Анита Амирезвани - Кровь цветов

• Название: Кровь цветов
• Автор: Анита Амирезвани
• Издательство: Азбука
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9985-0441-9

Впервые на русском — один из наиболее ярких дебютов последних лет в американской литературе, «прекраснейшая сказка о любви, преданности, дружбе и семейных узах: поистине шедевр» («USAToday»).

В глазах героини этого утонченно-гипнотического, проникнутого чувственностью романа Исфахан — столица мира. Здесь возносятся к небу бирюзовые купола мечетей, на исполинской площади Лик Мира играют в конное поло — чавгонбози, берега реки Зайенде соединяет мост Тридцати Трех Арок, а дважды в год Большой базар закрывается для мужчин и за покупками в полном составе выходит весь шахский гарем. Ничто не ценится в Исфахане так высоко, как знаменитые персидские ковры — мерило успеха и воплощение высочайшего мастерства. И чтобы стать настоящим мастером-ковроделом, героиня готова на все. Причуды ее судьбы вторят извивам самого изощренного коврового узора, и сюжетные нити сплетаются в затейливое целое, в котором есть место восточным легендам и эротическим переживаниям, измене и коварству, любви и дружбе, волшебным сокровищам и трагической красоте.

---

Однажды Фетнех вынула из ушей серьги с рубинами и дала их воину. «Возьми эти камни, продай их и купи припасов для роскошного пира, — велела она. — Нам понадобятся благовония, рис, ягнятина, сласти и вино. Привези все это сюда, а затем пригласи шаха отобедать у тебя после охоты».

Воин, привязавшийся к своей пленнице, отказался от ее драгоценностей. Он сам купил все то, что она попросила. Когда он снова увидел шаха, то испросил чести принять его у себя. «Для вашего нижайшего слуги это будет величайшей честью, — сказал он, — если вы отобедаете и выпьете вина в моей башне».

Услышав такую утонченную речь, Бахрам исполнил его просьбу. Шах отправился на охоту, а старый воин вернулся домой и помог Фетнех подготовиться к великому празднеству. Вдвоем они раскатали на крыше ковры тончайшей работы и разложили подушки для отдыха. Затем Фетнех приготовила прекрасную еду, напевая, когда сдабривала подливу обожаемого шахом ягненка с финиками щепоткой мускуса, зовущего любовь.

К вечеру прибыл Бахрам со своими людьми, и воин ел и пил с ними, пока они не смогли больше проглотить ни крошки. Когда они раскурили свои кальяны, шах сказал: «Отличный тут у тебя дворец, мой друг, и сад прекрасный. Но шестьдесят ступеней — это длинный путь, мне кажется, для человека твоих лет. Наверное, по ступени на год?»

Воин признался, что ему и в самом деле шестьдесят. «Для человека, привыкшего к жизни солдата, ступеньки не испытание, — добавил он тут же. — Я вот знаю женщину, способную подняться по этим ступенькам с весом, равным быку, на плечах. Не думаю, что в империи найдется мужчина, способный на такое».

«Да как может женщина поднять такого зверя? — не поверил шах. — Доставь ее сюда, чтобы мы все могли увидеть такой подвиг».

Воин спустился отыскать Фетнех, надеясь, что по окончании вечерней трапезы их жизни останутся при них. Он слегка дрожал, пока искал ее. Но когда он приподнял занавеску над входом в ее покои, вся его тревога ушла. На ней были одежды из белого китайского шелка, пропитанного благовониями. Белая вуаль скрывала все, кроме глаз, а шарф, расшитый жемчугом, окутывал голову. Ее миндалевидные глаза были подведены сурьмой. Она была готова к битве.

Фетнех взвалила тяжелого быка на плечи и одну за другой одолела ступени. Когда она достигла вершины, то приветствовала Бахрама и опустила быка к его ногам. «О царь царей, — сказала она, — прими этого быка в дар от меня, ибо я смогла преподнести его тебе лишь благодаря моему искусству».

Шах выглядел пораженным, но ответ его был полон рассудительности. «То, что ты зовешь искусством, — сказал он, — есть лишь упражнение. Ты поднимала этого быка столько раз, что теперь это кажется нетрудным».

Фетнех улыбнулась. «Господин, вы правы, — сказала она. — Этого быка я поднимала каждый день шесть долгих лет. Но неужто подстреливший онагра должен быть прославлен за его искусство, а поднявший быка известен лишь усердием?»

Теперь шах остался безмолвен. Он смотрел то на Фетнех, то на воина и опять на нее, словно увидал призрак. Потом вскочил на ноги и отдернул вуаль Фетнех. Когда он увидел ее лик, подобный луне, то вскрикнул от радости. Слезы покатились по его лицу, сравнимые лишь с теми, что лились из ее глаз. Несколько мгновений они были подобны двум духам потоков, говорящим сквозь влагу.

Шах отослал всех из башни, включая и воина. Затем усадил Фетнех рядом с собой на ковер и сказал: «Смиренно прошу твоего прощения. В минуту слабости я возжаждал твоей лести, но теперь я вижу, что твоя мудрость куда более великий дар».

«Мой дорогой шах, — отвечала она, — печаль, которую я испытывала, оставшись без тебя, так огромна, что она могла бы раздавить целый город. Так любить — и едва не потерять навсегда».

Шах попросил руки Фетнех. «Воистину, ты желанное испытание!» — поддразнил он, ибо ее имя и означало «испытание».

