Татьяна Дагович - Ячейка 402

• Название: Ячейка 402
• Автор: Татьяна Дагович
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-1099-7, 978-5-9725-1937-8

«Приходилось ли тебе когда-нибудь замечать, как люди внезапно меняются? Как подменили, говорят в таких случаях. Не приходило ли тебе в голову, что людей в самом деле подменяют? Куда деваются прежние – вот в чём вопрос». В этом завораживающем романе герои существуют в кажущемся реальным мире. И сами они как будто обычные люди. Только на самом деле – всё немного иначе. А может быть даже совсем не так. Двадцать лет назад после появления сериала «Твин Пикс» миллионы людей хотели знать «Кто убил Лору Палмер?» – загадочный роман Татьяны Дагович так же, как гениальное творение Дэвида Линча, рождает вопросы, на которые хочется искать… и не находить ответы. В 2010 году роман «Ячейка 402» стал единственным призером национальной литературной премии «Рукопись года» в номинации «Оригинальная идея».

---

Сколько ни шли Лилия и Анна, никто не встречался им, но в сумерках легче не обращать внимание на отсутствие людей. Особенно вдвоём. Анна даже привыкла к тишине, неподвижности. Они шли прямо по проезжей части – дороги были пусты. Но светофоры синхронно меняли цвета. Блестел огнями центр города.

Зашли в гигантский торговый комплекс. Лиля точно знала, куда направляется. Анна отстала.

– Чего ты там дожидаешься? Идём!

– Иди, я сейчас подойду!

Анна остановилась между столиками суши-бара и, закинув голову, посмотрела вверх, на сплетения лестниц в свете невидимых ламп, на стеклянный купол. Никто бы не смог представить, что здесь бывает тихо. Стиснула листья растения в кадке. Листья были упругими. Спустила руку к земле. Земля оказалась влажной.

А Лилия, занырнувшая в один из магазинов одежды, по-хозяйски рылась под прилавком, заглядывала в подсобное помещение. Пошитые платья вынимала – видимо, здесь был их пункт назначения. В руках держала десяток вешалок. Деловито прикрепляла ценники, несколько бирок пометила красными наклейками скидок. Развешивала по размерам. Анна зашла в магазинчик, но не помогала, только смотрела: Лиля раскраснелась от напряжения, волосы падали на щёки. Выглядела почти ребёнком, очень красивой девочкой. Анна думала, как приятно, наверное, быть такой изящной и лёгкой, такой милой. И до нытья сердца – хотелось, нужно было быть именно такой.

Потом Лиля занялась какими-то махинациями с кассовым аппаратом, с бумагами. Анна отвлеклась. В таких магазинах она, разумеется, никогда ничего не покупала, даже не заходила в них. Мысли о Сергее смешались с мыслями о надетых и снятых вещах, о дорогой одежде, о вседозволенности. Анна могла брать что угодно и примерять, не заходя в кабинки. Никто не видел. Накинула заманчивый пиджак. Разочаровалась.

– Ты плохо подбираешь размер! – заметила Лиля из своего угла. Анна обернулась, но ничего не сказала.

Внимание её привлекло свадебное платье. Сразу отвела глаза. Мужчины-то у неё нет, зачем ей свадебное платье? Манекен-невеста, без головы, стоял чуть поодаль, среди вечерних нарядов. Платье было шёлковое, гладкое. Внизу несколько складок. Узкий лиф, асимметричные полосы стразов. И ничего на плечах. Всё время видела его боковым зрением, непроизвольно. В целом платье было простым для свадебного – ни воланов, ни кружев, ни цветов. Чем больше Анна не смотрела на него, тем сильнее оно притягивало. Текучая белизна, совершенная форма.

Желание примерить свадебное платье переходило в нервный зуд, становилось сильнее желания любви с мужчиной, сильнее всех других желаний. Платье казалось идеальным, невозможным, и, чем меньше она, одиночка, имела на него прав, тем сильнее хотела его. Анна завидовала манекену, у которого вообще нет головы и рук, который никогда не выйдет замуж, но имеет право на платье. Она долго отворачивалась, предчувствуя снежный шелест материи в пальцах. Лиля возилась у витрины.

Анна быстро сняла с себя блузку и брюки, разулась, откинула в сторону. Лёгкое, платье не упало с манекена – легло на руку. Быстро, быстро… Так же легко легло на тело, сделав его стройным и длинным. Спину кольнуло – она просунула под ткань руку, отлепила квадратную белую наклеечку, стряхнула с пальца – прилипло. Застыла.

Медленно подошла к зеркалу. Распустила волосы. «Если бы ты был здесь, Серёжа, всё решилось бы в одну секунду».

Отражение гипнотизировало. Зрачки расширялись. Отражение было чудесным. Никогда раньше Анна не видела хорошего отражения. Напряжённая, серая, она не нравилась себе. Но сейчас отражение стало прекрасным, красивее Лили.

На скулах выступил румянец. Глаза блестели от слёз. Воздух в лёгких приобретал другие свойства. Чужая красота невесты, полное самопоглощение, свет лампы по зеркалу. Шёпот тканей в неподвижности. На волосах появился венок – уложила подкравшаяся на цыпочках Лиля. Зрачки стали ещё шире. Анна не могла оторваться от отражения, дышать без него.

Пока Анна стояла перед зеркалом, Лиля выбрала себе комплект хлопкового белья, уложила в сумочку, что-то нажала в кассовом аппарате. Сидя на полу, примерила несколько пар обуви. Вздохнула.

