Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Обращение президента Л. Кучмы по поводу голодомора на Украине подробно проанализировал российский автор Ю. Мухин, специализирующийся в основном на советском периоде нашей истории. Его книги и статьи отличают, мягко говоря, весьма нестандартный подход к событиям прошлого и не менее нестандартные оценки и умозаключения. Но по многим вопросам его аргументация выглядит весьма убедительной. Он опроверг фактологические «изыски» Кучмы и привел свои доводы относительно истинных причин голода на Украине. Со многими из его доводов вполне можно согласиться. Ю. Мухин писал:

«У Сталина не хватило духу выслушивать крестьянский мат-перемат со всего Союза, а надо было потерпеть. Ведь это хорошо, что подоспели трактора с введенных в строй тракторных заводов. А если бы они задержались на год-два? Вместо того чтобы решительно вырезать аппендицит, большевики стали его лечить примочками и дождались перитонита. Хорошо хоть не с летальным исходом.

Большевики, на мой взгляд, в 1929 г. коллективизацию начали правильно: в колхозы загоняли быстро и всех. Но уже в марте 1930 г. запаниковали и уступили толпе. А это уже административное преступление. Недаром горький опыт армии учит: сначала заставить подчиненного выполнить приказ, который тот считает неправильным, а уж потом пусть жалуется. В противном случае подчиненные начнут сами командовать и управление войсками будет утеряно. Так и случилось с коллективизацией. Уступив обывателю, большевики дали ему несбыточную надежду, что тот и дальше бунтами и сопротивлением сможет достичь желаемого. И обыватель стал желать прав иноземного оккупанта — права ничего не давать этой стране. В результате и пострадал, как немцы в Сталинграде.

Если сформулировать конкретно, в чем именно вина Сталина и большевиков, то ответ видится таким: в нерешительности при проведении коллективизации и в плохом обдумывании того, на что может пойти алчный обыватель»[551].

Не скажу, что выводы Ю. Мухина лично для меня вполне убедительны, но определенный резон в них, безусловно, содержится. Неверно, на мой взгляд, уподоблять императивы экономического развития, те или иные кардинальные меры экономического плана военным приказам, подлежащими безусловному выполнению. Это, как говорится, ария совсем из другой оперы. Экономика, в том числе и сельская, особенно в фазе ее коренной реконструкции, не должна и в принципе не может управляться голыми приказами. Это ей органически противопоказано. Кроме того, не надо упускать из виду еще одно обстоятельство: вполне определенные круги на Украине, усиленно раздувая тему голодомора 30-х годов, помимо всего прочего, руководствовались и националистическими соображениями. Им важно было представить Москву и «москалей» как врагов украинского народа, главных виновников бед и страданий украинцев. Националистическая подоплека в этой проблеме существовала с самого начала. Время, однако, не только не ослабило ее, но и даже сделало более злободневной.

Некоторые авторы, ведя полемику с очернителями Сталина, пытаются как-то сгладить масштабы голода и трагедий, связанных так или иначе с проведением коллективизации.

Мне кажется, что их аргументация несколько однобока, а порой и несет на себе печать апологии насилия чуть ли не как одного из главных средств решения социально-экономических проблем.

Еще более радикальные оценки политике Сталина в области коллективизации дает российский автор П. Краснов в статье, посвященной голодомору тех лет. Он видит его вину не в том, что тот был слишком жесток и прямолинеен, а в том, что, наоборот, проявлял много колебаний и был чрезмерно уступчив. Я приведу квинтэссенцию его рассуждений относительно коллективизации.

«Почему это произошло и кто в этом виноват в те годы? На мой взгляд, ответ однозначен — Сталин. Да, были смягчающие обстоятельства. Но многих жертв можно было бы избежать, если бы не ошибки Сталина и его недостаточный профессионализм как руководителя такого уровня в те годы. Жесткие меры не всегда применялась там, где нужно, и не применялась там и тогда, когда было нужно. Имел место массовый саботаж крестьян в районах, именно на них обрушился голод. Как надо поступать с саботажниками в условиях угрозы существования государства? Верно, подавить. Правильно сделала Советская власть, только поздно…

Сказалась неуместная мягкость Сталина, который, подобно неопытному водителю, заметался на дороге. Под его давлением колхозы то вводились, то отменялись, поскольку начались народные протесты и начались неизбежные в такой ситуации злоупотребления. Естественно, протестующие сделали вывод, что можно протестовать и дальше, власть пойдет на попятную. Раз уже сделала так однажды и крестьяне ряда районов демонстративно стали сеять хлеб только для себя. Сталин должен был «прессануть» осатаневшее быдло с необходимой жестокостью, но на два года ранее. Однако он этого не сделал. Нужны был и приклад в зубы, и пули, и штык под ребро. Если потребуется, то и пулеметные роты для особо упертых, чтобы промыть мозги свинцом, при необходимости даже вешать мерзавцев вдоль дорог. Потому что быдло понимает только язык силы. Так были бы погублены тысячи, пусть даже десятки, но спасены сотни тысяч.

Всего этого Сталин не сделал, а должен, обязан был сделать. По большому счету его за это надо было бы судить за преступное бездействие…»[552].

Изучая самые разные источники и работы, посвященные Сталину и его политической и государственной деятельности, неизбежно приходится встречать разительно разнящиеся оценки. Порой невольно даже охватывает чувство, подобное недоумению: как широк, даже безграничен, диапазон оценок и суждений, посвященных одной и той же личности. Не стану комментировать приведенное выше высказывание, и не потому что оно попахивает каким-то политическим экстремизмом, а потому что оно своим откровенным примитивизмом делает бессмысленным какое-либо комментирование.

В чем безусловно правы некоторые апологеты Сталина левого толка, так это в том, что с фактами в руках решительно опровергают фантастически преувеличенные цифры жертв голода 1932–1933 гг. Но об этом речь пойдет ниже. Здесь же мне хотелось бы привлечь внимание читателя к тому, что о чудовищных перегибах в процессе коллективизации Сталину сообщали не только «компетентные органы» и другие источники, но и люди, в преданности которых идеалам социализма вождь никак не мог усомниться. Я имею в виду М. Шолохова. Переписка писателя с вождем — весьма любопытный и исключительно достоверный исторический источник.

Приобретший в то время широкую известность и популярность М. Шолохов в письмах Сталину нарисовал ужасающую картину издевательств над сельскими жителями в период проведения сплошной коллективизации. Эти примеры потрясают своей жестокостью, бессмысленностью и садизмом. Читать о них без содрогания едва ли способен кто-либо. Я не стану их приводить здесь, отсылая читателя к первоисточнику. Приведя ряд конкретных, взятых из жизни, примеров «перегибов», писатель подчеркивает:

«Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи перегибов, это — узаконенный в районном масштабе «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету»…

Расследовать надо не только дела тех, кто издевался над колхозниками и над советской властью, но и дела тех, чья рука их направляла…

Если все описанное мной заслуживает внимания ЦК — пошлите в Вешенский район дополнительно коммунистов, у которых хватит смелости, невзирая на лица, разоблачать всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только тех, кто применял к колхозникам смертельные «методы» пыток, избиений и надругательства, но и тех, кто вдохновлял их»[553].

Как же отреагировал вождь на полученное им письмо?

Сталин ответил Шолохову, что сказанное им создает «несколько однобокое впечатление», но тем не менее вскрывает «болячку нашей партийно-советской работы, вскрывает то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили «итальянку» (саботаж) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой товарищ Шолохов… Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как утверждаете Вы, нашими работниками… И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали»[554].