Герман Брох - 1918. Хюгану, или Деловитость

• Название: 1918. Хюгану, или Деловитость
• Автор: Герман Брох
• Жанр: Современная проза

В центре заключительного романа "1918 — Хугюнау, или Деловитость" — грандиозный процесс освобождения разума с одновременным прорывом иррациональности мира.

В оформлении издания использованы фрагменты работ Мориса Эшера.

---

Господа сокрушались, но тут уж ничего не поделаешь. Было договорено, что платежи будут осуществляться с получением временных акций, пока не будет заключен акт купли Хугюнау "Куртрирского вестника", а после последующих контактов с центральной группой созданное предприятие получит форму "общества с ограниченной ответственностью" или даже "акционерного общества". Вспомнили о будущих заседаниях наблюдательного совета, и вечер завершился здравицей в честь союзнических армий и Его Величества Кайзера Германии.

22

Проснувшись, Хугюнау полез в подушку; там он имел обыкновение хранить ночью свой бумажник. Душу его согревало приятное ощущение - он владелец двадцати тысяч марок, и хотя он знал, что в кошельке нет и тех шести тысяч шестисот марок, которые он должен получить от местных господ лишь после покупки "Вестника", а лежит там всего лишь сто восемьдесят пять марок, сумма в двадцать тысяч все же была реальной, Он — владелец двадцати тысяч марочек. И баста.

Вопреки своим привычкам, он повалялся еще немного в кровати, Если он владеет двадцатью тысячами марочек, то это безумие отдавать их Эшу только потому, что он так много хочет получить за свою дрянную газету. Каждая цена рассчитана на торг, и он добьется от Эша определенной уступки, уж в этом пусть он не сомневается. И четырнадцать тысяч было бы многовато за эту газету, а выгода в собственный карман составила бы шесть тысяч марочек. Нужно просто очень искусно обтяпать это дело, чтобы не обнаружилось, что Эш не получит свои двадцать тысяч в полном объеме. Эту сумму можно назвать резервным капиталом, или объявить, что промышленная группа согласна пока на простое большинство вместо квалифицированных двух третей голосов, или еще что-нибудь в этом духе, Уж кое-что можно будет придумать! И Хугюнау с довольным видом спрыгнул с кровати.

Было еще слишком рано, когда он отправился в редакцию. Там он набросился на озадаченного Эша с сильнейшими упреками, связанными с плохой репутацией его газеты. Было ужасным все то, что ему, Вильгельму Хугюнау, который все-таки в действительности не несет ответственности за господина Эша, пришлось в течение последних двух дней выслушать о газете. Как маклера это не должно было бы его совершенно беспокоить, но у него разрывается сердце, да-да, именно так- разрывается сердце, когда он видит, как умышленно губится хорошее дело; газета живет за счет своей репутации, а если репутация эта терпит крах, то такая же участь ожидает и саму газету. То, как обстоят дела, до чего довел их господин Эш, свидетельствует, что "Куртрирский вестник" — это не что иное, как афера, такую газету невозможно продать. Неплохо было бы понять господину Эшу, что он должен еще доплатить собственно покупателю газеты, а не требовать с него деньги.

Лицо Эша помрачнело; затем по нему пробежала пренебрежительная ухмылка. Но этим сбить Хугюнау с толку было, конечно, невозможно: "А здесь нечего ухмыляться, дорогой друг Эш, дело принимает крайне серьезный оборот, может, даже намного серьезнее, чем вы сами предполагаете. О какой-то там рентабельности не может быть и речи, если и удастся получить некую прибыль, то только за счет неслыханных жертв, да, именно жертв, мой дорогой господин Эш. А если даже и наберется, во что ему очень хочется верить и надеяться, среди моих друзей группа готовых к жертвам господ, не боящихся этого совершенно безнадежного, если не идеалистического проекта, то вы, господин Эш, можете говорить об удаче, такой удаче, которая бывает, наверное, единственный раз в жизни, поскольку благодаря особо благоприятным обстоятельствам и моему, можете не сомневаться, мощному посредничеству я обеспечу вам еще и вероятную прибыль в десять тысяч марок, а если вам это невдомек, то мне просто жаль, что я бескорыстно занимался вашими делами, которые меня совершенно, ну нисколечко не касаются".

"Тогда оставьте все так, как было", — заорал Эш и грохнул кулаком по столу,

"Да ради Бога, я могу, конечно, оставить все так, как было… но не могу понять только, почему вы приходите в такую ярость от того, что кто-то не соглашается безоговорочно с вашими фантастическими ценами?"

"Я не требовал ничего фантастического… двадцать тысяч стоит газета, и то — между своими".

"Ну, конечно, разве не видно, как сразу соглашаются на вашу цену? Особенно если добавить, что в газету для дальнейшего развития необходимо вложить еще как минимум десять тысяч… А тридцать тысяч — это все-таки многовато, не так ли?"

