Уинифред Леннокс - Русалочка в черном

• Название: Русалочка в черном
• Автор: Уинифред Леннокс
• Издательство: Панорама
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-7024-1060-2

Она совсем юная, а страдания уже оставили в ее иссиня-черных волосах серебряную прядь. Предательство возлюбленного, смерть ребенка… Разве после всего случившегося можно поверить колдунье с библейским именем Мириам, что счастье для нее, Памелы О'Доннел, еще возможно?

---

— Дыши, маленькая дрянь! — Над нею склонилась седая женщина в роговых очках, прижимая к ее лицу кислородную маску. — Дыши, я кому сказала!

Сделав нечеловеческое усилие, Памела оттолкнула маску.

— Не хочу. Не хочу жить… Не хочу этого ре-ребенка… Отпустите меня!

Очередная судорога боли скрутила ее, и Памела забилась в руках врача и акушерки, хрипя и задыхаясь.

— Не выйдет! Тебе уже семнадцать, ты сильная и здоровая.

— Я все равно не стану жить… — прошептала она посиневшими губами, когда боль слегка отпустила. — Вы… вы ничего не знаете…

— А о ребенке подумала? Он вот-вот появится на свет, а ты уже ненавидишь его! — Теплая ладонь пожилой женщины-врача легла на горячий лоб роженицы. — Ну полно, успокойся! Скоро ты познакомишься с малышом, и тогда…

— Не-е-ет! — отчаянно закричала Памела. — Отпустите меня!

— Черта с два, дыши! Сестра, маску! — Врач была неумолима. — И приготовьте все для наркоза. Кажется, пора…

Памела извивалась, вырывалась, но тщетно: в вену впилась тонкая игла, словно хоботок неведомого кровососа, перед глазами замелькали какие-то искорки, и она стала плавно погружаться туда, где не было ни боли, ни темного ужаса перед грядущим… Неужели это конец?

Очнувшись, она испытала поистине райское блаженство, заключавшееся в отсутствии боли. Широко раскрыв в темноте глаза, облизнула искусанные, вспухшие губы. Постепенно из окружающего мрака выплыли очертания спинки кровати, ночного столика, крошечной колыбельки…

Памелу подбросило словно пружиной. Ребенок! Он все-таки родился. И она жива…

От резкого движения внутри снова пробудилась боль, но Памела уже не думала о ней. Двадцать восьмое июня. День ее рождения. И его…

Подойти к колыбельке? Нет, никогда! Она с трудом выпростала из-под казенной простыни длинные ноги, спустила их на пол, выпрямилась… Приступ дурноты едва не испортил все дело, но Памела успела ухватиться за спинку кровати.

Видимо, ребенок в колыбельке что-то почувствовал — зашевелился, закряхтел, потом заплакал. Плач этот, горький и отчаянный, подействовал на юную мать словно удар тока — Памела задрожала всем телом, сделала шаг к колыбельке…

Ну и куда ты пойдешь, девочка? Домой, к матери, сердце которой разорвется от горя, узнай она о твоем позоре? Или пустишься вдогонку за Шоном, умоляя, упрашивая? Твоя ирландская гордость не позволит тебе ни того, ни другого, Ты сама знаешь. Самое лучшее — бежать, бежать без оглядки прямо сейчас.

Она только подойдет к колыбельке, только взглянет на дитя, родившееся в один день с нею…

Нет! Ты прекрасно понимаешь, дурочка: стоит тебе сделать это — и ты никогда уже не сможешь уйти!

Пересиливая боль и сковывающую тело усталость, борясь с головокружением, Памела подошла к окну, тихонько открыла тяжелую раму… Водосточная труба. Подойдет. Развитая мускулатура и на этот раз не подвела ее — спуститься со второго этажа оказалось плевым делом. А позади не умолкал зовущий младенческий крик…

Вот босые ноги коснулись влажной травы, вот она стремглав бежит прочь от клиники, больничная рубашка не достигает колен — а детский плач делается все громче… Ветви хлещут по лицу, рвут рубашку, Памела спотыкается о корень дерева, падает лицом вниз и теряет сознание. Только тут где-то далеко позади умолкает ребенок — или она просто перестает слышать его зов?..

Открыв глаза, Памела зажмурилась — солнце, стоящее почти в зените, буквально ослепило ее. С трудом поднявшись, она огляделась. Далеко убежать не удалось — до больничной ограды осталось несколько десятков метров. Ничего, даже при свете дня она сможет ускользнуть, и никто ее не остановит!

Но что это? В истерзанном теле обнаружился новый источник боли — груди налились и отяжелели, тонкая рубашка промокла насквозь. Коснувшись сосков кончиками пальцев, Памела глухо застонала и опустилась на траву. Кружилась голова, стучало в висках. Уронив руки на колени, юная мать дрожала, но не от холода — день выдался на редкость теплым. Неужели у нее жар? Дотронувшись до пылающего лба, она поморщилась: лицо было исцарапано — наверное, во время ночного бегства.

