Анита Амирезвани - Кровь цветов

• Название: Кровь цветов
• Автор: Анита Амирезвани
• Издательство: Азбука
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9985-0441-9

Впервые на русском — один из наиболее ярких дебютов последних лет в американской литературе, «прекраснейшая сказка о любви, преданности, дружбе и семейных узах: поистине шедевр» («USAToday»).

В глазах героини этого утонченно-гипнотического, проникнутого чувственностью романа Исфахан — столица мира. Здесь возносятся к небу бирюзовые купола мечетей, на исполинской площади Лик Мира играют в конное поло — чавгонбози, берега реки Зайенде соединяет мост Тридцати Трех Арок, а дважды в год Большой базар закрывается для мужчин и за покупками в полном составе выходит весь шахский гарем. Ничто не ценится в Исфахане так высоко, как знаменитые персидские ковры — мерило успеха и воплощение высочайшего мастерства. И чтобы стать настоящим мастером-ковроделом, героиня готова на все. Причуды ее судьбы вторят извивам самого изощренного коврового узора, и сюжетные нити сплетаются в затейливое целое, в котором есть место восточным легендам и эротическим переживаниям, измене и коварству, любви и дружбе, волшебным сокровищам и трагической красоте.

---

Однажды вечером после дневной трапезы Гостахам и Гордийе позвали матушку и меня в Большую комнату. Мы вошли и выразили им свое почтение, но они ответили очень сухо. Словно самый воздух прокис, покуда мы снимали обувь и занимали места на подушках.

Гостахам начал говорить, как он обычно делал, прежде чем вмешается Гордийе.

— Вчера я послал слугу в дом Ферейдуна, — сказал он. — Его даже не впустили к хозяину.

— Как невежливо, — заметила матушка.

— Это не просто невежливо, — сказала Гордийе. — Это небывалый случай. — Она обернулась ко мне. — Мы хотели узнать, не поссорились ли вы с Ферейдуном. Его могла рассердить даже мелочь. — Она поощрительно улыбнулась мне.

— Последний раз, когда мы виделись, он казался очень довольным, — ответила я. — Это имеет ко мне отношение?

— Нам еще не заплатили за ковер с драгоценными подвесками, — напомнил Гостахам. — Похоже, что Ферейдун не очень-то хочет расставаться со своими деньгами.

— Может, он занят делами… — сказала матушка.

— Сомневаюсь, — сказал Гостахам. — Вероятнее всего, он рассержен.

— Могли родители Нахид изъявить ему свое неудовольствие? — спросила я, чтобы перенаправить вину по должному адресу.

— Они так никогда не сделают, — возразил Гостахам. — Он взрослый человек и может жениться, как ему угодно. Таков закон. Что случилось, когда вы виделись последний раз? — спросила Гордийе, жаждущая рассказа.

— Единственная новая вещь, которую я могу вспомнить, — отвечала я, выдумывая на ходу, — он сказал мне, что я радую его больше любой другой женщины.

— Только вообразите! — ахнула Гордийе, словно такое ей не могло и в голову прийти.

— И что ему не терпится увидеть меня снова, — добавила я.

— Хорошо, — сказала Гордийе, но так, словно не поверила мне. — А что Нахид — могла она налить мужу в уши яду о тебе?

— Не знаю, — ответила я. — Она меня больше не приглашает.

Гордийе повернулась к мужу:

— Лучшее, на что мы можем надеяться — это возобновление Ферейдуном сигэ. Напомни мне, когда заканчивается контракт?

— Завтра, — сказала я.

— Думаешь, он его возобновит?

— На этот раз у меня нет никаких сомнений, — ответила я, чувствуя, как его письмо давит мне на бедро.

— Тогда намного легче, — сказал Гостахам, вытягивая ноги. — Если Ферейдун будет на нашей стороне, уверен, он заплатит за ковер.

Гордийе просветлела:

— Нам всем будет куда радостнее, когда у нас в руках будет письмо о возобновлении, правда?

— Всем, кроме меня, — сказала я громче, чем намеревалась.

Гордийе откинулась на свою подушку.

— Что ты такое говоришь?

— Я намерена ему отказать.

— Невозможно! — Гордийе почти умоляюще обернулась к матушке. — Что твоя дочь говорит в этой комнате, не имеет значения, — сказала она. — Я понимаю, что последнее время судьба ей преподносит неожиданности. Наверное, ей нужно прислушаться к твоим мудрым словам. Матушкина спина осталась прямой.

— Это целиком и полностью решение моей дочери, — ответила она. — Она замужняя женщина и достаточно взрослая, чтобы знать, что правильно, что нет.

Она не показала ни единого признака слабости, который бы дал Гордийе возможность начать ее переубеждать.

— Ты ошибаешься, — сказала мне Гордийе.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо.

— Не я! — Мой голос показался мне громовым. — Гостахам сказал, что моего умения хватит, чтобы работать в шахской мастерской, будь я мальчиком. Но вместо того, чтобы дать мне развить свой дар и найти честного мужа, вы продали меня за бесценок.

Матушка прижала край своего платья к лицу.

— Клянусь Али, девочка права, — сказала она. — Я приняла предложение, потому что думала — это единственный способ уберечь нас от нужды.

