Павел Дартс - Крысиная башня

• Название: Крысиная башня
• Автор: Павел Дартс
• Жанр: Боевая фантастика

Выжить в БП в городе

---

Это было совершенно, предельно ясно, — что я ДОЛЖЕН сделать. Я не думал, что я защищаю свой дом, или что защищаю маму, или этих трусливых свиней, попрятавшихся за железными дверями, трясущихся, ждущих что их зарежут не в первую очередь… Я просто должен был это сделать.

Сжав в побелевших руках шипастую палицу, я приготовился изо всех сил прыгнуть в эту свалку, в кучу гоблинов, толпящихся над Устосом. Мозг, вне сознания, четко рассчитал, что одного я сумею сбить в прыжке ногами, и, наверное, даже покалечить. Если я постараюсь одновременно приложить шипастой палицей в затылок второму, — то это будет уже двое. Главное — точно попасть. И не упасть на тело Устоса. Я отступил и напряг толчковую ногу, готовясь к прыжку…

В это время во дворе гулко, хлестко щелкнули выстрелы.

Я удержался от прыжка в последний миг.

От въезда во двор бежали батя с Толиком. В руках у них были пистолеты.

* * *

Победа.

Это сладкое слово «победа!» Или «спасение»? Но что-то никакой радости. Одна усталость, в голове клубятся обрывки мыслей. Должна же быть радость, нет? Ведь я минуту назад собирался последовать вслед за Устосом.

Ублюдки, топтавшие его, побежали врассыпную. Но многие ранены. Они отстают, а некоторые вообще лежат на тротуаре, там, где упали с козырька. Они стонут и вопят о помощи. Но всем не до них. Гоблины, те, что на ногах, побросав свои железки, удирают. Они глухи к крикам раненых.

Батя и Толик бегут к подъезду. Приостановившись, Толик дважды стреляет. Тут же, встав на колено и тщательно прицелившись, стреляет батя. Двое удирающих валятся на асфальт. Остальных уже не догнать. Лишь один раненый, приволакивая ногу и скуля от ужаса, пытается скрыться за углом. Толик уже добежал до тела Устоса. Он остановился, и, взведя курок, прицелившись, стреляет. Промах. Но гоблин от страха падает. Тут же пытается встать, — но Толик стреляет вновь. Теперь не убежит.

Все. Все, кто мог убежать — убежали.

Толик подбирает с асфальта окровавленный клевец и наотмашь сносит им стоящий на асфальте магнитофон. Тот, кувыркаясь, катится по тротуару, рассыпая осколки. Проклятая «Металлика» замолкает.

— Сережа! Сергей! Ты цел?? — это кричит подбежавший к подъезду батя, в руке у него парабеллум. Он смотрит на меня снизу, я по-прежнему стою на краю козырька.

— Да. Да. Цел.

Отбросив палицу, неловко начинаю спускаться по нагроможденным гоблинами скамейкам. Неудобно, скамейки скользкие от крови, батя снизу помогает мне. Вижу в распахнутом окне ошалелое лицо мамы. Она тут же исчезает. В окнах торчат головы соседей. Черт бы их побрал…

Батя шарит по мне глазами, снова:

— Ты не ранен??

— Да нет же… — я провожу рукой по груди и животу, смотрю на руку — она вся в крови.

— Это не моя… — как-то по киношному прозвучало, — Я там, на козырьке лежал. Там все в крови.

Гоблин, которого я пинком скинул с крыши, так и валяется внизу. Судя по всему, он разбил голову о бордюрный камень. Тихо стонет.

— Что здесь произошло?? — это батя. Он заталкивает пистолет за пояс.

— Гоблины… — я показываю на валяющиеся по двору тела, — Они напали. Устос нас спас… — я показываю на него.

— Это Устос??.

Теперь мы около него. В нем не узнать прежнего рыцаря в белом плаще и блестящих латах, — все изорвано, смято, забрызгано кровью, превратившейся с пылью в кровавую грязь. Его шлем валяется рядом; он погнут, как будто его топтали. Но, видимо, он защитил голову Устоса на какое-то время, — его лицо разбито не сильно. На груди возле шеи все изорвано и залито кровью. Я падаю около него на колени и поднимаю его голову. С другой стороны на колени опускается батя.

— Кажется, он еще дышит… — не глядя батя, пошарив в поясной сумке, извлекает перевязочный пакет, рвет обертку зубами. Я, опомнившись, тоже достаю из кармана носовой платок и прижимаю Устосу к шее, там, где слабеющими толчками идет кровь. Да, дышит. Или нет? Я наклоняюсь к его лицу, стараясь уловить дыхание, но мешает дикий крик в глубине двора:

— Нет, нет, нет, не наааааадооооо!!! — оборвавшийся глухим ударом.

Мы с батей синхронно поднимаем головы, — это Толик только что добил не успевшего удрать гоблина. Он с маху бьет его клевцом в голову еще раз, в лицо; и рысью бежит к следующему, занося топор для удара.

