Ричард Пратер - Казнить его дважды

• Название: Казнить его дважды
• Автор: Ричард Пратер
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Крутой детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0209-7

Для частного сыщика Шелла Скотта не существует безвыходных ситуаций. Есть лишь необходимость максимально использовать изворотливость, смекалку и стальные мускулы, чтобы оправдать владельца солидного еженедельника.

---

— Хэлло, Нат, — ответил я как можно дружелюбнее. — Чем могу быть тебе полезным?

— Не мне, Шелл. Я только хотела удостовериться, что это на самом деле ты. С тобой хочет поговорить мистер Уэверли.

Она передала трубку, и теперь я слышал мужской голос:

— Это Гордон Уэверли, мистер Скотт.

Я был слегка раздосадован. Кажется, хорошенькая девчонка уплывала из моих рук этой ночью. Может быть, это одна из тех ночей, когда планеты располагаются неблагоприятно и посылают в вас отравленные стрелы.

— Что там случилось с Наташей Антуанетт? — спросил я.

— Вот она, рядом со мной, мистер Скотт. Я звоню вам по ее совету. Ах… — он заколебался, — я предпочел бы не обсуждать все по телефону. Можете приехать ко мне в офис сегодня вечером?

Было девять часов. Самое время перекусить. И выпить коктейль с мартини. Вместе с моей девочкой, сидевшей сейчас на моем диване. И я спросил:

— Прямо сейчас?

— Если это вам удобно, сэр, — отозвался Гордон Уэверли. — Я хотел бы, чтобы вы провели одно расследование. Может, там ничего и нет… только мои подозрения. Но с другой стороны, если они подтвердятся, то это будет очень важное дело. — Он сделал маленькую паузу и сказал: — Может быть, мое имя вам ничего не говорит, мистер Скотт. Я — издатель журнала «Инсайд».

Вот это звучит! «Инсайд» — это солидный еженедельник, посвященный индустрии кино и телевидения. Он выходит уже два года и теперь стал столь же авторитетен, как «Верайети» и «Голливуд репортер». Вы не можете быть в курсе голливудской жизни, если не читаете все новости, колкости и едкие замечания, которые публикуются в журнале «Инсайд». И Гордон Уэверли, как издатель этого журнала, считался одним из самых влиятельных лиц в этом городе показного блеска и мишуры. Он был в коротких отношениях со многими известными людьми в Голливуде и с теми, кто крутился возле них. Был вхож в дома продюсеров, звезд и дельцов разных уровней. И если у издателя возникла проблема, требующая вмешательства детектива, то это наверняка интересная проблема.

Я спросил:

— А вы можете хотя бы намекнуть мне, что это за проблема, мистер Уэверли?

— Я предпочел бы рассказать вам об этом при личной встрече. Ну, если то, о чем только что рассказала мне мисс Антуанетт, правда, то мы находимся на грани величайшего скандала в Голливуде. Чудовищного скандала. Я просил бы вас встретиться со мной здесь, сэр, если это возможно. — Он немного помолчал, а потом добавил: — О, я охотно заплачу вам ваш обычный гонорар. А сейчас гарантирую вам оплату в одну тысячу долларов — только за то, что вы выслушаете мой рассказ и проведете предварительное расследование. При условии, что приедете ко мне в офис немедленно. Сможете, мистер Скотт?

Я посмотрел на так и не зажженную жаровню. И на невыпитый коктейль с мартини. И на девочку на моем шоколадно-коричневом диване.

Между тем моя рыжеволосая гостья повторила свою просьбу.

— Поспеши. Я голодна, — сказала она.

И это все решило.

— Ты, — сурово заметил я, — скоро будешь еще более голодна.

— Конечно, мистер Уэверли, — любезно сказал я в телефонную трубку. Мне тут надо позаботиться кое о чем. Но обещаю быть у вас в пределах получаса.

— Меня это устраивает, сэр. Я подготовлю чек к моменту вашего появления, — с удовольствием откликнулся Уэверли.

И мы повесили трубки.

Девушка нахмурилась. Надула губки, скроила на лице недовольную гримаску.

— Какого черта, — буркнул я, — ведь ты сама хотела, чтобы я взял трубку.

Глава 3

Офис журнала «Инсайд» располагался на бульваре Голливуд, к востоку от Вайна, в квартале от большого здания театра «Парамаунт». Я отыскал место для парковки на противоположной стороне улицы, вылез из своего небесно-голубого «кадиллака» с откидывающимся верхом и стоял возле него, ожидая перерыва в движении.

Готовясь перебежать улицу, я разглядывал розовый фасад здания «Инсайда». Оно выглядело так, будто покраснело от стыда. Я стоял и смотрел через шикарный бульвар Голливуд на этот красно-розовый фасад «Инсайда» и удивлялся. Как это со мной бывает, поражался тому, что происходит в Голливуде. И должен признаться, испытывал чувство какого-то смутного ожидания.

Может, что-то случится, а может быть, и нет.

Вообще, в Голливуде происходят странные вещи. Раздражения, постоянные стрессы переходят в сильные расстройства и, наконец, в манию. Мы, местные жители, пребываем в состоянии контролируемого помешательства, и только тонкая грань отделяет нас от полного безумия. И едва ли могло быть иначе. Люди, которые торгуют мечтами, сами не в силах избежать галлюцинаций.

Больше того. Голливуд часто представляют как состояние рассудка, хотя с этим в стране не все согласны. Это мир грез с воображаемыми границами, фантастических идей, аура всех цветов радуги, невидимое облако мыслей — миллиарды старых и новых замыслов, так и роящихся вокруг этого города. Это город «обыкновенных людей» и в то же время центр притяжения для всевозможных проходимцев, которые стремились добиться успеха. Место, где можно, содрав косметику, увидеть настоящее лицо каждого, и в этом заключен истинный парадокс. Вот и сейчас, стоя на краю шикарного бульвара Голливуд, как раз напротив «Инсайда», я думал, что страна, где так любят говорить слово «всегда», ничем не отличается от страны, где чаще говорят «никогда».

«Я буду любить тебя всегда…»

«Ты всегда будешь желанной, моя куколка…»

«Я всегда говорила, что ты более великий, чем сам Валентинов дорогой…»

И все эти «всегда» означали только «по крайней мере до завтра, беби».

Это была насквозь фальшивая страна, как снаружи, так и изнутри. Здесь вы можете постучать в дверь, открыть ее и увидеть, как премии «Оскар» делаются буквально из ничего. Страна великолепия, высоких талантов и достойных людей. И в то же время страна мошенников и жуликов, нытиков и подлиз. Это такая страна, где с ножа может капать мед и за сладкой улыбкой часто скрывается гильотина. Может быть, она ненамного отличалась от Чикаго, или от Нью-Йорка, или от Филадельфии. Но эти города прошли долгий-долгий путь, там тоже кусались. Но в Голливуде зубы куда острее.

Однако самые острые зубы во всех Соединенных Штатах торчали из розовых десен «Инсайда».

И не потому, что журналисты, которые поставляли свои новости и статьи в этот еженедельник, были так уж злобны и жестоки. Вовсе не поэтому. Все они — великолепные мастера своего дела, толковые и правдивые люди. Но правда сама по себе острее, чем ножи и иглы, она может ранить очень глубоко. Особенно тех, кто имел к этой правде хоть какое-то отношение.

Нечего и говорить, что в эту категорию попадают многие обитатели Голливуда. А почему бы нет? Многие из тех, чья карьера состоит в том, чтобы выдавать себя за кого-то другого — на сцене, в кино, или на телевидении, — продолжают притворяться и в нерабочее время. Они могут быть Казановой или Марией-Антуанеттой на какой-то месяц, а потом на полгода — Распутиным или Дон Жуаном. Многие из них так и не знали, что за людей они представляют, а другим было вообще все равно. Некоторые из них так вживались в свои роли, что становились импотентами, если играли евнуха, или фригидными женщинами, если представляли монахинь. И наоборот, были одержимы необузданной страстью, если получали роли распутников или проституток. Причиной многих голливудских скандалов были не столько эти людские слабости, сколько слова, написанные профессиональным писакой и напечатанные на желтой бумаге журнала об этих профессиональных притворщиках.

И нужно сказать, немало людей каждый понедельник буквально проглатывали «Инсайд», а иногда бывало, что и журнал проглатывал их.

Поглощенный этими мыслями, я пересек бульвар Голливуд, и при этом мне не сломали шею. Мне иногда казалось, что кто-то оберегает меня. Может быть, моя добрая фея. Но как бы там ни было, я теперь стоял перед зданием, которое выглядело так, будто о нем заботилось много добрых фей. Это здание, Гаррисон-Билдинг, со стенами из розоватого стекла и отделкой из камня того же цвета, занимало добрую половину квартала. Изнутри стеклянные стены закрывали легкие драпри, достаточно плотные, однако, для того, чтобы любопытные не могли подсмотреть, как сотрудники «Инсайда» прилежно работают, словно кроты.

Ваше воображение рисует благостную картину: что люди в этом доме, под вуалями, в беретах и широких юбках, танцуют вокруг разукрашенного цветами и сладостями праздничного шеста. Все выглядит так невинно. Это просто вынуждало меня представить миссис Диллинджер, которая говорит о своем сыне: «Джон[2] такое милое дитя». Или увидеть Джека-потрошителя в коротких, до колен, штанишках.

Было уже девять тридцать пять вечера. Я успевал вовремя, даже с учетом тех десяти минут, которые потратил на то, чтобы объяснить своей подружке, что на первом месте должен стоять бизнес, а потом уже — удовольствия. Сначала дело, а потом уж легкомысленные развлечения, сначала добродетель, а уж потом порок. Мне нужно было втолковать ей, что род моих занятий заставляет меня откликаться на призыв людей, которые попали в беду, днем или ночью. Я ведь как добрый старый деревенский доктор. К тому же, черт побери, она сама попросила меня именно об этом.