Стивен Кинг - Стрелок (пер. Р. Ружже)

• Название: Стрелок (пер. Р. Ружже)
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034570-4, 978-5-17-034570-0, 5-17-014453-9, 978-5-17-014453-2

Роланд – последний благородный рыцарь в мире, «сдвинувшемся с места». Ему во что бы то ни стало нужно найти Темную Башню – средоточие Силы, краеугольный камень мироздания. Когда нибудь он отыщет эту башню, а пока ему предстоит долгий и опасный путь – путь по миру, которым правит черная магия, по миру, из которог порой открываются двери в нашу реальность…

---

<B>8

Женщина оборвала повествование и, не получив немедленного отклика, первым делом подумала, что рассказ усыпил стрелка. Она и сама начала уплывать в дрему, но тут он спросил:

– Это все?

– Да.

– Угм. – Стрелок сворачивал очередную папиросу.

– Табачища-то в постель не натряси, – велела она резче, чем собиралась.

– Не натрясу.

Снова воцарилось молчание. Огонек папиросы подмигивал, то разгораясь, то потухая.

– Утром ты уйдешь, – невыразительно сказала она.

– Да надо бы. Думаю, он расставил мне здесь ловушку.

– Не уходи, – сказала она.

– Посмотрим.

Стрелок повернулся на бок, отстранившись от нее, но Алиса успокоилась. Он оставался. Она задремала.

Уже засыпая, она опять подумала о том, с какими странными словами обратился к нему Норт. Ни до, ни после того она не замечала, чтобы стрелок выражал какие-нибудь чувства. Даже любовью он занимался молча, и лишь под конец его дыхание становилось неровным, а потом на миг замирало. Он словно явился из волшебной сказки или легенды – последний из своего племени в мире, пишущем последнюю страницу своей книги. Но это было неважно. Он собирался ненадолго задержаться. Завтра или послезавтра времени на раздумья будет довольно. Она уснула.

<B>9

Утром Алиса сварила кашу из грубо смолотой овсяной крупы, и стрелок съел ее, не проронив ни слова. Он уплетал овсянку, не думая о женщине и едва ли замечая ее. Он знал, что должен идти. С каждой проведенной им за столом минутой человек в черном оказывался все дальше – вероятно, сейчас он был уже в пустыне. Его стезя неуклонно вела на юг.

– У тебя есть карта? – вдруг спросил стрелок, поднимая на Алису глаза.

– Чего, поселка? – рассмеялась она. – Маловаты мы для карты.

– Нет. Того, что за поселком, на юге.

Улыбка Алисы поблекла.

– Там пустыня. Просто пустыня. Я думала, ты немного побудешь в Талле.

– А на юге пустыни что?

– Почем я знаю? Через нее никто не ходит. С тех пор, как я здесь, никто даже и не пытался. – Она вытерла руки о передник, взяла прихватки и опрокинула лохань, в которой грела воду, в раковину. Вода заплескалась, от нее пошел пар.

Стрелок встал.

– Ты куда? – В своем голосе Алиса расслышала визгливую ноту страха и возненавидела себя за это.

– На конюшню. Если кто и знает, так это конюх. – Он положил руки ей на плечи. Ладони были теплыми. – Заодно договорюсь насчет мула. Раз я собираюсь задержаться здесь, нужно, чтоб за ним был уход. До моего отбытия.

Еще не сейчас. Алиса поглядела на него снизу вверх.

– Поосторожней с Кеннерли. Даже если он ничего не знает, так тут же сочинит.

Когда стрелок ушел, она повернулась к раковине, чувствуя, как медленно текут горячие, страстные слезы благодарности.

<B>10

Кеннерли был беззуб, неприятен и страдал от засилья дочерей. Пара девчонок-подростков поглядывала на стрелка из пыльного сумрака сарая. В грязи радостно пускал слюни младенец женского пола. Взрослая дочь – светловолосая, чувственная замарашка – с задумчивым любопытством наблюдала за ними, набирая воду из стонущей колонки подле строения.

Конюх встретил стрелка на полпути от улицы ко входу в свое заведение. В его манере держаться ощущались колебания между враждебностью и неким малодушным раболепием, какое встречается у дворняг, живущих при конюшне и слишком часто получающих пинки.

– Заботимся, заботимся о нем, – сообщил он и, не успел стрелок ответить, как Кеннерли накинулся на дочь: – Пошла, Суби! А ну давай прямым ходом в сараюшку, леший тебя возьми!

Суби хмуро поволокла ведро к пристроенной сбоку сарая убогой хибарке.

– Ты говорил о моем муле, – сказал стрелок.

– Да, сэр. Давненько я не видал мулов. Было времечко, их не хватало, и дикими же они росли… но мир сдвинулся с места. Ничего я не видамши, окромя нескольких коровенок, да лошадей, что возят дилижансы, да… Суби, Бог свидетель, выпорю!

– Я не кусаюсь, – любезно сообщил стрелок.

Кеннерли едва заметно раболепно съежился.

– Не в вас дело. Нет, сэр, не в вас. – Он широко ухмыльнулся. – Просто она с придурью, такая уж уродилась. Бес в ней сидит. Никакого сладу с девкой. – Глаза старика потемнели. – Конец света подходит, мистер. Знаете, как в Писании: «Чада не станут повиноваться родителям своим, и на толпы найдет чума».

Стрелок кивнул и показал на юг:

– Что там?

