Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Но может ли китайская компартия участвовать в будущей революционной власти? Не только может, но и должна участвовать. Ход революции в Китае, её характер, ее перспективы красноречиво говорят о том, что китайская компартия должна участвовать в будущей революционной власти Китая»[309].

Обращает на себя внимание одно обстоятельство. В той же речи генсек выдвинул еще одно положение, которое к тому времени воспринималось уже как анахронизм, как отзвук вчерашнего дня: «Учащаяся молодёжь (революционные студенты), рабочая молодёжь, крестьянская молодёжь, — всё это такая сила, которая могла бы двинуть революцию семимильными шагами, если её подчинить идейному и политическому влиянию гоминьдана»[310]. Не случайно, что при публикации этой речи в собрании сочинений содержалось на той же странице следующее примечание, нацеленное на то, чтобы задним числом оправдать высказанную Сталиным мысль: «В тогдашних условиях такая политика была правильна, так как гоминьдан представлял тогда блок коммунистов и более или менее левых гоминьдановцев, проводивший антиимпериалистическую революционную политику. Впоследствии эта политика была отменена, как не соответствующая больше интересам китайской революции, так как гоминьдан отошёл от революции и в дальнейшем превратился в центр борьбы против революции, а коммунисты вышли из гоминьдана, порвав с ним»[311].

Поправка задним числом, конечно, ничего не меняет. Позиция Сталина по вопросу участия коммунистов в гоминьдане, за которую он довольно долго боролся, в конечном счете оказалась бесперспективной и привела к серьезным провалам в деле развития революции в Китае.

Коалиция революционных сил вокруг гоминьдана была разношерстной и внутренне исключительно неустойчивой в силу коренной противоположности целей, преследовавшихся ее участниками. После освобождения Шанхая весной 1927 года противоречия внутри революционной (тогда уже с большим знаком вопроса!) коалиции приняли чрезвычайно острый и открытый характер. В военно-политических столкновениях весны, лета и осени 1927 года., по сути дела, решался вопрос о том, какие элементы этой широкой антиимпериалистической социальной коалиции под эгидой гоминьдана займут доминирующие позиции и будут определять социальную природу формировавшейся власти. Именно в это время складывается блок гоминьдановской военщины, помещиков и крупной буржуазии, которые рассматривали гоминьдан как удобный политический рычаг для утверждения своего господства и вместе с тем как ту социальную организацию, опираясь на которую они могли рассчитывать довести до конца национальную революцию в тех рамках и в тех пределах, в которых они были заинтересованы и считали для себя возможными[312].

Переворот, совершенный Чан Кайши в апреле 1927 года, расставил все точки в незавершившейся еще национальной революции. Коммунисты начали подвергаться жестоким репрессиям и о каком-либо едином национальном фронте уже смешно было даже заикаться, а не то, чтобы всерьез вести речь. Изгнание коммунистов из гоминьдана, распад единого фронта, начало вооруженной борьбы между гоминьданом и компартией Китая, утверждение гоминьдановской государственности как власти правонационалистической коалиции, стремящейся к решению национально-освободительных задач путем реформ, выгодных буржуазии (в том числе компрадорской), знаменовали завершение национальной революции 1925–1927 гг. как одного из важнейших этапов национально-освободительной революции в Китае.

Казалось бы, ситуация прояснилась до прозрачности и стала совершенно определенной, не терпящей каких-либо половинчатых оценок. Было очевидно, что в тактических вопросах — продолжение сотрудничества коммунистов и гоминьдана, выдвижение всякого рода лозунгов, явно не отвечавших реальной обстановке и многое другое — политика Сталина в китайском вопросе потерпела провал. Но Сталин не был бы Сталиным, если бы прямо и открыто признал свою неправоту в важных вопросах китайской революции. Он продолжал еще некоторое время отстаивать некоторые положения своей прежней тактической линии. Так, его реакцией на принципиально новый разворот событий в Китае явилось выдвижение следующей установки: «Переворот Чан Кайши знаменует собой отход национальной буржуазии от революции, нарождение центра национальной контрреволюции и сделку правых гоминьдановцев с империализмом против китайской революции…. Но из этого следует, что политика сохранения единства гоминьдана, политика изоляции правых внутри гоминьдана и использования их для целей революции уже не отвечает новым задачам революции. Эта политика должна быть заменена политикой решительного изгнания правых из гоминьдана, политикой решительной борьбы с правыми, вплоть до полной их политической ликвидации, политикой сосредоточения всей власти в стране в руках революционного гоминьдана, гоминьдана без правых его элементов, гоминьдана, как блока между левыми гоминьдановцами и коммунистами»[313].