Впервые я увидала в глазах Гостахама стыд. Он избегал моего взгляда, однако не делал ничего, чтобы успокоить жену. Как ковродел хозяином был он, но как муж он был слабее новорожденного ягненка. Сейчас, когда я больше не была девственницей, я понимала, что творилось между ним и его женой. Он любил ее, несмотря на ее недостатки, и для него не было счастливее дня, чем тот, когда он приносил новый заказ. Дом тогда наполнялся ее хриплым смехом, и она звала его в свою постель. Для того чтобы сохранить мир в доме, Гостахам готов был на что угодно.

— Мы все надеялись на большее для тебя, — сказала Гордийе. — Тебе может улыбнуться удача, если ты попытаешься еще раз.

— Слишком поздно, — сказала я.

Голос Гордийе стал ледяным.

— Да искусают пчелы твой язык, — процедила она. — Если ты получишь письмо о возобновлении, ты ответишь «да». Поняла?

Я вскочила, разозленная, как никогда в жизни. Хотя я невысока, Гордийе, Гостахам и моя матушка — все показались мне крошечными.

— Я не стану, — сказала я, утвердившись на ногах.

— Неблагодарная! — завопила Гордийе так, что слышно было во всем доме. — Не забывай, сколько денег на тебя ушло!

— А я потратила на вас свою невинность! — завопила я в ответ.

Гордийе исходила яростью:

— Гадюка! После всего, что мы для тебя сделали!

Я не жалела о времени, проведенном в объятиях Ферейдуна; так или иначе, с ним я стала настоящей женщиной. Но цена моя упала, когда я потеряла девственность, а без приданого ни у одного мужчины не было причин брать меня постоянной женой.

— Вы продали меня в надежде на будущие доходы. — Мой голос снова окреп. — Вы мне должны.

— Мы тебе ничего не должны! — крикнула Гордийе. — Мы можем тебя завтра вышвырнуть, и никто не подумает, что мы неправы!

Гостахаму явно хотелось оказаться далеко от этого места, но он не произнес ни слова.

Я смотрела на Гордийе и не отвечала. Наконец молчание стало слишком тяжким для Гостахама.

— Азизам, мы не можем себе позволить вызвать гнев Ферейдуна, — мягко сказал он.

Секунду я смотрела на него, и мое сердце было полно благодарности за все, чему он меня научил.

— Почитаемый дядюшка, — ответила я, называя его так из преданности и уважения, — вы мой учитель, звезда моих очей. Хотели бы вы, чтобы я продолжала приносить горе другим из-за денег?

Гостахам умоляюще посмотрел на жену.

— Ну, это женские дела… — пробормотал он.

— Да, именно женские, — отрезала Гордийе, стараясь вывести его из разговора. — Мы дождемся письма от Ферейдуна и тогда возобновим сигэ. Больше говорить не о чем. А теперь можешь возвращаться к своей работе.

Она прижала ладони к вискам, как делала всегда, предчувствуя головную боль. Уходя, бросила Гостахаму:

— Чего ждать от той, кто может срезать ковер со станка?

По пути в кухню я шептала самые скверные ругательства, которые знала. «Гори ее отец в аду…» — шипела я.

Мы помогали кухарке нарезать овощи, но через несколько минут матушка сказала, что плохо себя чувствует.

— Иди приляг, — ответила я. — Я доделаю остальное.

Я шинковала сельдерей с такой яростью, что кусочки подскакивали и падали на пол, и кухарка ругала меня на чем свет стоит.

К концу вечера я составила смелый план. Сунула Таги монету и шепотом попросила его разузнать, когда голландец ходит к цирюльнику или в баню (пусть даже редко), чтобы знать, где его найти.

— Он каждую среду вечером ходит на базар смотреть ковры, — сказал мальчик-посыльный, с довольным видом пряча мою монету в рукав.

— Погоди! — сказала я, собираясь уточнить, но Таги ускользнул в бируни. Он очень хитер.

Так как была именно среда, я собралась на базар, притворившись, что выполняю поручение, и ходила почти целый вечер от лавки к лавке, будто интересуясь коврами. Любуясь кашкайским ковром всех оттенков индиго, я заметила голландца в соседнем ряду, беседующего с молодым торговцем с коротко подстриженной бородкой. Я следила за ним, пока он не двинулся дальше, и тогда метнулась из одного ряда в другой, догоняя его у самого выхода на дорогу, чтобы встретиться с ним как бы по воле случая.

Приподняв пичех, чтобы лицо было видно, я засеменила по проходу. Голландец разглядывал ковры, висевшие в нише лавки, когда заметил меня. Салам алейкум, — храбро поздоровалась я. — Покупаете сегодня ковры?

— Воистину так, — ответил голландец, удивленный, что к нему обратились.

Я напомнила ему о своей семье и шерстяном ковре, который соткала.

— А! — воскликнул он. — Никогда не попадался мне ковер прекраснее вашего, я восхищаюсь им более всех иных.

Я улыбнулась; его искусство вежливой беседы было необычным для ференги, но я все равно наслаждалась им. Вблизи на него было очень интересно смотреть. Голубые глаза, прозрачные, как у кота, и такие же непредсказуемые движения.

— Я всегда ищу красивые вещи, которые можно продать в Голландии, — сказал он.

— Тогда, может быть, вы не откажетесь взглянуть на ковер, только что законченный мной?