Ричард Пратер - Танец с мертвецом

• Название: Танец с мертвецом
• Автор: Ричард Пратер
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Крутой детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-218-00672-6, 5-218-00650-5

Частный детектив Шелл Скотт занимается опасной работой и каждый день ходит по краю пропасти, ведь воротилы Голливуда, акулы бизнеса и просто мафиози готовы на все ради власти и денег.

---

И так было, пока три месяца назад не начались перемены. Владельцы клуба стали проводить другую политику: они решили платить хорошие деньги хотя бы одной девице из всего шоу, но с тем, чтобы у нее был такой номер, который заставит посетителей поднять глаза, оторвавшись от созерцания кусочков льда в собственном бокале. Почему они на это пошли? Да потому, что в «Паризьенн» публика почти перестала ходить. Отсюда — новшества. Больше ничего не изменилось: обычные девицы оттопывали и открикивали свои номера, но теперь в шоу был номер, который можно было не только слушать, но и смотреть.

Три месяца назад я услышал: хорошо! Два месяца назад — великолепно, а месяц назад — потрясающе. И вот сегодня: Жанетта Дюре — звезда шоу, вершина вершин. Жанетта Дюре — Октябрь.

В этом клубе девицы отплясывали на стойке бара. Вернее, все номера шоу девицы исполняли на стойке бара. Потолок здесь был низкий, и, если девица теряла равновесие, она могла поднять руки и упереться в потолок. Сами понимаете, это была довольно широкая стойка бара. Она была изогнута в виде буквы U и довольно длинная. Но — ни одного свободного места. А чтобы увидеть то, что я хотел увидеть, я должен был сидеть как можно ближе к стойке, а не за дальним столиком. Я разыскал администратора.

Да, я хотел бы сидеть у стойки; нет, я не хотел бы, чтобы выгнали кого-либо из любителей танцевального искусства со своего места; да, я располагаю десятью долларами. Прекрасно, еще один стул, втиснутый к стойке, — это будет просто прекрасно.

Словом, я сел к бару между двумя парнями, которые, похоже, и не заметили, что я между ними втиснулся, и заказал выпивку. Два парня рядом со мной смотрели не на танцующую девицу, а на выход, через который — их алчущие взоры говорили, что скоро — выплывет, слегка покачивая бедрами, Жанетта.

Я понимал, почему они не смотрели на эту девицу. Она работала из рук вон плохо. К настоящему моменту она сняла с себя всю одежду, кроме того минимума, который предписывался законом, но даже сняв этот минимум, она казалась бы не снявшей его. Старалась она вовсю, но мало чего добилась. Она даже не выглядела обнаженной, она выглядела голой.

Я прикрыл глаза и отхлебнул виски, мысленно сказав: «Это не за тебя, беби!» А когда я открыл глаза, она уже исчезла. Музыка смолкла, потом конферансье что-то прокричал, и снова заиграл оркестр.

Из-за занавеса, свисавшего красивыми складками, в нескольких метрах слева от меня на стойку бара вышла женщина. Жанетта? Нет, не Жанетта. И не Октябрь, а уж если Октябрь, то 1897 года, который, как известно, был несчастливым. Она бочком двигалась по стойке, оркестр наяривал что-то восточное, а на лице у нее было такое выражение, словно она хотела сказать «Ф-и-и!» этой мелодии. Она вышла в египетском костюме, а лучше бы не выходила вообще. Это была очень большая представительница Египта. Я определил бы ее вайтлз[6] как 40 — 30 — 40, но, к сожалению, не в таком порядке.

Этот номер кончился. Все проходит. Но он длился, казалось, вечности. А потом музыка смолкла, конферансье опять что-то прочирикал, и снова вступил оркестр.

Но на этот раз музыка была совершенно иной. Это была медленная тягучая мелодия, которой мне раньше слышать не доводилось. Тягучая, но с четким, едва слышным ритмом, напоминающим шепот в постели, сладость секса, гортанные всхлипы. Занавес слева от меня раздвинулся — и вот она, Жанетта. Пока еще в тени, не видная отчетливо. В полутьме различалась лишь белизна песцовой накидки.

А потом она двинулась вперед. Медленно, гордо, с безразличным видом, словно она была одна и сотни горящих глаз не съедали ее. Она двигалась почти торжественно, обнаженная плоть мерцает там, где белый мех не прикрывает ее, длинные коричневые волосы зачесаны на одно плечо, длинные изящные ноги поблескивают при каждом шаге.

Трудно даже представить себе, что женщина способна на это. Может выйти на стойку бара — не на эстраду или танцевальную площадку, а на стойку бара, окруженную проспиртованными мужчинами; вожделение на их лицах уже сейчас, когда она не сделала и четверти оборота. Выйти вслед за вульгарной толстухой, выступавшей перед ней, и казаться королевой. Но она сделала это. Не было ни воплей, ни свиста. Все сидели тихо, только смотрели.