Вздох вывел Анну из оцепенения. Она вспомнила, что пора идти за тем, что в самом деле нужно, – за продуктами. Платье вернула на место и с честным облегчением натянула свои невзрачные брюки, отлепила и выкинула в урну прилипшую к ним наклейку с платья с пропечатанным «402», зацепила волосы, вернулась в свой организм, в своё существо, которое, кажется, едва не потеряла.

– Идём? – спросила Лиля.

– Всё? А деньги?

– Какие деньги! Не смеши меня.

Когда они выходили из магазина, на другом конце холла Анна заметила уборщицу. Обычная уборщица в синем халате катила тележку с ведром и моющими средствами в сторону туалетов. Глянула на Лилю, но та целенаправленно шла к продуктовому.

Аномальная тишина в продуктовом супермаркете. Взяли салаты, овощи, зубную пасту, порошок для ручной стирки, сыр, колбасу, икру, хлеб, замороженную рыбу, торт. Прошли мимо пустых касс.

Пакеты оказались тяжёлыми, однако Лиля предложила прогуляться по проспекту.

– Мы так редко бываем на воздухе.

Лиля учила её не оглядываться и не бояться. Анна не знала толком, чего бояться. Город светился огнями. «Может, взорвалась какая АЭС, и всех эвакуировали, – думала она. А мы остались. И скоро радиация начнёт брать своё. Вылезут волосы». Она сказала Лиле:

– Как-то пусто в городе. Странно, да, в такое время?

Лиля посмотрела на неё с иронией.

– Послушай… Так пусто, но люди как будто есть… Магазины полны продуктами, цветы политы. Фонари горят, в конце концов. А?

Лиля прыснула от смеха.

Хорошо, что они шли по тротуару, – по дороге пронеслось несколько машин. На большой скорости. Кабины были пусты.

Затерявшись (в толпе?), они шли, обменивались шутками, тыкали пальцами в витрины, обращали внимание на афиши, сворачивали на перекрёстках. Под фонарями кружила мошкара. Анна всюду носила с собой любовь к этому возлюбленному идиоту Сергею, как плод, о котором только мечтала. Мечтала.

…Прижалась к прикрытому обоями холодному бетону грудью, животом. Сергей должен быть здесь, даже если мысль о нём неприятна. Она ведь белела невестой, должна быть брачная ночь.

Звуки. Лиля то ли смеялась, то ли плакала в спальне. Тоскливым упоением Анна убаюкала себя, уснула. Шариковая ручка валялась под диваном.

* * *

Люди, снующие в аэропорту Амстердама, напоминали ему животных, которые стараются выглядеть не тем, чем они есть. Что свойственно природе – маскировка, мимикрия. Все эти причёски, походки, куртки, сумки, украшения, кивки, улыбки. Пройдя паспортный контроль, Шарван несколько минут наблюдал охоту пассажиров за багажом. Те, кто находил свои чемоданы раньше, вспыхивали радостью. Людей у ленты оставалось всё меньше, и выглядели они всё более подавленными. Даже здесь – первые и последние. Даже здесь лучше быть среди первых. Принимали за свои личные потребности потребность эволюции пробить тупик. Человека.

Шарван, обходившийся ручной кладью, стоял и смотрел. Аэропорт был живой иллюстрацией к словам Леонида Ивановича. Все слова шефа рано или поздно снабжаются живыми иллюстрациями, скрыться от которых можно только там, среди бело-зелёных квадратов. Когда-нибудь. Протёр очки и направился к выходу. Шипхол, знакомый, но чужой, как любой аэропорт.

Как бы то ни было, эта командировка ему куда приятнее, чем прежнее задание. Он взял такси, изъясняясь по-английски фразами, замороженными пару лет назад на вечное хранение и пользование. Рассеянно смотрел в окно, через осевшую на стекло изморось. Ветвились каналы. Над водой жались друг к другу худые дома с лебёдками. На чёрных машинах пронеслась мусульманская свадьба. И снова ржавые велосипеды. Здесь всегда что-то напоминало ему о детстве. Возможно, о детских снах. Поэтому Шарван терпеть не мог Амстердам. Но он здесь всего на часик-другой. Расплатившись, отпустил такси у гигантской бесплатной парковки на окраине.

Машины, трейлеры, фуры. Туда-сюда люди с сумками. Вздрагивал, разбирая в общем гомоне русские слова. Клеточками расставленный транспорт растекался в глазах. Это ему не мешало. Он уверенно шёл по узким дорожкам, не обращая внимания на маркировку – местонахождение нужного «Фольксвагена» среди посторонних «Фольксвагенов» определил бы с закрытыми глазами. Удивился, увидев, что машина зарегистрирована в Амстердаме, – в случае общения с полицейскими, это могло вызвать недоумение. По-голландски он не знал ни слова. Однако превышать скорость Шарван не собирался, пристёгивался он даже дома, так отчего ему общаться с полицией?

Машина по-утиному откликнулась, открылась. Он сел на чёрное сиденье, с удовольствием ощущая сухой воздух. Снял куртку, остался в клетчатой футболке. Немного помедлил, прежде чем завести двигатель. Вспомнил, как перед отъездом Люба сказала: «Возвращайся быстрее». Возвращаться на самом деле нужно быстрее, чтобы не упустить из-под контроля ситуацию на месте. Завёл мотор. Едва тронулся, понял, что багажник не пуст. Другого он не ожидал. Хотя случалось.