Тот, видя его, визжит как свинья, на весь двор, поминая свою маму, братишку, учебу в колледже и прочую муйню. Еще один начинает орать. Кто-то надрывно стонет. Но через полминуты везде наступает тишина. Толян, помахивая клевцом, направляется уже шагом к углу дома, где скорчился последний.

Устос еще жив. Теперь видно, как он тяжело дышит. Батя пытается снять с него доспехи, но они погнуты и не снимаются. Я держу его голову на коленях.

— Сережа! Олег! Дверь не открывается! — это мама кричит сквозь решетку подъездной двери. Мы не обращаем на нее внимания.

Сколько много крови. Все вокруг залито кровью. Батя отогнул край кольчуги и лоскуты суконного поддоспешника у Устоса около шеи, — там сплошное кровавое месиво. Батя темнеет лицом. Все ясно. Батя прикладывает туда марлевый тампон, тут же напитавшийся кровью.

Поднимает голову, — мама и еще несколько теток, не сумев открыть исковерканную дверь, перелезли на козырек подъезда, и, шарахаясь от валяющихся там трупов, пытаются неловко спуститься во двор.

— Эй, воды принесите! — кричит им батя. Чья-то голова, торчащая над козырьком подъезда, кивает и исчезает.

Когда Устосу на лицо полили водой, и батя носовым платком стал ее промокать, счищая кровь и грязь, Устос открыл глаза. Вокруг уже толпились несколько женщин, мешая друг другу, протягивая кто чистые тряпки, кто пластиковые бутылки с водой. Взгляд Устоса неподвижно направлен в небо. Кто-то из баб начинает всхлипывать. Внезапно взгляд Устова приобретает осмысленность, становится тревожным, глаза с расширившимися зрачками заметались, шевельнулись губы.

— Что. Что? Говори! — батя наклонился ухом к самым его губам. Поднял голову, рявкнул на всхлипывающих баб:

— Заткнулись все!! — и снова к Устосу:

— Говори. Что?

Поднял голову:

— Говорит — меч дайте… Дайте, говорит, меч…

Я оторвал взгляд от лица Устоса и увидел что его правая рука скребет пальцами по асфальту, как будто хочет что-то найти и стиснуть.

Я метнулся — где??. Потом вспомнил, что меч-то сломан; и обломки валяются где-то на площадке. Батя недоумевающее следил за мной. Я сообразил! Снова упав на колени рядом с Устосом, я выдернул у него из ножен на поясе большой, слегка изогнутый японский боевой нож-вакадзаси, которым он в бою так и не воспользовался, и вложил его рукоять Устосу в ладонь. Как только он почувствовал рукоятку, его пальцы стиснули оружие, и лицо расслабилось. На губах даже появилась слабая улыбка. Снова шевельнулись его губы:

— Как?…

Батя, наклоняясь ему к уху:

— Мы успели. Вовремя. Почти…

— Хорошо…

Он перевел спокойный взгляд на меня и чуть слышно прошептал:

— Почему плачешь?…

Я только сейчас понял, что у меня по щекам обильно катятся слезы. Что у меня буквально все лицо мокрое от слез. Я стал вытирать слезы ладонью, но лишь размазал их с грязью по лицу.

Снова шевельнулись губы Устоса, и мы наклонились, чтобы услышать его. Он говорил с большими паузами, все более слабеющим голосом:

— Не надо плакать… Зачем?… Все хорошо… Я сделал то, что мог… Я поразил врага… Я защитил…

Он помолчал, как будто собираясь с силами, и закончил:

— Это был… самый счастливый день моей жизни…

Взгляд Устоса устремился куда-то вверх, над моим плечом. Он опять чуть улыбнулся. И закрыл глаза.

Батя залитой кровью рукой щупал ему пульс на руке, и на шее. Видно было, что кровь уже не идет. Осторожно положив голову Устоса, которую он поддерживал, батя встал. Опустив голову, он стал вытирать запачканным кровью платком окровавленные руки, потом бросил его. Тетки вокруг негромко всхлипывали. А я плакал навзрыд.

Мама обняла меня за плечи. Я освободился от объятий и встал. Оглянулся. Куда-то туда перед смертью смотрел Устос. В окнах Башни торчали головы любопытствующих соседей. Теперь им ничего не грозило. Пока.

А над крышей Башни, как траурный знак, как дым погребального костра, черным столбом в безветренное небо поднимался дым от горящих на крыше покрышек.

ПОХОРОНЫ

На следующее утро начался исход. Повальный. Соседи сваливали одни за другими. Тащили монатки на себе, катили на тележках. За кем-то приехали. Еще двое смогли завести машины и грузили их битком всякой всячиной. Те, что пешком, шли в «Центр Спасения», который, говорят, открыли в огромном комплексе «Мувск — Экспо», этот самый ближний. Там вода, горячая пища раз в день и защита. Говорят, что «Колизей» охраняют ВВ-шники, что там порядок. Но как на самом деле, рассказать было некому — оттуда никто еще не вернулся.