Кеннерли ухмыльнулся, показав десны и редкие, расположенные попарно зубы.

– Поселенцы. Трава. Пустыня. Что ж еще? – Он мерзко хихикнул и смерил стрелка холодным взглядом.

– Пустыня большая?

– Большая. – Кеннерли старался выглядеть серьезным. – Может, три сотни миль. Может, тысяча. Это я вам, мистер, не скажу. Ничего там нету, кроме бес-травы да еще, может, демонов. Туда ушел тот другой мужик. Который поставил Норти на ноги, когда он занемог.

– Занемог? Я слыхал, он умер.

Ухмылка не сходила с губ Кеннерли.

– Ну, ну. Может, и так. Но мы же взрослые люди, верно?

– Однако в демонов ты веришь.

Кеннерли казался оскорбленным.

– Это ж совсем другое дело.

Стрелок снял шляпу и утер лоб. Воздух пронизывали жаркие лучи солнца, подобного мерно бьющемуся раскаленному сердцу. Кеннерли этого словно бы не замечал. Малышка в жидкой тени конюшни с серьезным видом размазывала грязь по лицу.

– А что за пустыней, не знаешь?

Кеннерли пожал плечами.

– Кто-нибудь, может, и знает. Пятьдесят лет назад, говаривал мой старик, там ходили дилижансы. Его послушать, там горы. Другие толкуют, океан… зеленый океан со всякими чудищами. А кой-кто болтает, что край света. Будто ничего там нету, окромя огней да еще лика Божьего, и рот у него открыт, чтобы поглотить их.

– Бред, – коротко объявил стрелок.

– Ясное дело! – радостно выкрикнул Кеннерли и вновь раболепно съежился, переполняемый ненавистью, страхом и желанием угодить.

– Смотри, чтоб о моем муле не забывали. – Стрелок кинул Кеннерли еще одну монету, и Кеннерли поймал ее на лету.

– Уж будьте уверены. Решили подзадержаться?

– Думаю, можно.

– Элли-то куда как мила, коли хочет, верно?

– Ты что-то сказал? – отстраненно спросил стрелок.

В глазах Кеннерли двумя встающими из-за горизонта лунами внезапно забрезжил ужас.

– Нет, сэр, ни словечка. А коли сказал, так прощенья просим. – Конюх заметил высунувшуюся из окна Суби, проворно развернулся и накинулся на нее: – Вот ужо я тебя вздую, неряха! Богом клянусь! Вот я…

Стрелок зашагал прочь, сознавая, что Кеннерли повернулся и смотрит ему вслед, отдавая себе отчет, что, резко обернувшись, может застать проступившее в лице конюха выражение его подлинных чувств безо всяких примесей. Он махнул на это рукой. Было жарко. Пустыня? Сомнений не вызывали лишь ее размеры. Да и сцена в поселке еще не была сыграна до конца. Еще нет.

<B>11

Когда Шеб пинком распахнул дверь и с ножом в руке переступил порог, они были в постели.

Четыре дня, проведенные стрелком в городе, пролетели в мерцающей дымке. Он ел. Он отсыпался. Он спал с Элли. Он обнаружил, что она играет на скрипке, и заставлял ее играть для себя. Сидя у окна в молочном свете раннего утра – просто профиль, ничего больше – Алиса, сбиваясь, наигрывала что-то, что могло бы быть недурно, если бы ее учили. Стрелок ощущал растущую (но странно рассеянную) привязанность к женщине и думал, что, возможно, это и есть ловушка, расставленная ему человеком в черном. Он читал старые журналы – сухие, истрепанные, с выцветшими картинками. И очень мало задумывался о чем бы то ни было.

Как маленький тапер поднялся по лестнице, стрелок не услышал – его рефлексы ослабли. Но и это не казалось важным, хотя в другое время и в другом месте испугало бы не на шутку.

Элли лежала в чем мать родила, простыня сползла под грудь – они готовились заняться любовью.

– Пожалуйста, – говорила она. – Я хочу, как раньше, хочу…

Дверь с треском распахнулась и тапер, смешно выворачивая колени внутрь, ринулся к своей цели. Элли не закричала, хотя Шеб держал в руке восьмидюймовый мясницкий нож. Пианист издавал какие-то невнятные булькающие звуки, точно человек, который тонет в ведре с жидкой грязью. Летела слюна. Он обеими руками опустил нож; перехватив запястья тапера, стрелок выкрутил их. Нож отлетел. Шеб издал высокий скрипучий звук сродни визгу ржавых дверных петель. Руки затрепыхались, как у марионетки – оба запястья были сломаны. Ветер бросал в окна песком. Висевшее на стене немного неровное, мутноватое зеркало Элли отражало комнату.

– Она была моя! – Шеб зарыдал. – Сперва она была моя! Моя!

Элли посмотрела на него и вылезла из кровати. Она завернулась в халат, и стрелок ощутил укол сочувствия к человеку, который, должно быть, видел себя выходящим с дальнего конца своих былых владений. Шеб был попросту маленьким человечком, вдобавок лишенным мужских достоинств.

– Ради тебя, – всхлипывал Шеб. – Только ради тебя, Элли. Вначале была ты, и все это было для тебя. Я… ах, Господи, Боже милостивый… – Слова растворились в пароксизме невнятицы, завершившемся слезами. Тапер раскачивался, держа сломанные запястья у живота.