Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику

• Название: Прогулка по висячему мостику
• Автор: Екатерина Трубицина
• Жанр: Эзотерика

Главный персонаж сказки «Прогулка по висячему мостику» — дизайнер Ирина Палладина. В ранней ей прочили большое будущее как художнику, но из-за семейных неурядиц она бросила учебу и вернулась в родной город. Ее образ жизни и взгляды еще с детства далеко не у всех и не во всем встречали понимание и одобрение, но с определенного момента некоторые события и собственные переживания начинают вызывать вопросы и у нее самой. Знаменитое изречение Сократа «Я знаю, что ничего не знаю» имеет неизмеримо глубокий смысл для людей, несмотря на все их достижения.

---

— Мы уже очень давно объединили наши сети в одну и контролируем ее напару. Но если быть точным, то дверь в цоколе — относится к моей сети, — проурчал Зив.

— Ясно, — сказал Ира. — Давайте вернемся к Женечке.

— Давайте, — согласился Зив. — Так вот, когда Женечка услышал о том, что страж этого прохода животное, он не поверил своим ушам. А когда узнал о наших условиях, ему и вовсе поплохело. Он вспомнил о приглашениях, которых к этому моменту было уже два, и ему стало окончательно хреново.

— Теперь он всерьез боится за тебя и еще сильнее боится тебя саму.

— Ох! Как хочется спросить: ну почему? Однако знаю — не скажете.

— Ира, не переживай, твой Женечка хороший, — как бы стараясь подбодрить ее, урчал Зив. — И ты хорошая, и мы хорошие, и тот, кто послал тебе приглашения, тоже хороший. Это люди все разногласия битвой добра со злом объясняют. Воюют, как правило, хорошие с хорошими. Вот то, что они воюют — это воплощение зла, но не они сами. Сейчас главное пойми, что Женечка тебе не враг и мы тоже. И тебе не нужно выбирать с кем идти по жизни, тем более что у тебя своя дорога. Многое в этом огромном Мире невозможно примирить, но это не значит, что война объективно неизбежна. Что бы ни случилось, не давай злу воплощаться и заставлять страдать тебя.

— А других?

— У тебя реально, на всех уровнях реально, есть только ты сама, — ответил ей Зив.

— Разделяй и властвуй! Замечательный лозунг, если понимать его, как: разделяй то, что невозможно примирить и властвуй собой, — посоветовал Лоренц.

— Я, кажется, поняла.

— Что именно? — спросил Зив.

— Сейчас попытаюсь сформулировать… В состоянии войны находятся не люди и другие формы жизни Земли, то есть животные, растения… В состоянии войны их естественные и сверхъестественные сути.

Неравнозначность воплощений в естественном и сверхъестественном смысле абсолютно различна. То есть, в реальной земной жизни: где червяк, а где президент какой-нибудь державы — между ними пропасть. Но не менее глубокая пропасть может быть между ними и в ирреальном, только вот червяк может оказаться богом, а президент — едва переплетенным на миг сгустком нитей.

Этого и не принимают в расчет люди. Обычные об этом и не подозревают. А такие, как Женечка, сознавая, что это так, тем не менее…

В реальной жизни они вполне могут быть лидерами Greenpeace-а и всеми силами защищать «братьев наших меньших». Но они и в ирреальном продолжают считать их таковыми.

В их понимании «меньшие братья» чересчур зарвались и посягают на положение для них не предусмотренное, по крайней мере, до тех пор, пока они остаются в земном не человеческом воплощении. Такие, как Женечка обожают все многообразие флоры и фауны, пока не видят в представителях не человеческой природы воплощения высших осознаний. Если же это в какой-то момент происходит, то даже безобидную в земной жизни козявку они начинают почитать за опаснейшее существо, посягающее на исключительность их самости. При этом, «исключительность самости» это атрибут человеческого естества, которое бьется не на жизнь, а на смерть с реалиями сверхъестественного.

То есть, реальное видит букашку, ирреальное — бога, они начинают драться, вследствие чего человеческое сознание решает, что сие существо опасно. Верно?

— Почти, — ответил Зив. — «Почти» не потому что ты в чем-то неправа, а потому что это действительно сложно объяснить.

— И лучше бы ты пока не пыталась этого делать — за словами легко потерять нить Истины.

Ира знала, что они правы. Всё, что она тут только что наформулировала, выглядело и для нее самой полнейшим идиотизмом, лишь отдаленно отразившим то, что она действительно поняла.

— Властвуй собой, разделяя то, что невозможно примирить, — несколько изменив формулировку, повторил ей Зив. — Это не человеческий принцип. Человеческий разум не допускает, что нечто по сути непримиримое и даже взаимоисключающее может сосуществовать, даже не пытаясь заниматься взаимным уничтожением, и даже не пытаясь вступать в борьбу. Человеческий мир это извечное поле битвы добра со злом. Притом добром объявляется все то, что в данный момент оказывается удобным, полезным, выгодным, а злом — все остальное.