Эш задумался. Хугюнау понял, что он на правильном пути: 'Ну что ж, вы становитесь благоразумнее… Я, конечно, не хочу давить на вас… Вы можете не так все истолковать…"

Эш начал ходить по комнате, затем произнес: "Я хотел бы обсудить все это с моей женой".

"Нет проблем… Но только размышляйте не слишком долго… наличные денежки манят, дорогой мой господин Эш, но Долго ждать они не будут, — поднявшись со стула, он добавил:- Завтра я, с вашего позволения, хотел бы поинтересоваться еще раз… и, кстати, отрекомендуйте меня вашей дражайшей супруге".

23

Доктор Флуршютц и лейтенант Ярецки направлялись из больницы в город, Дорога была в ямах и выбоинах, возникших в результате того, что по ней ездили грузовики с железными шинами, поскольку резины не хватало. В безмятежно спокойном воздухе высилась тонкая черного цвета металлическая труба неработающей толевой фабрики. В лесу щебетали птицы. Рукав Ярецки был приколот английской булавкой к карману его форменного кителя.

"Странно, — сказал Ярецки, — с тех пор, как я лишился левой руки, правая кажется мне противовесом, тянущим вниз… лучше оттяпали бы и ее тоже".

"Вы же симметричный человек., инженеры ведь соображают в симметрии".

"Знаете, Флуршютц, иногда я уже и не вспоминаю, что имел такую профессию… Вам не понять этого, своей-то профессии вы не изменили".

"Ну, так уж однозначно это не стоит утверждать… Я был скорее биологом, чем врачом…"

"Я предложил свои услуги фирме "АЕГ", людей ведь сейчас везде не хватает, Но не могу себе представить, что я снова сижу за чертежной доской, А как вам кажется, сколько всего человек погибло?"

"Не знаю, пять миллионов, десять, а может, и все двадцать, неизвестно, сколько их будет, когда все это закончится".

"А я убежден, что это вообще никогда не закончится. Так будет продолжаться вечно".

Доктор Флуршютц остановился: "Скажите, Ярецки, а вы вообще осознаете, что пока мы здесь так вот спокойно разгуливаем, пока жизнь вообще течет здесь столь размеренно и спокойно, в паре километров отсюда со смехом палят друг в друга?"

"Знаете, я вообще кое-чего не могу понять… Впрочем, мы с вами свою долю всего этого уже отхватили…"

Доктор Флуршютц механически пощупал шрам от огнестрельного ранения под козырьком: "Я, собственно, не это имел в виду,, это случилось раньше, когда ко всему этому еще принуждали, людям было стыдно… нет, сейчас, по совести говоря, нужно было бы сойти с ума".

"Этого еще только и не хватало… благодарствую, уж лучше нализаться…"

"А рецепту этому вы следуете основательно".

Порывом ветра со стороны неработающей толевой фабрики до них донесло запах смолы.

Доктор Флуршютц, худой и согбенный, со своей белокурой козлиной бородкой и в пенсне, смотрелся в военной форме немного неуклюже. Какое-то время они молчали.

Дорога спускалась вниз, Расположенные на расстоянии друг от друга одноэтажные домики, возведенные здесь, перед городскими воротами, не так давно, выстроились в одну шеренгу и производили вполне мирное впечатление. В каждом из палисадничков виднелась заботливо ухоженная зелень овощей.

Ярецки сказал: "Вот удовольствие жить здесь, год за годом вдыхая этот смоляной запах".

Флуршютц вздохнул: "Я бывал в Румынии и в Польше. Видите ли, там везде так же мирно стоят дома, с такими же вывесками: каменщик, слесарь и всякое такое… В одном из блиндажей возле Арментьера под досками обшивки была вывеска "Tailleur pour Dames"[13]… Это, может быть, пошло, но только там до меня наконец-то дошло все безумие происходящего".

Ярецки словно не слышал его: "Теперь с одной рукой я мог бы также пристроиться инженером на какой-нибудь заводик, выполняющий армейские заказы".

"Вам это больше нравится, чем "АЕГ"?"

"Нет, мне вообще уже ничего больше не нравится… А может, и с одной рукой еще раз подать рапорт на службу? Чтобы метать гранаты, достаточно и одной… Вы не поможете мне прикурить сигарету?"

"А что, вы уже успели сегодня опрокинуть, Ярецки?"

"Я? Стоит ли говорить о том, что я сегодня не опрокинул ни капли, и причиной тому есть вино, к которому я вас сейчас отведу".

"Хорошо, ну а как же насчет "АЕГ"?"

Ярецки усмехнулся: "Если уж быть откровенным, то это сентиментальная попытка вернуться к гражданской жизни, иметь перед собой карьеру, остепениться, завести семью… но в это вы верите так же мало, как и я".