Она была красива: высокие скулы, полные чувственные губы, потрясающая фигура — все это у нее было, да; но было и еще что-то. Она излучала властность, стремление командовать. И ей нравилось делать то, что она делала. Мне тоже.

Она прошлась вдоль всей стойки, помахивая песцовой накидкой, как бы сама себя лаская, как будто это приносило ей чувственное удовольствие, пронизывающее ее с головы до пят и внутри, особенно внутри. Потом ее, Движения ускорились немного, белая накидка открывала тело все больше и больше, все более дерзко. Я готов был поклясться, что под накидкой у нее ничего больше не было, но возможно, я ошибался. Она полностью не убирала накидку, но к концу номера это была уже не накидка, сияющий в мягком свете реквизит. Жанетта задрожала, затрепетала. Это было не движение, а зарождающееся внутри нее чувство, которое пронизывало ее и передавалось всем нам, кто смотрел на нее.

В этом клубе она появилась недавно. Она была звезда, смотреть на которую приходили специально. Наконец она на мгновение застыла, как бы совсем обессиленная. Но вдруг она выпрямилась, упругая грудь слегка выпячена, мягко освещенные бедра матово поблескивают, и пошла к занавесу. Совершенно спокойно и безразлично, волоча песцовую накидку за собой по полу.

Заведение стало быстро пустеть. Я видел то, что хотел увидеть. Кое-какие точки тела Жанетты были время от времени в луче прожектора. У нее не было веснушек. Но я все-таки прошел за кулисы и поговорил с ней для пущей уверенности. Нет, она не выходила замуж за Уэбба Олдена. Нет, в последнее время она не позировала для фото. Разумеется, я все это уже знал, но побеседовать было приятно.

Я ушел из клуба «Паризьенн». Потом я вычеркнул Жанетту Дюре — Октябрь из списка подозреваемых.

И занес ее в совершенно другой список.

На следующий день, в воскресенье, я проснулся после восьмичасового сна с ощущением, что жить стоит. Сначала я недоумевал, откуда это чувство, а потом понял, что это оттого, что меня не убили.

Голова у меня болела, колено болело, словом, болело во многих местах. Но я был жив и готов к действию. Пули меня миновали. Сегодня, думал я, в «Алжир». К Чарлине Лэйвел — и к Эду Грею. Но сначала нужно кое-что сделать.

Лицо покойника, которое я видел вчера ночью, было мне смутно знакомо, в этом я был уверен. И если этот человек был, а в этом я был уверен, известным или даже недавно объявившимся бандитом местного значения, его фотография должна быть в альбоме «криминального элемента» в полиции Лос-Анджелеса. Так же, как и фотография Слобберса О'Брайена.

Поэтому после завтрака, состоявшего из кофе и густого месива из кукурузных хлопьев, я по голливудскому скоростному шоссе направился в полицейское управление Лос-Анджелеса. В течение трех часов я листал «криминальные» альбомы и рассматривал лица. И тогда я увидел его. Того парня в темной аллее.

Звали его Дэнни Экс. Дважды арестовывался за убийство и дважды был оправдан. Арестовывался за драку — оправдан. Арест за угрозу насилием — обвинение не было доказано. Один срок в Сан-Квентине за выстрел в живот своему противнику. Словом, жил человек. Из тюрьмы Дэнни вышел чуть больше года назад. На этот раз он не выйдет.

И вдруг все ниточки связались в один узел. Я вспомнил, где я его видел, где слышал его имя. В Лас-Вегасе. Предполагалось, что он работает на Эда Грея.

Мне всегда нравилось ехать из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас. После Сан-Бернардино городов почти нет, а есть много плоской сухой пустыни и четырехрядное полотно скоростного шоссе. А потом, словно бетонный и неоновый оазис в пустыне, — легендарный Лас-Вегас.

Так его называют. И это правда, он действительно как легенда. Город наводнен жуликами, но там же живет множество, точнее, большинство добропорядочных граждан. Жители этого города такие же, как и жители других городов. В городе полно детей, много школ, уйма церквей. Люди утром встают, а вечером ложатся спать. Но город не спит никогда. Игорные дома открыты круглосуточно, колеса крутятся. Ночь напролет шелестят и звенят на столах деньги, вздымаются напудренные груди в платьях с глубоким декольте, льется вино в барах. Старушки часами просиживают у игральных автоматов, надевая перчатки, чтобы не набить на руках мозоли.

Но невозможно устоять перед приятной напряженностью, телепатически передающимся волнением, ощущением того, что происходит нечто огромное и важное. Сам я играл очень мало: в каком-то смысле я предпочитаю зарабатывать деньги, а не выигрывать их. Но я люблю побродить среди игральных столов, иногда поставить доллар-другой, ощущая пульс города, вдыхая его запах, ощущая его спинным мозгом.