Мастер Чэнь - Дегустатор

• Название: Дегустатор
• Автор: Мастер Чэнь
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42068-9

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».

«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.

В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

---

Один дегустатор травит другого? А при чем тут предстоящая в замке встреча канцлера и двух президентов? Кто об этом знал, кто подослал человека с будильником и ядом?

Нет уж, не будем торопиться. Потому что возможна и обратная версия — подложили будильник со смехом, чтобы все, подобно мне, представили себе эту картину. Люди недоуменно оглядываются, кто-то, наконец, не выдерживает и встает, кричит: чей рюкзак? Чья игрушка? Находят ее в рюкзаке, бьют по кнопке, озираются — почему хозяин не объявляется, ушел в туалет? Да за это время можно было бы отравить все бокалы, никто бы и не заметил. Но в том-то и дело, ведь в этом случае всем стало бы ясно, что отравитель в комнате. А на самом деле… Шприц, например. Или?..

Дальше картина выяснилась такая. Из-за стола искать смеющийся будильник вставала сама Мануэла (по должности), японец, американка. Вставали Монти и Тим Скотт вытянуть шеи и посмотреть. Прочие сидели, но ясно, что внимание их было обращено вовсе не на бокалы на столе.

Ну и что? Будильник мог «найти» тот, кто его туда положил, или кто угодно еще. Яд в бокал мог добавить кто угодно, бегущий к рюкзаку или сидящий на месте. Но попробуй, докажи, если человека не поймали за руку сразу.

Умно. Просто. И что я могу тут сделать, чего не может полиция?

А всего-то — понять, как отравленное вино оказалось во рту у дегустатора Тима Скотта. Как яд со специфическим вкусом и запахом оказался в бокале, теперь можно понять. А во рту? Была загадка, загадка осталась.

— Мануэла, — сказал я терпеливо, — а дальше — как все было дальше? Вы же были рядом, Монти и ты. Как оказалось, что Тим это пил?

— Не знаю, не знаю, не знаю… — Мануэла зажмурилась, как от боли. — Представь себе мою позицию, Сергей. Я же не очень интересуюсь в таких случаях вином. Хотя всегда пробую вместе с вами. Но не так, как вы, — не с таким вниманием. Не записываю. Итак… Звон бокалов. Голоса. Люди пишут что-то на своих бумажках. Все как всегда. И вдруг я вижу — что-то слева не так. Тим пьет воду, много воды, берет бутылку с водой и у меня, молча, не спрашивая, с полузакрытыми глазами. Дегустация приостанавливается. Потом Монти его выводит из-за стола. Я должна была подбежать, спросить, но решила — что-то не так, но с ним Монти. А потом…

Я остановил ее жестом руки. «Потом» меня не очень интересовало.

— Они боялись даже тронуть бокалы! — крикнула она шепотом. — Совсем потом, когда приехали врачи и все прочие.

— Быстро приехали?

Она помотала головой.

Букет и вкус всех трех первых вин Мануэла в целом помнила, ее слова совпали с тем, что сказал Монти. А еще она запомнила красного «Канцлера». Более того, он ей еще и понравился — никаких излишеств с концентрацией, никакой игры со сладостью у корней языка, сдержанная классическая работа… Да, она сделала полный глоток, и ничего страшного не произошло. Да, разливали вино всем из тех же бутылок, все как всегда.

И что здесь нового и интересного?

Я оставил Мануэлу (успокоив ее, как мог) и дальше замер среди толпы в позе, которая кому-то могла показаться необычной.

Я стоял, глядя на бег стрелки часов, и, кажется, шевелил губами.

— Сейчас взорвется? — раздался голос у меня под боком. — Скажите, когда, Сергей, мы заляжем.

Тут была почти вся русская группа, ну, кроме Седова. Лично Гриша, просто светившийся от счастья. Юля, с темной аккуратной шапочкой волос, со строгим взглядом — мне казалось, что она в данный момент несет портфель или папку с бумагами Алины, хотя в руках у нее ничего не было. И сама Алина, без баклажанной куртки, в серебристом буклетовом жакете… кто-то другой мог бы спросить, кто сделал эту странную вещь, смотрящуюся так незаметно и так естественно. Как минимум, Армани.

— Сергей, здесь тепло! — сообщила мне Алина. — Я снова живу!

Гриша, конечно, прав: она — как статуя с собора, замершая в легком изгибе. Пожалуй, Дюрер. Женщина с бледными волосами, не короткими, не длинными, с чем-то странно мужским в удлиненном лице. Не рыцарь, а женственный юноша-оруженосец. А как выглядела Лорелея, расчесывавшая золотые волосы на какой-то скале над Рейном?

— Я вас покину, — озабоченно сообщила Юля, посмотрев при этом на Алину.

