Джордж Хаген - Ламентации

• Название: Ламентации
• Автор: Джордж Хаген
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 978-5-86471-459-1

Знакомьтесь — это Ламенты, безалаберное семейство. Их носит по миру в поисках идеальной страны, но находят они лишь тайны, беды и любовь. Говард — вечный мечтатель, у его жены Джулии пылкое сердце, старший сын Уилл — печальный мыслитель, а близнецы Маркус и Джулиус — ребята с буйной фантазией. Ламенты путешествуют с континента на континент, они — неприкаянные романтики, перекати-поле, и держаться на плаву им позволяют чувство юмора, стойкость и верность друг другу. Их жизнь — трагедия, помноженная на комедию, их путешествия — череда смешных и печальных происшествий, повсюду их ждут потери и открытия, слезы и смех. В таких людей, как Ламенты, влюбляешься сразу и помнишь их очень долго. Роман Джорджа Хагена получил премию имени Уильяма Сарояна за самый яркий литературный дебют.

---

— Да ты рехнулась! Бросить тебя здесь? Ты спятила! Ребенка надо вернуть родителям!

Мэри ударила Уолтера по носу, он застонал. Кровь хлынула с подбородка на рубашку, но он по-прежнему следил за дорогой. Мотор завывал; на скорости сто тридцать километров в час Мэри в отчаянии схватилась за руль.

Машина завалилась в кусты и покатилась кувырком в облаке густой, красной, как перец, пыли.

Доктор Андерберг прижался носом к стеклу инкубатора.

— Только гляньте на него! — сказал он.

В тот вечер он сидел возле инкубатора, наблюдая за своим крошечным пациентом. Тот развивался на удивление быстро. Весом кило триста шестьдесят, в нежном пушку, ручки-ножки тонкие, как карандашики, глаза грустные — вроде бы не жилец на этом свете, и все же какая-то сила поддерживала в нем жизнь. Старшая медсестра миссис Причард стояла в дверях с блокнотом в руке, ожидая ответа на свой вопрос.

— Невероятно! — бормотал доктор. — Брошенный, сирота, родных нет — и все равно борется за жизнь. Такое упорство достойно награды.

Сестра Причард перекрестилась:

— Воля Божья.

Доктор презрительно фыркнул. Сотни новорожденных, что он принял в больнице для белых, и множество черных малышей, умерших за годы его работы в передвижной клинике, убедили его, что на волю Божью полагаться не следует.

— Позвонить в приют? — спросила сестра Причард во второй раз.

Доктор рассвирепел:

— В приют? Гуманнейшее заведение! Дети, воспитанные чиновниками и медсестрами! Куда уж хуже!

Сестра Причард поморщилась: это был камешек в ее огород. Несмотря ни на что, она заслонилась блокнотом, как щитом, и не сдавалась:

— Многие сироты попадают в приличные семьи.

— В приличные семьи? — взвился доктор Андерберг. — Не сомневаюсь, из них получаются приличные воспитанники и приличные приемыши, но наша цель — найти этому мальчику счастливую семью! — Доктор поднялся и зашагал к двери, на ходу стаскивая белый халат. — Без меня не подписывайте на ребенка никаких бумаг!

Через секунду румяное лицо доктора вновь показалось в дверях.

— Кстати, я и сам приемыш!

Оставшись наедине с инкубаторским сироткой, сестра Причард пристально разглядывала младенца. Потрескавшиеся губки раскрылись так горестно, что у нее вырвался вздох. Олицетворение безнадежности в этом равнодушном мире! «Что ж, зато хотя бы жив», — подумала миссис Причард. И вновь перекрестилась, вспомнив о другом несчастном малютке, погибшем в аварии.

Тяжелые времена и страдания могут объединить любящих, укрепить их узы, поддержать любовь. Но Говард и Джулия Ламент не были готовы к смерти первенца. Пусть горе у них было общее, но каждый страдал в одиночку. Ничего не сказав родным, они покинули больницу Милосердия без пищащего свертка, без воздушных шаров, без охапки детских вещичек.

Домой ехали в горестном молчании. Говард первым зашел в дом и потихоньку прикрыл дверь в приготовленную им же детскую — с кроваткой, белым кружевным пологом, крохотным вязаным одеяльцем и дружной компанией плюшевых мишек на комоде.

Пытаясь успокоиться, Джулия и Говард заваривали чай, но чашки оставались нетронутыми. На трезвон телефона не обращали внимания — Джулия не находила в себе сил ни с кем говорить. Единственное средство против горя — забвение, но как смотреть друг на друга и не вспоминать о сыне? Вот они и блуждали поодиночке из комнаты в комнату, избегая встреч с товарищем по несчастью.

Казалось, не только душа Джулии, но и тело не может забыть малыша; болела переполненная молоком грудь, а перед глазами стояла его неотразимая улыбка. Джулия стала той, кого прежде жалела, — матерью без ребенка. Она закрывала глаза, положив руку на мягкий живот, — едва ли у нее найдутся силы вновь зачать дитя.

