Татьяна Дагович - Ячейка 402

• Название: Ячейка 402
• Автор: Татьяна Дагович
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-1099-7, 978-5-9725-1937-8

«Приходилось ли тебе когда-нибудь замечать, как люди внезапно меняются? Как подменили, говорят в таких случаях. Не приходило ли тебе в голову, что людей в самом деле подменяют? Куда деваются прежние – вот в чём вопрос». В этом завораживающем романе герои существуют в кажущемся реальным мире. И сами они как будто обычные люди. Только на самом деле – всё немного иначе. А может быть даже совсем не так. Двадцать лет назад после появления сериала «Твин Пикс» миллионы людей хотели знать «Кто убил Лору Палмер?» – загадочный роман Татьяны Дагович так же, как гениальное творение Дэвида Линча, рождает вопросы, на которые хочется искать… и не находить ответы. В 2010 году роман «Ячейка 402» стал единственным призером национальной литературной премии «Рукопись года» в номинации «Оригинальная идея».

---

Татьяна Дагович Ячейка 402

Пролог

«Я догадалась, что больше не могу так. Мне никто не поможет, кроме меня. Если верить им всем, чтобы что-то изменилось, я должна изменить сама. Меня воротит от моей жизни, и… Главное – принять решение. Я никогда ещё не решалась. Я пойду прямо сейчас. Принимать душ, переодеваться, краситься заново я не буду. Как есть. Всё получится. Как есть. Я люблю. Всё-таки. Я пошла».

Косая урна на остановке автобуса отбрасывала длинную тень. Рука, женская, тонкая, с проступающими венками, жилками, с примятым самодельным маникюром, комкающая исписанный лист бумаги в клеточку, на секунду зависла над урной, будто случайно. Без листика спряталась в карман чёрных брюк, сразу выскользнула – декоративный карман не был для неё предназначен. Опустилась в пустую, но объёмную дерматиновою сумку, притворно ища чего-то.

Было солнечно, пахло цветущими абрикосами и бензином.

Часть первая Цветы

1

Устав от навязчивости монитора, Шарван позволил себе взглянуть в окно. Он-то знал: один такой взгляд, и на работе больше не сосредоточиться. Ведь за окном светло и весело: цвели первым цветом деревья, гуляли люди, летали воробьи. Он потянулся и снял наконец пиджак. Как всегда, взялся за отчёт сразу по возвращении, не переодевшись, в шерстяном костюме. Теперь отчёт был готов, но Шарван смотрел на него с недоверием, даже отвращением – ему не хотелось перечитывать. Ему казалось, что текст полон ошибочных формулировок, неточностей, что слова в предложениях перепутаны. Он никогда не отключал орфографический редактор и знал, что Леонида Ивановича, шефа, оформление интересует в последнюю очередь, и, тем не менее, отправляя отчёты, всегда мучился – словно его личное несовершенство крылось где-то между строк. Поэтому и перечитывал обычно через силу, как человек, подробно разглядывающий в зеркале некий свой внешний дефект, а толку не было – недоверие оставалось.

Однако сегодня, после короткого взгляда наружу, закрыл документ не просматривая, беспечно. По привычке проконтролировал, какая сеть подключена (всё равно модем DSL валялся на картоне от микроволновки, в другом углу запылённой комнаты, не мигая ни одной лампочкой), и отослал отчёт. Усмехнулся с облегчением – теперь ничего не изменить, и не его забота, что там написано.

Мокрая от пота рубашка воняла. Носки, рубашку, трусы – в стиралку. Костюм придётся отдать в чистку. Часы клацнули о фарфоровую полочку в ванной. Забыл снять очки, прежде чем открыть кран. Вода залила стёкла. Намыливая голову, Шарван обдумывал планы на вечер. Единственное по-настоящему важное дело – зайти к русалкам. Увидит Настьку. Мельком. Она самая нормальная из них, даже какое-то взаимопонимание возможно, если не показалось. Не худшая из его обязанностей, в любом случае. Но это позже, когда будет смеркаться. Девчонки такие подозрительные в последнее время стали, до сумерек категорически не выныривают.

А до сумерек можно побыть с Любой. При мысли о Любе улыбнулся под пеной и струями глуповато. Постариковски, как улыбаются девушке в выпускном платье, у которой время стёрло мелкие прыщички на лбу и выбрило стройные ноги. Шампунь загорчил во рту. Шарвану недавно исполнилось тридцать, но у Любы никогда не было недостатков, которые нужно было бы исправить. Пройдутся с Любой по городу.

По пути заехал на базарчик, купил у бабки букет диких степных цветов. Копейки. Но после обеспеченного детства Любе нужно что-то другое, выходящее за рамки денег. Розы не пройдут определённо. Она называла его Георгием или Жорой, как все, то есть почти все, за исключением Леонида Ивановича.

Люба нежно удивилась вслух – сегодня она Георгия не ждала, он собирался целый день работать. Без огорчения кивнула, узнав, что они свободны только до половины девятого. Не задавала наводящих вопросов. Поставила цветы в вазу и ушла переодеваться, оставив его в благожелательном обществе родителей. Хотя до лета с настоящей жарой ещё месяц, кондиционер тихо гудел над креслом, внося в беседу спокойную прохладу.

