Рассел Миллер - Приключения Конан Дойла

• Название: Приключения Конан Дойла
• Автор: Рассел Миллер
• Издательство: Издательство КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03104-3

Артур Конан Дойл, создатель самого знаменитого в мире сыщика Шерлока Холмса, прожил долгую, насыщенную событиями жизнь, которая, как утверждает известный британский журналист Рассел Миллер, не менее увлекательна, чем приключения его любимого героя.

На протяжении всей своей жизни Артур Конан Дойл писал письма родственникам и друзьям. В этих письмах — его успехи, поражения, раздумья о людях, тех или иных событиях политической и общественной жизни. Расселу Миллеру выпала большая удача — ему удалось погрузиться в частную переписку писателя, ранее недоступную специалистам. Основываясь на этих документах, он создает яркий, живой образ писателя, личности противоречивой, но удивительно обаятельной и талантливой.

---

Когда 12 ноября корабль бросил якорь в Тейбл-Бей, поблизости от Кейптауна, Конан Дойл сошел на берег, чтобы дать радиоинтервью. Впоследствии он признавал, что принимали его хуже, чем в Америке. “Аудитория лишь терпела, можно сказать, снисходила до меня”. Вопросы и реплики из зала зачастую были откровенно недоброжелательны. Какой-то мужчина осведомился, отчего все спиритуалисты еще не отправились добровольно на тот свет, коли там так хорошо. Одна печальная дама поинтересовалась, придется ли ей и там жить со своим нынешним мужем, на что Конан Дойл заверил ее, что никакой необходимости в этом не будет: если между супругами не было духовной связи на этом свете, никто не станет их принуждать поддерживать отношения на том.

Семья Дойл провела в Кейптауне две недели, после чего перебралась в столицу Оранжевого свободного государства, Блумфонтейн. Дойл смог посетить павильон, где во время Бурской войны располагался госпиталь. Это было тридцать лет назад, и мало что изменилось с тех пор.

Он посетил и памятник жертвам той войны — двадцати шести тысячам женщин и детей, погибшим, как были здесь уверены, из-за зверских условий, созданных британцами в концлагерях. Разумеется, он не преминул сказать, что умерли они от естественных причин — их хорошо кормили, о них добросовестно заботились, ведь Британия воевала только с мужчинами. Этот случай получил широкую огласку, некоторые газеты написали даже, что Конан Дойл сказал, будто жены и дети погибших не заслужили памятника. У гостиницы, где остановились Дойлы, моментально собралась толпа агрессивно настроенной молодежи, но все обошлось. Впрочем, Конан Дойл написал краткое извинение в “Кейп тайме”, где было сказано, что его неправильно поняли.

Был и такой случай: кто-то из зала выкрикнул, что Дойл использует своего покойного сына ради пропаганды спиритуализма, — он так возмутился, что хотел заколоть обидчика зонтиком.

Они побывали в Питермарицбурге, Дурбане, Претории и Йоханнесбурге, который Дойл обозвал “дьявольским местом”, и прибыли в Родезию, ныне Зимбабве. Еще в Кейптауне Дойл получил “сообщение”: глубоко почитаемый им Сесиль Родс[35] желает что-то ему сказать. Понятно, Дойл устремился к его могиле в Матопо-Хилз, неподалеку от Булавайо.

И вот ужасающе жарким летним днем они взобрались по извилистой тропинке к могиле, на плите было высечено: “Здесь покоятся останки Сесиля Родса”. Конан Дойл перво-наперво сделал несколько фотографий, в надежде, что на них проявятся “психо-феномены”, но тут, как он позже признался, его постигло “полное разочарование”. Затем он попросил жену сесть с карандашом и блокнотом на камень у могилы. Поначалу ее дар “автоматического письма” не проявлялся, но “неожиданно рука ее ожила и начала записывать сообщения Родса”. Дойл, не до конца еще уверенный, спросил:

— Мистер Родс, это в самом деле вы?

— Да, это я.

— Говорить с вами — честь для меня. Ваши земные деяния поразительны.

— Нет, сэр. Ничто не сравнится с религиозными деяниями. Только их можно назвать достижением. Мои усилия затронули лишь скромную область…

Далее Родс сообщил, что давно хотел связаться с Дойлом, поощрить в его трудах и сказать, что память о нем будет в сердцах людей, в их душах. Он обещал скорую встречу и “долгие грядущие беседы”.

Дойл был очень растроган. Вся Родезия представлялась ему “великой страной”, а ее европейские обитатели “очень воодушевленными и патриотически настроенными людьми”. Он даже предсказал, что через сотню лет Родезия “станет лучшим доминионом под флагом Британии”. К черному большинству он относился патерналистски, что никак не подразумевало, например, идеи образования, хотя, по его словам, “они очень легко обучаемы”. Но он полагал, что образование влечет “чувство неудовлетворенности”.

Здоровье его становилось хуже, о чем он теперь нередко упоминал в письмах: “Силы уже не те, в гольф больше не играю”, “Стало получше, но курить пока нельзя — показательный признак”. Осматривая водопад Виктория, Дойл жаловался на боли в груди и приступы головокружения, но никакой, даже коротенькой передышки не внес в свое расписание, несмотря на жару и усталость от постоянных переездов. Он выступал перед полными залами в тогдашней Северной и Южной Родезии, в Уганде, Танганьике и Кении.

