Говард Фаст - Последняя граница

• Название: Последняя граница
• Автор: Говард Фаст
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 1953

Роман «Последняя граница» принадлежит перу известного американского писателя Говарда Фаста, одного из передовых борцов за мир и демократию.

В романе изображается мужественная, героическая борьба маленького индейского племени против капиталистических хищников.

В «Последней границе» описаны события, которые происходили семьдесят лет назад, но и сегодня положение индейцев, негров и других национальных меньшинств, населяющих Америку, продолжает оставаться трагическим.

Американская «демократия», которую империалисты расхваливают на все лады, на деле служит прикрытием для их захватнических планов, для неслыханного угнетения миллионных масс трудящихся и в особенности национальных меньшинств.

Передовые люди Америки, как и всего земного шара, со все возрастающей энергией борются против империалистических захватчиков и поработителей. Лагерь мира и демократии растет и крепнет!

И одно из первых мест среди тех, кто мужественно отстаивает интересы простых и честных людей, занимает писатель Говард Фаст. Книги Фаста запрещены в Америке, но голос его, голос писателя-борца, слышат все, кому дороги демократия и свобода, и его благородное перо надежно служит делу мира во всем мире.

(1953 г.)

---

В Сиднее, штат Небраска, майор Торнбург погрузил своих солдат на открытые платформы. На одной из них находилась гаубица. Артиллеристы внесли по сорок центов в общий заклад, готовясь ставить на результат первого выстрела из пушки.

Девятнадцатый пехотный полк под командованием полковника Льюиса выступил из форта Уоллес.

Полковник Льюис вел своих людей на юго-восток по прямой линии между фортом Уоллес и Додж-Сити. Согласно плану Крука, следовало ставить себе задачей не непосредственный удар, а постепенное сужение концентрических кругов. Девятнадцатый пехотный полк должен был образовать западный изгиб целой серии петель и служить скорее заслоном, чем непроходимым барьером. Льюис и даже Крук предполагали, что шайены находятся примерно в пятидесяти милях к востоку и, несомненно, много южнее. Тем не менее Льюис захватил с собой шестерых следопытов из племени пауни и послал их вперед в качестве патруля.

Следопыты были верхами, так же как и офицеры и небольшой кавалерийский отряд, приданный пехоте. Люди шли по прерии по четыре человека в ряд, колонной, извивающейся подобно змее; восемь фургонов с провиантом и боеприпасами несколько ускоряли ее движение, так как солдаты несли только свои винтовки и при благоприятных условиях могли делать за день по тридцати миль.

В общем, целая солидная и надежная маленькая армия; и полковник Льюис не беспокоился о результатах возможного сражения с индейцами.

Но его тревожили другие мысли. Он думал о своей сестре, о денежных затруднениях, о мучившей его резкой боли в спине. И он почти злобно посмотрел на мчавшихся к нему во весь опор разведчиков-пауни. Полковник не любил индейцев. Он был весьма утончен и морщился, даже если ему приходилось пожать руку следопыту-пауни.

И когда они поехали рядом, широко и по-детски улыбаясь, он резко спросил:

— Ну, что еще?

— Вот черт, там индейцы!

«Отчего, — подумал он, — они прежде всего запоминают ругательства?» В брани, прозвучавшей из уст дикаря, ему чудилось что-то особенно недопустимое.

Он спросил небрежно:

— А вы уверены? Вы сами видели?

Они заулыбались, закивали головой и на ломаном английском языке принялись рассказывать об укрепленном лагере, находящемся в нескольких милях впереди, на берегу потока Голодающей Женщины — маленького ручья, о котором ему не приходилось ранее слышать. Несколько ротных командиров и капитан Фитцжеральд подъехали к полковнику. Все они выражали свое удивление и недоверие. Следопыты описали траншеи, и Фитцжеральд заметил, что ему никогда не приходилось слышать об окопах, вырытых индейцами. Остальные были того же мнения.

— Что-то сомнительно, — заявил Льюис. — Возьмите-ка своих людей и посмотрите сами, капитан.

Он не верил ни в индейцев, ни, тем более, в траншеи. Он не доверял следопытам-пауни, считая, что по своему умственному развитию они дети и способны выдумывать всякие небылицы.

После отъезда Фитцжеральда и его кавалеристов он вновь погрузился в мысли, исполненные жалости к собственной судьбе.

Полковник был изумлен и растерян, когда, вернувшись, Фитцжеральд сообщил, что впереди действительно обнаружил индейцев. Они находятся в траншее, как об этом и сообщали пауни, отдыхают, готовят пищу; некоторые сидят на краю окопа, и не более одного-двух всадников несут дозорную службу.

— Они как будто совершенно не тревожатся, — продолжал Фитцжеральд, — не обратили на нас никакого внимания и торчат на своих местах, точно тетерева на току.

— Шайены? — недоверчиво переспросил Льюис. У него было такое ощущение, будто он суеверный игрок, который стал обладателем выигравшего лотерейного билета.

— Пауни уверяют, что да, — сказал Фитцжеральд.

— Непонятно. Или у этих индейцев крылья? Они же недавно были на востоке от Доджа. И зачем им рыть траншеи? — устало продолжал он. — Мы окружим их, а затем отвезем в Додж в фургонах.