— Сергей, а вы-то нас не покинете? — любезно спросил Гриша так, будто он здесь душа общества. — Не надо. Вы обычно молчаливы, но без вас было грустно.

Ну как обращаться с человеком, который сделал большую гадость и гордится ею, считает, что совершил подвиг? И ждет комплимента?

— Пока вы, Сергей, куда-то так загадочно исчезали, я позволил себе откопать несколько интересных фактов, — продолжил он. — Работа в бульварной газете дисциплинирует, заставляет быть активным. Но вам, я вижу, это неинтересно… Вас увлекает немецкая романтика. Однако же на ярмарочной площади играют нацистский марш. Здесь так принято?

— Гриша, вынужден вас огорчить. Это немецкий марш из Средних веков, называется «Эрика». В советских кинохрониках его и правда использовали как звуковую иллюстрацию того самого нацизма, но немцам об этом неизвестно.

Алина улыбалась.

— Жаль… А тогда, если дама не возражает, у меня личный вопрос. Можно я гадко трахну Юлю, как животное? Если, конечно, она не попросит денег, у меня жена и… Да, да, я знаю, что вы знаете. Сделаю это в гуманных целях. Она как-то напряжена. Вы не против?

— Я ее еще не приобрела, — сказала Алина. — И если приобрету, то не до такой степени. Сергей, тебя не хватало. Я боялась, что утром придется опять защищать Григория. Он тут стал героем дня, и Седов…

Гриша, удостоверившись, что Алина замолчала, выставил вперед обе руки:

— Достаточно было одного раза. Он все понял и больше рисковать не будет. Знает, что вы со мной. И вообще, ну, этот Седов — вот же Сергей как-то не проявляет ярости, правда? Потому что перед нами умный и интеллигентный человек. А Седов с его благородным гневом — это мне как пися тети Хаси, если даму порадует вторая непристойность за десять минут.

— Какая тетя Хася? — растерянно спросила Алина.

— Какая пися? — в то же мгновение выговорил я.

Гриша сделал глубокий вдох, потом выдох, повернулся к Алине.

— Сначала вопрос дамы. Семантика выражения «пися тети Хаси»… вы же изначально филолог, госпожа Каменева, как следует из ваших официальных биографий? Вас не пугают слова типа «семантика»?

— Не пугают, — признала она, борясь со смехом.

— Отлично. Так вот, видите ли, Алина, тетя Хася родом из Бердичева. Было такое замечательное местечко, собственно, город — Бердичев. Там она владела лучшим публичным домом. Что означало, что она занимала в местном обществе очень уважаемое место. А до того, в молодости, она, естественно, занимала совсем другое место, хотя тоже в публичном доме. И была популярна у мужской части населения. Ее, скажем так, среди мужчин все знали, в библейском смысле тоже. Так вот, семантика выражения «пися тети Хаси» такова: нечто всем хорошо известное и даже слегка надоевшее, не представляющее сенсации. В точности как недовольство господина Седова. Так, далее.

Он повернулся ко мне:

— А теперь ваш вопрос, Сергей. Я в затруднении. Дело было в начале двадцатого века, сто лет назад, и я не уверен, что сохранились подробные описания. Да и вообще, что вы имели в виду — какая пися? Это ведь очень странный вопрос. Какого именно ответа вы ждали? Вы вообще хорошо подумали, прежде чем спросить?

Тут я выяснил, наконец, как смеется Алина. Это было неожиданно, надо признать: смеется она басом, явственно выговаривая «ха-ха-ха».

— Но если вы спросите, откуда взялось изобретенное мной выражение «сто писят» — то частично и от тети Хаси тоже, — смягчившись, сказал Гриша.

Через час, во время долгого и задумчивого обеда внутри главной достопримечательности ярмарки — в громадной, самой большой в мире бочке, с окнами, кухней, столиками и официантами, — мой телефон зазвонил.

— Приветствую, приветствую, дорогой друг вино-писатель! — раздался далекий скандирующий голос.

— Здравствуйте, господин главный редактор Костя! — ответил я.

— Позволь тебе высказать свое огорчение, — продолжил Костя. — У тебя там в группе, как я видел по приглашению, находится знаменитая и богатая женщина. Лично Алина Каменева.

— Находится, — осторожно сказал я.

— Так вот, мне только что сообщила разведка, что прямо там, в Германии, она заключила контракт с неким всеми нами любимым Игорем Седовым на его постоянную винную колонку в своем славном журнале La Mode, — тщательно выговорил Костя. — Это очень печальный факт. Куда ушло твое обаяние? Тебе задание: пока вы еще вместе, объясни ей, кто лучший винописатель России. После чего ждем тебя с не-тер-пе-нием.

Костя, конечно, на самом деле опечален не был, он знал, что я занят по уши и еще одну колонку не вытяну. Но это было не главное.