Герхард Хольц-Баумерт - Злоключения озорника

• Название: Злоключения озорника
• Автор: Герхард Хольц-Баумерт
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1963

«— Мне уже десять лет, — сам о себе рассказывает герой этой книжки. — Я умён и находчив, смел и благороден, мелкие невзгоды не способны сломить меня, но беда подстерегает меня на каждом шагу… Однажды я встретил на лестнице — кого бы вы думали? — льва! Оружия у меня с собою не было, и первым делом, как вы сами понимаете, я хотел выпрыгнуть в окно. Но тут вышло такое… Эх! И рассказывать не хочется! Или вот ещё один случай. Поехал я в деревню помогать картошку копать в кооперативном хозяйстве. Вдруг вижу — пожар! Я ноги в руки и бежать. Поднял тревогу и на пожарной телеге помчался тушить огонь. Но и тут всё снова повернулось против меня. Такой уж, видно, я невезучий. Скажу без лишней скромности, был я, между прочим, непревзойдённым дрессировщиком и великим изобретателем. Моё последнее крупное изобретение — утюг с реактивным двигателем. Правда, и с ним всё кончилось очень грустно…»

Обо всех этих и многих других злоключениях немецкого школьника Альфонса Циттербаке вы узнаете, друзья, когда прочтёте эту весёлую книгу.

---

Но за один круг на карусели разве натренируешься? Мне надо было сделать не меньше ста кругов, или, как говорит Гагарин, сто витков. Но столько денег мне никогда не собрать. Я уж и так всю копилку ради этих тюбиков вытряхнул» Тогда я решил подъехать к маме.

— Мама, — сказал я. — Ты бы не могла дать мне три марки? Я знаю, это очень большие деньги. Но я тебе их верну понемногу. Буду все следующие месяцы отдавать тебе свои карманные деньги.

Мама очень удивилась.

— Да, ты прав, это очень большие деньги, — сказала она. — Но ты же хорошо знаешь, Альфик, что, если это что-нибудь очень важное, я охотно дам тебе взаймы. Но ты ведь озорник и купишь на все три марки эскимо или прокатаешь их на карусели!

Я испугался. Думаю: «Только бы не покраснеть — мама ведь как раз в точку попала». Но мне-то надо было на карусели с научной целью кататься! А разве я мог ей это сказать?

— Что ты, что ты! — заверил я её. — Это правда очень важное дело, но очень секретное.

Мама нахмурилась и стала думать. Надо было поскорей что-нибудь ей сказать, чтобы она мою идею не расстроила.

Вот я и говорю:

— Ты сама увидишь — через несколько дней об этом напечатают в газете.

Тут маму разобрало любопытство. Она спросила:

— А ты не мог бы намекнуть мне хоть немножечко, чтобы я сама догадалась?

Я грустно покачал головой.

— Мы, пионеры, должны тренироваться, как хранить тайны, — объяснил я ей, — особенно государственные.

Мама не очень-то мне поверила и заставила дать честное пионерское, что я не растранжирю деньги на глупости.

Прокатиться один раз на карусели стоило тридцать пфеннигов. Значит, денег мне хватит на десять поездок. Это сто «витков». Маловато! Но что поделаешь? Должно хватить. До карусели я шёл пешком, чтобы сэкономить трамвайные деньги. Народу на площади почти не было. Дядька, который крутил карусель, как раз завёл шарманку.

— Что это у вас пассажиров нет никого? — спросил я.

— Да рано ещё, — проворчал он в ответ. — К вечеру набегут.

Я достал свои три марки и говорю:

— Можно мне у вас прокатиться сразу на все деньги?

Дядька очень удивился:

— Сто кругов зараз?

— Пожалуйста, я вас очень прошу! Мне обязательно нужно.

— А вдруг тебя затошнит?

— Я уж натренировался — ем только из тюбиков. Теперь со мной ничего не случится.

Пожав плечами, карусельный дядька сказал:

— Мне что! Только потом матери не жалуйся на меня.

Я взобрался на сиденьице и застегнул цепочку. Жаль, никого на площади не было. Вот народ подивился бы, как я по сто «витков» подряд гоняю! Только два карапузика стояли неподалёку. Карусель тронулась. Сперва завизжала, но потом разошлась.

Дядька крикнул:

— Когда затошнит, махни рукой!

В ответ я замахал ему обеими руками — нечего, мол, пустяки болтать.

Шарманка наяривала: «Люблю бродить я по горам…» А до меня долетали только обрывки слов: «Лю… лю… лю… дить… дить… дить… рам… рам… рам!»

Я громко подпевал, а затем стал отдавать команды:

— До старта осталось… тридцать секунд… Стаа…арт! Давай газ! Включай вторую скорость!

Карусель разошлась вовсю. Я как-то боком висел в воздухе. Дома́ и деревья соседнего парка со свистом проносились мимо. Стоило посмотреть на них — и сразу чудилось, что они машут мне ветвями. А шарманка всё продолжала играть.

Вскоре я уже не различал ни домов, ни деревьев. Всё превратилось в какую-то серо-зелёную неразбериху. Я закрыл глаза и тихо скомандовал:

— Если вам нетрудно, пожалуйста, выключите вторую скорость. Мне кажется, что я уже невесомый.

Только желудок у меня почему-то ужасно потяжелел.