Читатель даже из этого довольно схематичного и несколько сумбурного обзора событий национально-освободительной революции в Китае, очевидно, сделает правомерный вывод о том, что Сталин в ряде серьезных вопросов допустил крупные политические промахи. Это было действительно так. И это несмотря на то, что он, может быть, глубже других тогдашних руководящих деятелей партии понимал необходимость безусловного учета реальных особенностей положения в Китае. На этот счет можно было бы привести немало высказываний генсека, но я приведу лишь одно, в обобщенном виде выражающее его точку зрения.

«Несмотря на идейный рост нашей партии, у нас в партии существует еще, к сожалению, известный сорт «руководителей», которые искренне верят, что можно руководить революцией в Китае, так сказать, по телеграфу, на основе известных, всеми признанных общих положений Коминтерна, не считаясь с национальными особенностями китайской экономики, китайского политического строя, китайской культуры, китайских нравов, традиций. Эти «руководители» тем, собственно, и отличаются от настоящих руководителей, что у них всегда имеются в кармане две-три готовые формулы, «пригодные» для всех стран и «обязательные» при всяких условиях. Для них не существует вопроса об учёте национально-особенного и национально-специфического в каждой стране. Для них не существует вопроса об увязке общих положений Коминтерна с национальными особенностями революционного движения в каждой стране, о приспособлении общих положений Коминтерна к национально-государственным особенностям отдельных стран»[314].

Как видим, генсек выдвигал учет национальных особенностей страны на первый план в числе условий, необходимых при выработке общего курса. И тем не менее на практике это удавалось делать отнюдь не всегда. Сам Сталин нередко попадал в положение тех руководителей, которых он же сам критиковал и высмеивал.

Однако констатировать это и поставить здесь точку или многоточие было бы неверно. Может сложиться впечатление, что правы были оппозиционеры во главе с Троцким, критиковавшие китайскую политику Сталина как предательскую, льющую воду на мельницу международного империализма. В своих мемуарах он писал: «Руководство эпигонов в Китае означало попрание всех традиций большевизма. Китайская коммунистическая партия была, против ее воли, введена в состав буржуазной партии гоминьдан и подчинена ее военной дисциплине. Создание Советов было запрещено. Коммунистам рекомендовалось сдерживать аграрную революцию и не вооружать рабочих без разрешения буржуазии. Задолго до того, как Чан Кайши разгромил шанхайских рабочих и сосредоточил власть в руках военной клики, мы предупреждали о неизбежности этого исхода. С 1925 г. я требовал выхода коммунистов из гоминьдана. Политика Сталина — Бухарина не только подготовляла и облегчала разгром революции, но, при помощи репрессий государственного аппарата, страховала контрреволюционную работу Чан Кайши от нашей критики. В апреле 1927 года Сталин на партийном собрании в Колонном зале все еще защищал политику коалиции с Чан Кайши, призывая доверять ему. Через пять-шесть дней после того Чан Кайши утопил шанхайских рабочих и коммунистическую партию в крови»[315].

Сталин, хотя и не мог не видеть некоторых своих просчетов, тем не менее решительно и категорически отвергал платформу Троцкого и его сторонников в китайском вопросе. Он подчеркивал, что основная ошибка оппозиции состоит в непонимании характера революции в Китае, в непонимании того, какой этап проходит ныне эта революция, в непонимании нынешней международной обстановки в целом и тогдашнего международного положения Китая в особенности.

Сталин подчеркивал, что в настоящее время (весна 1927 г.) дать лозунг создания советов в Китае и борьбы протии гоминьдана — «это значит, наконец, не понимать того, какой этап проходит революция в Китае в данный момент. Это значит дать врагам китайского народа новое оружие в руки для борьбы с революцией, для создания новых легенд о том, что в Китае происходит не национальная революция, а искусственное пересаживание «московской советизации»[316]. Аргументация Сталина не просто выдерживает критику, но и вполне убедительна. Она основывалась на понимании глубоких национальных интересов Советской страны, а не на попытках искусственно советизировать процесс китайской революции, к чему фактически и сводилась точка зрения Троцкого и его соратников по оппозиции.