Потом она не могла припомнить, сколько часов просидела так, не думая ни о чем, тупо уставясь на узловатые корни, мало-помалу приходя в себя. Постепенно всплывали в памяти лица врача, акушерки, больничная палата, крохотная колыбелька… Зазвенел в ушах жалобный плач покинутого ребенка.

Что ты натворила, глупая? Если кто-то и должен расплатиться за свой грех, так это ты, именно ты, а не невинное дитя! Нельзя, подарив ему жизнь, отнять у него любовь! Мало тебе того, что всю жизнь прожила без отца, который бросил вас с матерью, когда ты была малюткой? Но у тебя есть хотя бы мама!

В памяти Памелы всплыли личики маленьких обитателей сиротского приюта — в детстве она с подругами часто носила туда подарки на Рождество и День благодарения. Словно наяву она вновь увидела их глаза — серьезные, сосредоточенные, взрослые глаза маленьких человечков, и ноги сами собой понесли ее назад, все быстрее, быстрее… И вот она уже бежала, прижимая руки к груди, где безумствовала боль…

— Ты вернулась, девочка? — Пожилая женщина-врач устремила на нее сквозь роговые очки взгляд серых глаз, всезнающих и печальных, но лишь на мгновение — и вновь уткнулась в регистрационный журнал. — Сожалею, — проговорила она еле слышно. — Твой мальчик умер. Два часа тому назад.

Детский плач, звеневший в ушах Памелы, умолк. Наступившая внезапно тишина оглушила ее. Она сделала шаг к столу, за которым, сидела, не глядя на нее, врач, потом другой… и упала навзничь, стукнувшись затылком об пол, прижимая ладони к промокшей от молока больничной сорочке…

Глава четвертая Дар колдуньи

— Выпей, Русалочка…

Памела ощутила у самых губ холодный ободок бокала и машинально отхлебнула густой напиток, на сей раз напоминающий на вкус кофейный ликер. Надсадно ныла грудь — она отяжелела, соски снова затвердели. А тело болело так, словно Памела пробежала марафон или… или родила несколько часов назад. Она обвела взглядом гостиную. За окнами занимался рассвет. Она сидела на синем ковре, поджав ноги, у голых колен свернулся клубочком Негрито, а Мириам ласково улыбалась ей. Глядя в оливково-смуглое лицо в обрамлении снежной седины, Памела ощутила внезапное желание броситься на шею колдунье. Та, ни слова не говоря, раскрыла объятия, и Памела, сотрясаясь от рыданий, припала к ее груди.

— Прости меня, Русалочка, я вновь заставила тебя пережить самый страшный сон твоей жизни, — раздался уже знакомый гортанный голос. — Не удивляйся. Вся наша жизнь по большому счету сон, и стоит это понять, как делается легче… и немного скучнее.

— Я… я… — всхлипывала Памела, не в силах вымолвить ни слова.

— Не говори ничего, девочка. Я все расскажу сама. Ты пролежала в клинике три недели, первую из них — на грани жизни и смерти. Потом попыталась разузнать, что произошло с твоим ребенком.

— Мне сказали… сказали, такое случается. — Памела прерывисто вздохнула. — И чаще почему-то с мальчиками…

Мириам нежно отстранила ее от себя, заглядывая в залитое слезами бледное лицо. Глаза колдуньи снова были непроницаемо черными.

— С мальчиками? Но ведь ты родила дочь!

— Ты что-то путаешь, Мириам, это был мальчик. — Памела напрягала остатки воли, чтобы не закричать во всю мочь. — Мальчик! Он родился и умер в день моего рождения, когда мне исполнилось…

— Мальчик умер, говоришь? — Мириам нахмурилась. — Но ведь ты так и не увидела свое дитя. Тебе не приходило в голову, что, возможно…

— Не надо! Понимаю, куда ты клонишь…

Памела вскочила с ковра, едва не опрокинув бокал с таинственным напитком. Проснувшийся Негрито потянулся, выгнув спину, и принялся тереться о ее голые ноги, словно стараясь успокоить.

— Сядь! — властно приказала Мириам.

— Не хочу! Не нужно меня убаюкивать сказками в духе мыльных опер! Я достаточно сильная, чтобы это пережить! — Памела откинула со лба влажные черные волосы. — В сладких грезах я не нуждаюсь. Я убила своего ребенка и расплачусь за все сполна! Ведь это я виновата…

— Помолчи и сядь, — возвысила голос колдунья, и Памела повиновалась. — В моем напитке нужды больше нет. Выпьем-ка джина с тоником, согласна?

Столь будничный напиток в баре древней ведьмы? Памела оторопела, но Мириам уже разливала спиртное по бокалам. После нескольких глотков гостья почувствовала, как боль медленно покидает истерзанное ночным кошмаром тело. О, теперь она не сомневалась, что колдунья своими чарами наслала на нее сон.

— Нет, это был не сон, — улыбнулась Мириам, поднося к губам свой бокал. — После того что ты благодаря мне пережила, тебе легче будет освободиться. А это необходимо — ведь ты на пороге важных перемен в жизни.