Человеческий герой, сотворив кучу немыслимых гадостей, достает для себе подобных вожделенное благо — и это люди объявляют победой добра. А то, что уничтожение стража, который, естественно, с человеческой точки зрения является воплощением зла, и перемещение «вожделенного блага» с определенного ему Бытием места, рушит гармонию Мироздания, на восстановление которой могут потребоваться тысячелетия — этого люди в расчет не принимают. Они просто сетуют на то, что почему-то лишь в их сказках побеждает добро, а в жизни все происходит с точностью наоборот. «Почему?», я думаю, тебе объяснять не нужно.

Понятия «добро» и «зло» люди используют лишь затем, чтобы оправдывать творение последнего «благими» стремлениями во имя первого, — Зив сделал длинную паузу, после которой добродушно проурчал. — А теперь иди спать. И постарайся не мусолить в мозгах все то, о чем мы сейчас говорили. Тебе есть чем заняться в ближайшее время — вот и занимайся.

Глава 25 Осознание цели

Ира открыла глаза. Прямоугольник окна переливался градиентом глубокого, постепенно светлеющего синего, с одинокой чистой и ослепительно яркой утренней звездой в точке золотого сечения. Рядом крепко, но без следов безмятежности на лице спал Женечка. Волна нежности к нему пронеслась сквозь тело Иры приятной теплой дрожью, и она провела рукой по его волосам. Женечка заспано приоткрыл глаза:

— Уже утро? — спросил он.

— По-моему, да, — тихим грудным бархатным голосом ответила Ира.

— Что собираешься делать сегодня?

— Во-первых, позвонить Генке и похвастаться своими успехами.

— Он что, еще не в курсе?

— Нет. Сама я ему еще не звонила, а ему перед погружением в работу запретила меня доставать.

— Так он, бедный, все еще в неведении мается?

— Ага…

— Ирка, и ты будешь настаивать, что это тоже безжалостность, а не черный садизм!?

Ира тепло улыбнулась, а Женечка сгреб ее в свои объятья.

— Звонить, прям сейчас станешь? — спросил он, так и не дождавшись ответа на вопрос о тонкостях различия безжалостности и садизма.

— Наверное…

Женечка не дал Ире договорить, впившись в ее губы страстным поцелуем. Вихрем нахлынувшего блаженства Иру унесло туда, где нет ни света, ни тьмы, ни шума, ни тишины. «Значит, проверки устраиваем!», — искрясь слегка ехидным жизнерадостным восторгом, влетела мысль. Вслед за ней все заволокло густым золотистым светом, который, рассеиваясь, становился Ириной спальней.

— Ира! — в восклицании Женечки испуг смешался с изумлением.

— Я здесь. Всё в порядке, — переводя дыхание, сказала она и нежно обняла его. — Тебе не стоит больше волноваться за меня. Я никогда не пыталась, как ты говорил, сжить себя со свету. Мне нужно было вспомнить — только и всего.

— Ты о чем?

— Неважно… Не знаю… — Ира одним легким движением спрыгнула с кровати.

Женечка дернулся в ее сторону, но увидев, что она вполне уверенно держится на ногах, отпрянул в состоянии потрясения. Ира, посмеялась над ним, и, накинув халатик, выпорхнула из спальни.

— Здравствуй Геночка!

— Ирчик! Солнышко! Я тайно влюблен в тебя!

— Ах! — томно ответила Ира в тон его традиционному признанию.

— Ирчик, следуя элементарной логике, я догадываюсь, что в нашем совместном предприятии есть подвижки, так?

— Истинно так!

— И…?

— Все готово! Осталось только состряпать руководство для «главных коней» Радного. Ты скажи, как у вас там дела?

— Тоже неплохо! Оборудование получили, ремонт заканчиваем и со дня на день должны быть готовы все документы.

— И сколько вам еще нужно чтоб начать монтаж?

— Недели две-три.

— Класс! Мне нужно ровно столько же, так что недели через две-три увидимся!

— Ирчик! Если хочешь увидеться, я прям сейчас на самолет и у тебя!

— Так! Не поняла! Я тебе, конечно, всегда рада, но в твоем ответе сквозит явное нежелание, чтобы я приезжала на монтаж. Как это понимать?

— Да приезжай, Ирчик! Только зачем? Неужели думаешь, что Стасовы ребятки без тебя не разберутся!

— Генка! Мы это, кажется, уже обсуждали. Я не понимаю, чем тебе не нравится мое стремление участвовать в монтаже и наладке? Есть у меня подозрение, что это «главные кони» тебя вовсю обрабатывают.

— Ну что ты, Ирчик! Я ж о тебе забочусь. Ну к чему тебе лишний раз мотаться? Ты ж, насколько я знаю, не приезжала сюда, когда твою первую коллекцию запускали?

— Теперь совсем другое дело, Ген. Мне неважно, какой краской вы там стены красили, но вот что касается монтажа, наладки и запуска, мне настоятельно необходимо принимать в этом самое деятельное участие.