Ротные отдали команду, и голова колонны повернула к потоку Голодающей Женщины. Кавалерия рассыпалась, точно пчелы по вымазанной медом морде косолапого медведя. Полковник Льюис попытался отвлечь свои мысли от дальних восточных штатов, казавшихся ему такими прекрасными, чистыми и цивилизованными, и направить их на эту докучную шайку кровожадных индейцев. Единственное чувство, которое он испытывал к индейцам, был гнев за то, что они там, где им быть не полагается, за то, что они вырыли траншеи, что они дерзко «продолжают свои беззакония, мешают его мыслям.

Льюис злился на них, как злится полисмен в конце беспокойного дня на грязного, шумливого пьянчужку.

Он дал приказ пехоте ускорить шаг.

Когда колонна приблизилась к ручью, Льюис увидел растянувшуюся цепь шайенов — человек двадцать, не больше. Они неподвижно сидели верхом на своих пони. Лица их, освещенные заходящим солнцем, напоминали маски актеров, застывших у рампы в заключительной сцене пьесы.

Пауни подняли крик, размахивали ружьями, но шайены не шевельнулись.

— Скажите им — пусть подойдут, подняв руки вверх, — приказал Льюис Фитцжеральду, напрягая зрение, чтобы рассмотреть траншеи.

Он слышал голос Фитцжеральда, старательно повторявшего одни и те же слова в тщетной надежде преодолеть разделявшую их стену, созданную незнанием языка. Пауни кружили перед шайенами, выкрикивали брань и оскорбления на своем уж совсем непонятном языке.

Пехота построилась двойной цепью для наступления. Шайены всё еще сидели неподвижно — рослые люди с темными бесстрастными лицами, — а позади над лагерем вздымался дым, чудесно окрашенный в мирные цвета заката.

Фитцжеральд вернулся, и Льюис увидел всю нелепость создавшегося положения.

— Они не понимают по-английски, — пояснил Фитцжеральд.

— А пауни?

— А эти не знают шайенского языка. Кроме того, они слишком возбуждены, и если я прикажу им отправиться туда и объясняться знаками, сам черт не разберется во всей этой истории.

— Ну так возьмите вашу кавалерию и окружите их, — хладнокровно распорядился Льюис, точно полицейский офицер, приказывающий своему подчиненному забрать шайку хулиганов.

Кивнув, Фитцжеральд со своим отрядом в восемнадцать человек двинулся вперед. Пауни, поняв его маневр, повернули коней и с криками понеслись на шайенов. Фитцжеральд пришпорил лошадь, чтобы оказаться впереди следопытов, и выхватил саблю. Его примеру последовали и солдаты.

Шайены наклонились вперед и как будто лениво, но тщательно прицелились и выстрелили. Три пауни осели и свалились с седел, точно узлы темного тряпья. Кавалерия отступила к пехоте. Один из пауни продолжал скакать вперед, пока не наткнулся на копье шайена; другие умчались в сторону.

Шайены вернулись в свой лагерь. Они спешились на глазах у солдат. Женщины вели лошадей, а мужчины присоединились к тем, кто находился в длинной траншее. Они были всё такие же бесстрастные, такие же настороженные.

Люди Фитцжеральда, теперь уже спешившиеся, присоединились к пехоте. Лицо капитана было угрюмо и все еще бледно от изумления. Лицо Льюиса подергивалось от гнева, но гнева сдержанного, вызванного скорее возмущением, чем ненавистью. Он слез с коня и шел теперь впереди пехоты. Каждый шаг стоил ему усилий и вызывал судорожную боль в спине. Солдаты зорко наблюдали за индейцами и, низко пригибаясь, осторожно продвигались вперед.

Полковник Льюис с саблей в руке имел вид карателя, твердо решившего выполнить свою задачу. А задача у него была одна: проучить и наказать виновных. Он не испытывал никакого восхищения перед старым вождем, сидевшим на земляной насыпи траншеи и покуривавшим почерневшую, старую трубку. Маленький Волк был без оружия, и в его легкой улыбке проглядывала скорее жалость, чем насмешка. Полковник Льюис командовал атакой опытных, старых солдат, он не боялся индейцев и не питал к ним уважения. Он упорно вел своих людей прямо под выстрелы.

Старый вождь сделал рукой движение. Шайены дали залп. Солдаты пытались устоять, пройти через огонь, но он, точно железный бич, отбросил их назад. Они хотели застрелить старого вождя, но тот сидел и курил, и, казалось, ничто не тревожит его.

Тогда они отступили, расстроенные, окровавленные, оставив позади своих убитых и своего полковника. Льюис стоял на коленях и упирался ладонями в землю, пытаясь подняться. Он был ранен в живот. В его гаснущем сознании мелькнули мечты о востоке. Затем он упал лицом в траву, только негодуя на это и удивляясь, что боль вдруг оставила его.

Фитцжеральд сам пошел за телом Льюиса. Для этого требовалась храбрость — надо было оторваться от залегших солдат и идти смело, выпрямившись и не укрываясь. Он настолько приблизился к индейцам, что мог рассмотреть морщины на старом лице вождя. Шайены не спускали с него глаз, но не стреляли. Старый вождь уже не улыбался. Когда Фитцжеральд выпрямился, держа на руках тело полковника, ему показалось, что он видит жалость и глубокую скорбь на широком коричневом лице индейца. Повернувшись спиной к шайенам, он пошел обратно к своим солдатам.