На следующий же день они устроили роскошную свадьбу, а добрый воин был вознагражден тысячью жемчужин за ту единственную, что укрыл. Но это было лишь начало. Фетнех, воистину по имени своему, продолжала испытывать шаха все оставшиеся им дни.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда я на следующее утро шла домой от Ферейдуна, то все время ощущала судорогу в животе, сопровождавшуюся сильной болью. Неужели я беременна? Одной рукой я придерживала чадор, а другую прижимала к животу, словно нащупывая дитя. Это стало бы той нитью, что навек привяжет меня к Ферейдуну. Иначе зачем бы ему продолжать хотеть меня, когда он скоро женится на зеленоглазой красавице?

Желая побыстрее добраться домой и осмотреть себя, я спешила через старую площадь возле дома Ферейдуна и вглубь базара, прилегавшего к ней, словно спина к позвоночнику. Я пробежала за скопище древних лавок с кучами сверкавших браслетов на прилавках, вокруг которых, словно голодные вороны, толпились богатые женщины. Не задержал даже аромат утреннего супа из бараньих потрохов, хотя каждый торговец окликал меня, клянясь, что его «ножки и мозги» самые вкусные.

Когда я пришла, задохнувшись от усталости, то поздоровалась с матушкой, прежде чем бежать в отхожее место. Закатав рубаху и спустив шаровары, я все поняла. Хотя было слишком темно, я нащупала скользкую кровь, которая вскоре побежала ручьем. Вложив между ног сверток плотной ткани и вернувшись в нашу с мамой комнату, ничего не сказав, я вытянулась на постели и закрыла глаза.

Мать взяла мои руки в свои и проговорила:

— Свет моих очей, что тебя мучает? Не в силах открыть ей рассказанное Нахид, я решила поведать лишь о своем открытии.

— Я не беременна, — сказала я. — Даже после всего этого.

Мать начала гладить мои руки.

— Азизам, прошло всего три лунных месяца. Ты должна быть терпеливой.

— Терпеливой? — сказала я. — Голи забеременела в первый месяц замужества. Почему у меня так долго?

Матушка вздохнула.

— Много времени прошло, прежде чем Аллах послал мне тебя, — ответила она.

Это меня не утешило. Я не думала, что ее трудности с зачатием станут и моими.

— А если я бесплодна? — спросила я. Слова с трудом отделялись друг от друга, так ужасна была сама эта мысль.

— Ты молода, у тебя впереди столько времени, — вздохнула мать. — Если еще много месяцев ты будешь без ребенка, я найду особенное заклинание, чтобы помочь тебе. Да поможет тебе Аллах зачать побыстрее!

Интересно, понимала ли мать, какая разница между моим положением и тем, в котором были они с отцом.

— Биби, у меня нет пятнадцати лет на ожидание, как у тебя, — отвечала я.

Матушка отвела глаза, словно не хотела, чтобы ей напоминали, что мой брак может закончиться в любой момент. Затем снова похлопала меня по руке и решительно сказала:

— Мы сможем вместе совершить назр и зарезать барана для бедных, когда твое желание исполнится.

Я отвернулась. Матушка выглядела изумленной тем, что я не считала назр достаточной мерой.

— Что-то случилось? — спросила она. — Он сказал, что больше тебя не хочет?

— Нет, — отвечала я, но мои губы дрожали так, что она увидела: есть еще недосказанное.

Я глотнула воздуху.

— Он берет другую, — добавила я. — Постоянную. Так вот почему ты в таком смятении! — поняла мать. — Но это может ничего не значить по отношению к твоему браку.

— Если бы забеременела, то волновалась бы меньше.

— Да, конечно, — согласилась матушка. — Когда он тебе это сказал?

— Мне сказала Нахид.

— Нахид? — Она отшатнулась, потрясенная.

Вместо ответа на ее немой вопрос я лежала и молчала. Горло перехватило, и лицо свело так, что оно будто стало с мяч для поло.

— А-ай, Хода! — проговорила матушка, едва поняв.

Она поглядела на меня, надеясь, что я опровергну, однако мне нечего было сказать.

Матушка принялась молиться:

— Господин вселенной, помяни нас в твоей бесконечной милости. Благословенный Мухаммед, услышь наши молитвы. Али, князь меж людьми, даруй нам твою стойкость и силу…

— Биби, я этого не вынесу, — сказала я. — Теперь по крайней мере один из них возненавидит меня.

— А ты сказала Нахид? — обеспокоенно спросила матушка.

— Нет.

— Хвала Господу, — отвечала она. — Ты права — мы должны быстро что-то сделать. А пока ты должна успокоиться. Утром будет много всякой работы, и нам надо быть свежими.

Она укрыла меня одеялами и подоткнула подушку. Потом собрала мои волосы назад и принялась их тихо расчесывать, рассказывая мне о проделках хитрой мыши и большого глупого кота, хотевшего ее съесть. Убаюкивающие слова вместе с движениями гребня, массирующего кожу головы, быстро погрузили меня в глубокий сон.

Хорошо, что следующий день был четверг, потому что после полудня мы были совершенно свободны. Подождали во дворе, пока Шамси уйдет из кухни в кладовые. Матушка ходила следом, говоря ей сладкие слова, так что она позволила матушке наполнить карманы орехами в скорлупе и пригоршней изюма. Взамен матушка пообещала ей бутыль своего лучшего черного снадобья для больного горла.