Люба вернулась воздушная, слегка перламутровая, с обведёнными серым глазами, на прозрачных каблуках, в мини-юбке, в прозрачной блузке. Почти вульгарная, но оставшаяся на грани «почти».

– За что люблю тебя, – сказала она, выходя с ним из подъезда, – так это за то, что, когда у нас есть время, ты не тянешь меня немедленно в постель… Да, погода и в самом деле замечательная.

На этот раз в её словах почти не угадывалось разочарование. Только вопросительный знак. Подошли к тёмно-зелёному, от пыли выглядевшему серым, «Фольксвагену Турану». Открывая перед Любой дверцу, мельком увидел отражение в зеркальце заднего вида. Красивая пара. Молодые, ухоженные, довольные. Даже очки висели на его носу как фальшивые, придающие умный вид. В Любином свете Шарван выглядел не самим собой и, перебивая секундное раздражение, спросил:

– Хочешь чего-то выпить или мороженого?

В первое мгновение стало жарко – машина стояла на солнцепёке, но и здесь загудел кондиционер, и потянулись к пересохшим губам ниточки безликого холодного воздуха.

Они провели вечер на террасе кафе в одном из торгово-развлекательных центров. Наверху, почти на крыше, где солнечно лёгко. Открывался вид на лужайку для выгула собак и белую стену с непонятным красным словом. А дальше лежал город, грязно-золотой, подвижный, быстрый. Человечки шли, бежали, встречались, расходились на хорошо просматриваемых улицах и парковках. Бродили по весне, не замечая, снедаемые простотой, как раковой опухолью. В стакане перед Любой и Шарваном стоял красный цветок. Лилия с острыми листьями. На скатерти белая крохотная наклейка с цифрами: 4, 0, 2.

Доедал вторую порцию. Люба потягивала неизменный мартини, время от времени задумываясь и кроша трубочкой лёд. Шарван едва не упустил момент, когда внизу засветились первые фары и зеленоватое небо засквозило первыми неуверенными звёздами. Обернулся, нашёл взглядом официанта, но, прежде чем кивнул: «Счёт, пожалуйста, принесите», Люба виновато улыбнулась: «Мне домой уже надо… Ещё на завтра закончить эскиз». Он довёз её до подъезда и поцеловал в машине так ласково, что под ширинкой оставалось безмятежно тихо.

Люба влетела в квартиру счастливая, поражённая необычным и непохожим, будто первым чувством – влюблённостью, любовью, далекоидущими планами.

Проезжая по сужающейся и портящейся дороге, Шарван пытался перестроить сознание на серьёзный лад, на работу, но летучие весенние картинки мелькали на обочинах: то ленивые довольные коты, то целующиеся подростки, то яркие пятна колясок. Выезжать за черту города нужды не было – в распухшем конгломерате сами собой образовывались разрывы, которые как бы вне цивилизации. Поставил машину в более или менее приличном дворе с болтающими старухами. Снял очки, футляр положил на пассажирское сиденье. Мир потерял определённость, но, если прийти к русалкам в очках – они не покажутся. Не поверят, что это он. Мнительные. Давно пора линзы подобрать. Набросил рыбацкую куртку.

Пошёл знакомой дорожкой. Мелкие городские летучие мыши, которых жители в сумерках принимают за птиц, пролетали низко над головой. Беспорядочное скопление пятиэтажек, спонтанный стадион, нерабочий детский сад. Фонари темнели, не посягали на сумеречный кисель, обволакивающий предметы. Шарван привычно огибал люки, знал их наизусть. Утоптанная дорожка к частному сектору, мимо стихийной свалки. Справа темнеет старое кладбище. Подошёл к запущенному дому. В доме никого не было. Света не было. Пошёл дальше, морщась от ощущения, что приехал зря. Остановился возле небольшого квадратного водоёма – резервуара для поливки близлежащих огородов. Вода струйкой текла из широкой бетонной трубы. Свистнул. Звук затих.

Тишина была определённой – ни шороха, ни всплеска. Никакого движения. Шарван понял, что здесь никого нет. Но несколько раз позвал. Голос отражался от воды. Русалки не появились. Он выругался, чтобы заглушить растерянность, достал мобильный, но даже в бледном свете телефона, даже без очков, было видно, что резервуар пуст. Становилось прохладнее – кстати оказалась куртка. Нужно было уходить, а он оставался, смотрел в воду. Не мог оторваться. Пахло не свежей водой, а закисшими тряпками, тоской, тоской. Пустотой. Впервые нахлынула настолько безжалостная тоска. Впервые со времён отвратительного детства.

Связался с Леонидом Ивановичем. Долго объяснял ситуацию: он всё подготовил, русалки могли беспрепятственно выезжать, но они не явились, и не потому, что не хотели показываться, – потому, что их там не было, он ждал долго и заметил бы, если бы они просто прятались. Леонид Иванович пару раз порывался перебить, но Шарван не умолкал, пока не изложил суть дела.

Леонид Иванович закашлялся и почти извиняющимся тоном сказал: