, где мать вкалывала как проклятая за мизерную плату. «Те годы стали самым несчастным временем в жизни мамы, — говорил он. — Денег не было, работать же приходилось круглые сутки — бабушка страдала от старческого маразма и недержания». Стирала Рут в старой стиральной машине с отжимом, и когда зимой она развешивала подгузники на бельевой веревке во дворе, от иссушающего сочетания щелочи и ледяной воды кожа на кистях растрескивалась и начинала кровоточить. Мать двоих детей, она так и не научилась водить автомобиль и зависела от других — постоянно приходилось просить кого-нибудь подвезти.

Обыденная близость смерти — от доверительного соседства с умершими членами семьи большая часть американцев успела отвыкнуть — также повлияла на формирующийся характер будущего писателя. Особенно после возвращения в Дарем. В пятидесятые и шестидесятые годы жители глубинки сельского Мэна по-прежнему самостоятельно заботились об умерших, обходясь без похоронных бюро. К тому же многим просто было нечем заплатить гробовщику. Стив повидал немало мертвецов — в основном тела престарелых родственников, выставленные для прощания в домах друзей, и еще одного утопленника, которого достали из пруда в Дареме.

В конце пятидесятых внимание американцев было приковано к кровавой эпопее Чарлза Старквезера. В компании четырнадцатилетней подружки Кэрил Фугейт девятнадцатилетний Старквезер пустился во все тяжкие, за два зимних месяца 1957/58-го убив одиннадцать человек в Небраске и Вайоминге — в числе прочих мать, отчима и сестру Фугейт. Старквезера поймали, осудили и казнили в 1959-м, а Фугейт получила пожизненный срок и освободилась в 1976 году условно-досрочно.

Стив, еще совсем ребенок, был заворожен серийным убийцей и в то же время чувствовал к нему отвращение, кровавые похождения манили и отталкивали одновременно — и Стив начал вести что-то вроде альбома, куда наклеивал газетные вырезки, посвященные преступлениям Старквезера. Он часами мог сидеть, разглядывая фотографии осужденного убийцы, стараясь понять, что же вдруг пошло не так.

Само собой разумеется, Рут не одобрила очередное увлечение одиннадцатилетнего ребенка. «Боже правый, да ты совсем свихнулся», — сказала она, наткнувшись на альбом с вырезками. Стив объяснил матери: он изучает Старквезера, чтобы, встретив на улице человека с такими потухшими глазами, вовремя распознать убийцу и отойти в сторонку. Впрочем, уже тогда, в раннем возрасте, он осознавал, что дело не только в этом.

«Всегда тянет посмотреть на чужой труп, — рассказывал он. — Это стремление не меняется в зависимости от цивилизации или общества, оно генетически заложено в человеческую психику, вполне законная необходимость сравнить себя с бедолагами, которым не повезло, и заявить: „У меня все хорошо“».

«Чарлз Старквезер казался мне абсолютным воплощением пустоты. Человек — черная дыра, именно это в нем и привлекало. Я его изучал — но не потому, что старался на него походить, ни в коем случае: напротив, я хотел при встрече поскорее убраться с дороги. Отчасти это можно было увидеть в его глазах. В них что-то отсутствовало. Хотя я понимал, что эта пустота есть и во мне, и во многих людях».

Однако за увлечением Старквезером стояло и нечто другое. «Голосок в моей голове нашептывал: „Ты будешь писать о таких, как он, всю свою жизнь, вот же она, твоя первая строка, не упусти ее, ВПЕРЕД!“»

Детство Стива почти не отличалось от детства других мальчишек в пятидесятых: он проводил время с друзьями, возился с машинами в автомастерской и слушал рок-н-ролл. Первой приобретенной им грампластинкой стал сингл Элвиса Пресли с «Охотничьей собакой» на лицевой стороне и «Не будь жестокой» — на обратной. Он крутил запись снова и снова, заиграв обе стороны до дыр. «Я словно нашел что-то очень, очень мощное, как наркотик. С его помощью ты становился значительнее, чем был на самом деле. Ты становился крутым, даже если в реальности таким и не был».

Однако, став подростком, Стив начал слегка выделяться среди ровесников своей эксцентричностью. Например, мог спокойно заявиться в гости к другу в тапочках — вероятно, забывал переобуться из-за огромного количества мыслей, роившихся в голове.

Ему нередко доводилось чувствовать себя изгоем, но с ранних лет он научился об этом помалкивать. «Некоторые мысли я предпочитал держать при себе. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-нибудь о них узнал. Мне казалось, если другие догадаются, что я на самом деле думаю о некоторых вещах, я как будто потеряю часть себя. Не то чтобы я стыдился своих мыслей — скорее не желал никого посвящать, пока сам не разберусь».

Стив выяснил, что единственный способ этого добиться — записать свои мысли.

В 1959 году Дэвид где-то раздобыл старый мимеограф, и братья решили издавать местный информационный вестник. По цене пять центов за экземпляр они создавали и распространяли «Листок Дэйва» среди соседей по Западному Дарему. Дэйв отвечал за местные новости, а Стив писал рецензии на любимые телешоу и фильмы, а также короткие рассказы. Соседям понравилось их начинание, многие покупали сразу по несколько экземпляров, однако через пару месяцев интерес Дэйва к вестнику угас.

Стив не стал горевать, ведь теперь он мог уделять больше времени сочинительству собственных рассказов и чтению книг. В Западном Дареме Стив начал подолгу прогуливаться после обеда, уткнувшись носом в книгу, — привычка, которую он сохранит на всю жизнь. И Рут, и Дэвид разделяли его любовь к чтению — нередко можно было увидеть всех троих сидящими за обеденным столом, каждый со своей книжкой, — но Стив проглатывал больше литературы, чем мать и брат, вместе взятые. Он терялся в этом обилии сюжетов и одновременно начинал подмечать, как разные авторы рассказывают свои истории, как писатель создает напряжение и заставляет его, Стива, сопереживать — или не сопереживать — персонажам. Из каждой прочитанной книги он узнавал что-то новое, а ему все было мало.

И писал он теперь почти столько же, сколько читал. Каждую свободную минуту, когда не был в школе и не помогал матери по дому, он проводил за книгой или за написанием рассказов.

Когда Рут купила сыну огромную подержанную печатную машинку «ундервуд» за тридцать пять долларов, он решил, что теперь у него есть все необходимое для начала писательской карьеры, и стал предлагать свои рассказы в дешевые детективные и фантастические журналы, которыми много лет зачитывался. Он писал после занятий и в выходные и редко покидал свою спальню на чердаке во время летних каникул. «Все лето я проводил наверху, в одних трусах, вкалывая до седьмого пота». Стив так много писал, что у машинки сломалась буква «М» и пришлось дописывать отсутствующие буквы от руки на каждой странице рукописи.

Чем больше он писал, тем лучше себя чувствовал. Он нашел способ справляться с образами и мыслями, которые, как он считал, не поняли бы ни в его семье, ни в обществе. Его рассказы изобиловали кровавыми сценами насилия и жестокости — как и рассказы, которые он любил читать, — но писать их, выплескивать на бумагу жестокие порывы было лучше, чем копить в себе.

«Ребенком Стивен Кинг видел и пережил слишком многое для своего возраста, — говорит Джордж Бем, автор нескольких книг о Кинге и его творчестве. — Представьте себе чувствительного ребенка: дети не умеют редактировать, фильтровать, окидывать критическим взглядом происходящее вокруг. Я бы сказал, эти образы столь ярко проявились в его прозе, потому что ребенком он не имел возможности их отфильтровать. Он просто впитывал как губка, и это глубоко его затронуло».