Поездка прошла с переменным успехом, а на лекции в Найроби и вовсе случился крайне неприятный инцидент. Дойл показывал фотографии духов, среди прочих из дома с привидениями в Сомерсете, как вдруг выяснилось, что “привидение” сидит в зале! Артур Спенсер Палмер, зубной хирург, работавший в Найроби, был поражен, узнав себя на экране в роли “духа покойного”. Он тут же встал и воскликнул: “Это привидение — я!”

Леди Конан Дойл, сидевшая рядом с мужем на сцене, с трудом сдержала негодование, но Дойл пригласил Палмера подняться на сцену, и тот подробно объяснил, где, когда и кем была сделана фотография. И хотя черты лица не вполне угадывались, Дойл был вынужден признать, что фотография — подделка. Конечно, такие конфузы не могли способствовать утверждению спиритуализма.

По дороге домой Дойл, хотя и неважно себя чувствовал, все же дал лекцию для пассажиров — в основном колониальных чиновников и плантаторов, возвращавшихся с семьями обратно в Англию. Потом он отдельно выступил уже перед корабельной командой. В Суэце им удалось съездить на машине за сотню миль — осмотреть пирамиды.

Семья сошла на берег в Марселе и, проехав всю Францию, пересекла Ла-Манш и оказалась на родном острове. Результатом поездки стала книга в защиту спиритуализма — “Наша зима в Африке”. В Америке ее публиковать не захотели: Джордж Доран счел, что это повредит продажам книг о Холмсе.

Двадцать второго мая 1929 года Конан Дойл отметил в Бигнелл-Вуде свое семидесятилетие. Местные жители шептались, что он проводит какие-то таинственные мистические ритуалы. В саду стояли керамические гномы “в натуральную величину”, которые, по мысли Дойла, должны были привлечь в гости окрестных фей. Для той же цели он нередко просил восьмилетнюю дочку садовника взобраться на старое дерево у ворот, а сам на небольшой граммофон ставил пластинки с “духовной” музыкой и ждал с камерой наготове, надеясь запечатлеть их появление.

Но как бы скептически ни относились к нему соседи, все они бросились на помощь, когда в августе 1929 года в доме начался пожар. Дойл возвращался с утренней прогулки и увидел, что из-под крыши двухсотлетнего здания бьет пламя. Тревогу уже успел поднять старший садовник, заметивший, что искры из кухонной трубы падают на соломенную крышу. Пожарным потребовалось почти полчаса, чтобы приехать из Саутгемптона, но к тому времени соседи и обитатели поместья успели многое вынести в сад.

“К счастью, — сказал потом Конан Дойл репортеру “Таймс”, — это всего лишь загородный дом, а не наше основное жилище. Так что угрозы самому ценному, то есть моей библиотеке, не было. Мы многое спасли, но мне очень жаль, что погибла коллекция Дэниса, которую он собирал во время наших поездок по свету. Но он благородно думал не о ней, а помогал выносить вещи из дома”. Через местную газету Дойл от души поблагодарил всех соседей, помогавших при пожаре. С присущим ему юмором он отметил: “Они выносили из дома мебель и ценные вещи, хотя парочка “спасателей” порывалась унести наше добро совсем уж далеко. Но это досадное исключение: подавляющее большинство действовало абсолютно бескорыстно. Я очень всем благодарен”.

Несколько недель спустя Барри, к тому времени уже сэр Джеймс Барри, пригласил к себе супругов Дойл на выходные. Каждое лето он снимал большой дом неподалеку от Челтенхема, куда обязательно звал в гости друзей и собратьев по перу. Устраивались веселые литературные вечера, но Дойла хозяин приглашал с опаской — стоило ему завести свою обычную волынку про спиритуализм, как гости начинали зевать и веселье угасало.

В дневнике Дойла сохранились заметки об этом визите: “Барри говорит, что каждое утро, встав с постели, Шоу кричит: “Ура! Я Шоу!”” “Барри не питает симпатии к нынешнему поколению писателей. Их слишком волнует секс. Тем не менее нам пора уже отойти в сторонку и дать возможность молодым проявить себя”.

На каждом шагу Конан Дойл сталкивался с тем, что его литературный герой живет своей жизнью и слава его не меркнет. В тот год вышли четыре повести о Холмсе под одной обложкой, и книга получила хорошие отклики. О ней тепло отозвался X. Пирсон из “Уикли”. Автор поблагодарил критика в письме, но присовокупил, что в каком-то смысле ненавидит Холмса, ибо тот препятствует “правильному отношению” к его “серьезным работам”.

Много забот и времени отнимало у Дойла его издательство “Сайкик пресс”, где регулярно печатались шестипенсовые пропагандистские брошюры по спиритуализму, зачастую с критикой официальной религии. Нередко его можно было видеть и в книжном магазине, хотя прежний живой энтузиазм явно уступал место утомленной раздражительности.