Так я совершил не меньше сорока «витков». Шарманка играла уже какую-то другую песенку, но я уже ничего не понимал. Мне стало совсем плохо. Но космонавт должен переносить всё — даже тошноту! Поэтому я ничего не сказал, а только покрепче зажмурил глаза да прижал руки к животу.

Уж скорей бы кончалась эта… невесомость!

Но вот карусель стала замедлять ход и наконец остановилась. Однако вылезти я уже не мог.

Подошёл карусельный дядька.

— Ты что это побелел как смерть? — испуганно спросил он.

А я и словечка вымолвить не могу. Должно быть, у меня и язык стал невесомым. Дядька вынул меня из сиденья. Чуть не падая, я спустился по деревянной лесенке, с трудом пересек площадь, добрался до кустарника и упал в траву.

Я лежал с широко открытыми глазами, а деревья кружились вокруг меня, и мне казалось, что там, где у них макушки, играет шарманка. «А может, так оно и бывает при невесомости?» — подумал я. Встать на ноги я даже не попробовал. Всё равно сразу бы упал.

По дорожке шла маленькая девочка. Увидев меня, она сразу заверещала:

— Здесь пьяный! Здесь пьяный лежит!

На крик прибежал её дедушка. Поглядел на меня и говорит:

— Вставай, мальчик, а то простудишься!

Я попытался сесть, но тут же свалился на другой бок. Девочкин дедушка наклонился ко мне и понюхал. Видимо, решил, что я правда пьяный. А я за весь день только и съел, что один бутерброд.

— Может быть, ты болен, мальчик?

Я хотел было покачать головой, но тут деревья ещё пуще завертелись. Подошла ещё какая-то тётенька. Она сказала:

— Может быть, у него нарушилось кровообращение?

Я хотел ей всё объяснить, но мой язык совсем меня не слушался, и я бормотал невесть что:

— Люблю… бродить… три марки… сто… витков…

Девочкин дедушка покачал головой и помог мне встать. Всё опять пошло кругом: сначала справа налево, потом слева направо. Казалось, мы с дедушкой кружимся всё быстрее и быстрее…

— Где ты живёшь? — спросил он меня.

Кое-как я ему объяснил где.

Тогда дедушка сказал:

— Пойдём, внучка, отведём мальчика домой. Возьми его под руку с другой стороны.

Сперва они меня дотащили до трамвайной остановки, а потом и до самого дома. Когда мама увидела чужого дедушку с внучкой и меня вместе с ними, она так и застыла в дверях. В коридоре я сначала держался за одну стенку, потом за другую и наконец-то добрался до кровати.

Чужой дедушка рассказал маме всё, как было.

Мама страшно забеспокоилась, стала бегать по комнате и приговаривать:

— Никогда с ним ничего подобного не случалось! Скажите, пожалуйста, где вы его нашли?

— На площади у карусели, — сказала маленькая девочка. — Я сижу играю в песочке, а большой мальчик всё катается, всё катается…

— Покажи, где три марки, что я тебе дала! — строго приказала мне мама.

Но я не мог даже двинуть рукой, чтобы в карман слазить, и только покачал головой.

— Значит, ты все деньги истратил на карусель? — сказала мама грустно. — Так я и знала!

А я сидел и только качал головой. Мне казалось, что вместе с моей головой качаются и печка, и шкаф, и стол…

— Хорошо же ты держишь своё слово! — сказала мама и вышла из комнаты.

У меня потом ещё три дня голова кружилась. А стоило вспомнить о карусели, как начинало мутить. С мамой мы очень долго были в ссоре. Она считает, что я её обманул, и почти совсем не говорит со мной. Но ведь она же не знает, для какого важного дела я тренировался! Зато я теперь хорошо знаю, что такое невесомость и как трудно её переносить. Но трудно или не трудно, а надо! Наш классный руководитель всегда говорит: «Ради большого дела надо уметь приносить жертвы». Я считаю, что уже принёс много жертв. Теперь товарищ Хрущёв обязательно разрешит мне слетать в космос. Я уже здорово натренировался. Только вот как мне добраться до Москвы, чтобы всё ему рассказать?

Мой старт

Самое удобное время, чтобы попасть в Москву, — это каникулы. Вот я и решил в весенние каникулы отправиться туда пешком. На железную дорогу у меня денег не было. И, если бы я даже попросил маму и объяснил бы ей, что это для важного дела, она всё равно ничего бы мне не дала. А рассказать ей всё по правде я никак не мог. Даже папе не мог. Ведь это же очень важное дело, а очень важное дело надо хранить в тайне. Каникулы у нас будут только через две недели, но я подумал: «Хорошо бы заранее всё подготовить». Я положил в рюкзак ночную рубашку, тапочки, школьный атлас и отложил всякой еды понемножку: два пакетика сухарей, несколько кусков хлеба. И кусочек сала тоже. «Ну, — думаю, — этого должно хватить!» В карманчик рюкзака я сунул пионерский галстук и бинт — это на случай, если я в космосе ударю себя по руке молотком или вывихну ногу. И ещё — моё пионерское удостоверение.

Теперь я смело мог стартовать на Москву. Но тут мне встретилось одно препятствие. Наш пионерский отряд решил как раз в весенние каникулы устроить поход. Да ещё трёхдневный с игрой на местности, потом мы должны были побывать в гостях у Национальной Народной Армии.