Морис Одебер - Могила Греты Гарбо

• Название: Могила Греты Гарбо
• Автор: Морис Одебер
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01823-8

Этот роман удивительно похож на японскую акварель или на старое, чуть пожелтевшее от времени фото, на котором сквозь паутину времени проступает лицо неземной красавицы. На его страницах оживает тайный мир звезды мирового экрана — великой и божественной Греты Гарбо.

Автор романа Морис Одебер не ставит своей задачей рассказать нам всю правду об актрисе. Для него она навсегда остается недосягаемой, а ее тайны — непознанными. Поэтому Одебер только очень деликатно прикасается к эпохе Греты Гарбо, словно к тонкому лучу, вобравшему в себя свет ушедшей звезды.

Морис Одебер — преподаватель философии, актер, режиссер, автор более пятидесяти пьес и двух романов.

---

После ее ухода я превратился в затворника и в одиночестве вел монашеский образ жизни. Я рассчитал Густава и Сигрид, которые больше ничем не могли быть полезны мне, и укрылся в своей комнатке в башне; большую часть времени я проводил в лаборатории и часто даже засыпал там. Штернберг, единственный друг, который меня связывал с внешним миром, отдалился от меня, он отправился сначала в Европу, а затем на съемки фильма, доставившего ему множество хлопот.

Итак, у меня было масса времени, чтобы вернуться в прошлое. Конечно, я уже знал, что нашим существованием руководит случай, но я был слишком требователен, чтобы удовлетвориться столь банальной очевидностью. Я хотел понять больше.

Мне показалось, что параллельность нашего следования была лишь видимой; в действительности мы беспрерывно отдалялись друг от друга, отрывались от жизни, но каждый по-своему: она становилась призраком во внешнем мире, я становился призраком в самом себе. Она стала такой, какой ее хотели видеть другие, а я, не осознавая этого, приближался к своей истинной сущности.

Чтение Корнеля и размышление над употреблением такого понятия, как «слава», привели меня однажды к мысли: слава — это то, что обязывает человека действовать соответственно идее, которую он сам себе навязал. Родриго, вопреки тому, что пишут те, кто невнимательно читал, не колеблется между любовью и долгом. Он отправляется на поединок с доном Гормасом, поскольку слава приказывает ему сделать это. Если он ее потеряет, он превратится в ничто. Он обязан соответствовать ей.

Что же я должен себе? Я специально написал «себе», чтобы подчеркнуть, что Родриго плутует: за тем, что он называет долгом, вырисовывается толпа других людей и лицо Химены; за ним наблюдает не только он сам, если так можно выразиться. Но я не герой. И я один. Если и существуют другие, то только как бесцветные статисты.

Суть того, что наконец открылось мне за эти долгие годы, привело меня к тому, чем я стал. Я часто говорил о своем равнодушии; если оно и увеличивалось с течением времени, то не стало больше того расстояния, которое я установил между собой и жизнью. Преодолев его однажды, я пришел на фабрику грез, в Голливуд, город, где воображаемое — рожденное фильмами и моими фотографиями — медленно переходило в реальность, намного более настоящую, чем то, что называет реальностью обманутое видимостью большинство.

Если следовать логике, я должен был позаимствовать здесь что-нибудь и скромно исчезнуть. Но тут заговорила слава, которая спугнула всю скромность и проявилась в чрезмерном тщеславии.

2

Я не спешил. Я обошел виллу и стер все признаки нашего существования, никакого следа после нас не должно было остаться. В башне работа была более сложной и требовала нескольких дней. Моя коллекция постоянно увеличивалась, папки копились, к тому же я принял решение просмотреть все содержимое папок, прежде чем закрыть их. Я благополучно добрался до конца пути, то, что так долго было страстью, стало прахом.

Закончив просмотр, я перенес папки в лабораторию. Там был беспорядок: негативы, развешанные повсюду в ожидании проявки, которая никогда не наступит, обрезки, рассыпанные по полу, забытые и заброшенные — масса, представляющая собой выразительное зрелище. По всей комнате валялись склянки и бутылки, в которых я хранил необходимые для работы жидкости (бензин, различные растворы). Я смешал их все и начал заботливо выливать смесь сначала на папки и пленки, а потом на пол. Я сделал то же самое в коридоре, на лестнице и по всему зданию; танцующие дорожки образовывались за мной, с их помощью я надеялся не оставить после себя никакого следа, кроме следа катастрофы.