Говард вспоминал, как встречали его жена и сын в палате всего несколько дней назад: гордость Джулии и крошечное, чудесное личико, выглядывавшее из пеленок, как из кокона. Держа на руках сынишку, он чувствовал в себе небывалые силы, ради этого крохи он готов был на все. Теперь он вновь стал неприкаянным. В радостях отцовства, в волшебном триединстве молодой семьи ему отказано.

Не сумев дозвониться до Ламентов, доктор Андерберг поехал к ним домой, в Ладлоу, в квартиру на Барабус-лейн. Нужно поговорить с ними как можно скорее, пока они не смирились с утратой.

— Я виноват в том, что случилось, — начал доктор.

— Поздновато извиняться… — открыл было рот Говард, но Джулия положила ему руку на плечо, умоляя выслушать доктора до конца.

— По прихоти судьбы эта несчастная женщина привязалась к чужому ребенку. На моих глазах матери бросали детей, но ни одна не променяла родного ребенка на чужого! Представьте, каково ему! — Доктор умолк; он надеялся разжечь хоть искру сочувствия.

— Бедняжка, — прошептала Джулия. — Как его здоровье?

Этого вопроса доктор и ждал.

— Вообще-то, Джулия, — начал он, — мальчик развивается семимильными шагами! Набрал вес, здоров на вид, дышит ровно. Просто исключительный ребенок! Можно сказать, настоящий боец!

Но тут Джулия в слезах выбежала из комнаты. Говард замешкался, не зная, то ли спешить ей на помощь, то ли отомстить бесчувственному шарлатану.

Смущенный гневным взглядом Говарда, доктор продолжал:

— Говард, я убежден, что в мире ничто не делается без причины. Здесь явно вмешалась судьба.

— Судьба? Что за бред? — промямлил Говард.

— Прекрасная пара, превосходные родители, потерявшие ребенка, — объяснил доктор, — несчастный сирота, который из последних сил борется за жизнь.

— Да. — Говард на миг забыл свой гнев. — Незавидная у бедняги участь, верно?

Доктор Андерберг подался вперед, глаза у него загорелись.

— В приюте — да. Но если ребенка воспитают родители вроде вас… молодые, вдохновенные, бунтари!

— Бунтари? — Говард скрипнул зубами. — Если я еще раз услышу от вас это слово, доктор, я…

Андерберг в пылу красноречия воздел руки к потолку.

— Послушайте, Говард, жизнь поровну раздает и радости, и беды. Лишь храбрые и щедрые душой побеждают, и лишь робкие пренебрегают дарами судьбы. Говард, умоляю вас, подумайте о будущем мальчика.

Расчувствовавшись от своих слов, Андерберг вытер глаза галстуком, поднялся со стула и распрощался с Говардом.

На следующее утро Джулия и Говард поехали в больницу Милосердия и вернулись домой уже с новым ребенком. Назвали его Уилл Говард Ламент. Уилл — потому что лишь ребенок с небывалой силой духа способен выдержать столь грустное начало жизни.[3]

Чтобы не тратить долгие недели на возню с бумагами, Андерберг велел записать в документах, что мальчик — родной сын Ламентов, и для большинства этим дело и кончилось.

Когда Роза пожелала вновь увидеть внука, Джулия отказала, сославшись вначале на простуду, затем — еще на тысячу предлогов. К этому времени Джулия решила никогда не открывать матери (или кому-то еще) правду о сыне по двум причинам. Во-первых, она обязана защищать ребенка всеми силами, а во-вторых, ей хотелось наказать Розу за то, что та скрыла от нее новость, омрачившую ее собственное детство, — развод родителей.

За несколько недель малыш прибавил в весе, а прочие различия можно было объяснить разительными переменами, происходящими с каждым ребенком в первые месяцы жизни. Родственники гадали, откуда у медно-рыжего отца и жгучей брюнетки мамы такой светленький малыш, и почти все сочли внешность ребенка игрой генов.

Почти все, кроме Розы.

— Цвет лица у него другой, — заметила она.

— Желтушка, — успокоил ее Говард.

— И он как будто стал меньше, — продолжала Роза.

— Это из-за одежды так кажется, — объяснил Говард.

— Если бы я не знала правду, я бы сказала, что он приемыш, — промолвила Роза.

— Мама, не говори гадости!

— Доченька, — отвечала Роза, — если все будут говорить друг другу только приятное, правда станет большой редкостью. И что это за имя — Уилл? Гарольд намного красивее…

— Мама, его уже назвали, — возразила Джулия.

— Ясно, — фыркнула Роза.

Что до доктора Андерберга, он унес тайну рождения мальчика с собой в могилу, до которой, увы, оставался всего месяц — смерть настигла его на отдыхе.

Венчик тонких волос вокруг лысины — плохая защита от солнца, и доктор Андерберг, повязав вокруг головы платок бедуина, бодро шагал по крутым дюнам Порт-Джеремия. Шестнадцатилетний Том Прайс, мчавший по песку на мотоцикле, широко улыбнулся, радуясь случаю как следует напугать араба. Он взлетел вверх на дюну, но не ожидал, что спуск будет такой крутизны, и, когда приземлился, едва удержал равновесие. И тут он заметил на переднем колесе обрывки арабского платка. Метрах в десяти позади мотоцикла лежал низенький румяный человек.