Каждому своя слава, и я решил, что моя будет грандиозной. Новоиспеченный режиссер, я не сомневался, что мой первый опыт приведет Штернберга в неописуемую ярость («Пузатый, Пузатый, ты играешь не свою роль!»). Я собирался написать слово «КОНЕЦ» в последнем кадре. Мой фильм начался в черно-белые 1930-е (немой фильм, выведенные каллиграфическим почерком реплики персонажей, чуть дрожащее изображение, очертания фигур слегка размыты), а закончится в пылающих и грохочущих 1940-х. Я представлю городу — исключительно для собственного удовольствия, так как никто ни о чем не подозревает, — лучший из фейерверков в ослепительном блеске пламени…

Итак, я чиркнул спичкой.

3

Некоторое время огонь разгорался: легкие искры то опадали, то вновь воскресали. Длинный язык пламени внезапно взметнулся до самого потолка и охватил пространство вокруг себя. Нежное потрескивание, как разыгрываемая оркестром увертюра, которая, повинуясь палочке властного невидимого маэстро, вот-вот обернется бурей. Цвета: бледно-желтый, почти растворяющийся в белом, внезапное неистовство оранжевого и красного, поглощаемое ярким взрывом, пускающим искры во все стороны. Звук не такой, как вначале, бурный (allegro vivace), полный рычания и бесконечной ярости. И наконец, запах: поначалу умеренно едкий, вскоре невыносимый, быстро распространяющийся с башни по всему зданию.

На какое-то мгновение пожар словно затих, погас, задохнулся, как будто бензина оказалось недостаточно. Передышка, длившаяся достаточно долго, закончилась пронзительным треском, грохотом рухнувших стен. Затем последовало еще несколько обвалов, и огонь, подхваченный легким капризным ветерком, распространился повсюду.

Первой обрушилась огромная дверь в викторианском стиле, отчего возник приток воздуха, потом наступила очередь фасада с мавританскими окнами (еще приток воздуха), крыша (дождь из черепицы), обрывки старых занавесок порхали туда и обратно, как безумные птицы. Огонь добрался до двора и выкатился в парк, который, так как его давно забросили, был полон высохшей травы и чертополоха.

Густой черный дым, поднимавшийся к небу, окруженный искрами и языками пламени, было видно издалека, так что всполошилась вся округа и пожарные. Появилась первая пожарная машина с орущей сиреной, через час приехала вторая, под конец их собралось четыре. Более трех часов понадобилось пожарным, чтобы прийти к плачевному результату.

4

Через два дня обычная машина подъехала к месту, где когда-то стояла вилла. Из нее вышли капитан пожарной службы и трое гражданских — представители комиссии по расследованию. Они осматривали развалины, над которыми все еще поднимался дымок. Люди шлепали по теплому пеплу и воде. В одном месте под обрушенным полом обнаружились три ступеньки в хорошем состоянии, ведущие в подземный коридор, в конце коридора была каменная стена, также обрушенная, а за ней — несколько наполовину обгоревших костей.

Это показалось странным, но капитан вдруг вспомнил слухи, ходившие когда-то по поводу строительства виллы: архитектор по имени Уильям Сандерс исчез, после того как здание было достроено, он не присутствовал даже при передаче ключей. Некоторые предполагали, что он замуровал себя где-то под полом, камень за камнем возвел стены собственной могилы.

Члены комиссии были людьми разумными, они не верили в легенды, им и преклонных лет капитану пожарной службы (снисходительная улыбка и похлопывание по плечу) не хватило поэтического воображения. Они склонялись к более прозаичной версии: скорее всего, владелец виллы был захвачен пожаром врасплох и погиб в огне.

От автора

Фильм, после выхода которого героиня моей книги стала известной актрисой, назывался «Сага о Йесте Берлинге». В этой кинокартине нет сцены, открывающей мой роман. Я выдумал ее, желая придать необходимый тон повествованию и побудить читателя пойти вслед за тенями.

Примечания

1

Джон Бэрримор (1882–1942) — знаменитый американский актер немого и звукового кино, исполнитель шекспировских ролей в театре.

2

Леопольд Стоковский (1882–1977) — британский и американский дирижер и органист польско-ирландского происхождения.

3

Вечеринки (англ.).

4

Джозеф фон Штернберг (1894–1969) — американский режиссер, продюсер, сценарист.

5

Луи Ельмслев (1899–1965) — датский лингвист.

6

Аквавит — бесцветный спиртной напиток крепостью около 40 %, популярный в Скандинавских странах.

7

Мориц Стиллер (1883–1928) — шведский кинорежиссер, актер и сценарист.

8

Кришнамурти Джидду (1895/97–1986) — индийский мыслитель и поэт. — Примеч. ред.

9

Шри Ауробиндо Гхош (1872–1952) — индийский мыслитель, создатель интегральной йоги. — Примеч. ред.

10

Гурджиев Г. И. (1872/77–1949) — российский мыслитель-эзотерик. — Примеч. ред.