Александр Снисаренко - Рыцари удачи. Хроники европейских морей

• Название: Рыцари удачи. Хроники европейских морей
• Автор: Александр Снисаренко
• Жанр: История

---

Стараниями халифа Омара был расчищен и бла­гоустроен давно заброшенный Нильско-Красноморский канал. По нему и вдоль него частью своим ходом, частью в разобранном виде на спинах мулов и верблю­дов были доставлены в Средиземное море первые кораб­ли арабов.

Александрия - вековая житница Рима - стала после этого более чем на столетие житницей Аравии, а на ее верфях зазвучала гортанная речь вчерашних бедуинов: поручив женщинам заботу о своих верблю­дах, они строили флот.

Новым великолепием заблистала древняя Акка. Ее гавань имела вход шириной около сорока метров, что открывало доступ в нее даже самым крупным весельным кораблям. Вход этот преграждался массивной це­пью - как в Карфагене, Милете, Константинополе.

В Александрии арабы подновили изрядно обветшав­ший маяк, внимательно изучили принцип действия его механизмов и особенную заботу уделили его громад­ному полированному зеркалу, фокусирующему солнеч­ные лучи так, что, по свидетельству таджикско-пер-сидского поэта XI века Насира Хосрова, «если суд­но румийцев, шедшее из Стамбула, попадало в круг дей­ствия этого зеркала, на него тотчас же падал огонь, и судно сгорало».

Самым сильным противником, попавшим в поле их зрения, оказалась, естественно, Византта с ее огнеды­шащими дромонами. Первым чувством, овладевшим арабами при этом знакомстве, был страх. Он быстро прошел, но вновь появился после ряда катастрофиче­ских поражений на море. Даже Нильско-Красномор­ский канал, уже порядком к тому времени запущен­ный, был закрыт ими в 775 году ввиду угрозы кара­тельной экспедиции византийского военного флота в южные моря. (Его пытался оживить лет двадцать спустя Гарун ар-Рашид, но отказался от этой затеи и приказал отвести воды канала в озеро Биркет ал-Джубб, больше чем на тысячелетие прервав сообщение между двумя морями.)

Поэтому, не тратя драгоценного времени на инже­нерное теоретизирование, арабы поручили корабелам переоборудовать в спешном порядке торговые суда в военные, взяв за образец именно «дармун» (дромон). Задача оказалась несложной: она свелась, в сущности, к тому, чтобы изменить расположение гребцов, прикрыть их сверху просторной боевой палубой и устано­вить на ней всевозможную технику, включая пневмати­ческие и механические устройства для метания жид­кого огня.

Использовали ли арабы вслед за ромеями римский абордажный мостик корвус («ворон») - неизвестно, но скорее всего да, потому что, во-первых, дромон был во многом скопирован с либурны, где такой мостик был неотъемлемой деталью, а во-вторых, абордажные мос­тики упоминают, не вдаваясь в детализацию, и визан­тийские, и арабские источники. Возможно, впрочем, что здесь имеются в виду боевые площадки на баке и юте, поддерживавшиеся пиллерсами в виде навеса, но одно другого не исключает.

Для кораблей новых типов, особенно торговых, ни­чем не напоминавших привычные дау, арабы заимство­вали греческое слово «нав», очень похожее на их «зав» (дау) и тоже обозначающее просто судно, не­зависимо от его типа. Неизвестно, называли ли арабы своих судовладельцев завхудами или захудами, но это вполне можно допустить по аналогии с новорожден­ным словечком на (в) худа - калькой греческого «навклер» («худа» - хозяин, владелец).

Средиземноморские корабелы творили истинные чу­деса.

Древнеегипетское гребное грузовое судно бар-ит, ко­торое греки вслед за Геродотом именовали барис и которое в эпоху императорского Рима использовалось чаще всего как погребальная ладья, они превратили в грозную парусную бариджу - особо быстроходный корабль, навевающий ассоциации с пиратскими миопа-ронами киликийцев. Впрочем, с миопарона он и был, пожалуй, в основном «списан», судя хотя бы по несвой­ственному арабам прямому парусному вооружению. По-видимому, бариджа развивалась параллельно с ви­зантийской бардинн, менявшей свое звучание от года к году: барджиа, барджа, барза... Бариджи в числе сорока пяти человек своего экипажа имели хлебопека и плотника, что свидетельствует о дальности их разбой­ничьих рейдов, наверняка небезопасных, а также ме­тателей жидкого огня (наффатинов) и специальный абордажный отряд. Исходя из названия судна, хотя и заимствованного из Египта, но ставшего значимым у новых хозяев (бариджа - «несущее крепость»), и количества воинов (тридцать-сорок человек), оно имело на палубе башню по образцу византийских кораб­лей: в ней укрывались бойцы, а на верхней ее площад­ке стояли метательные орудия и сифоны с жидким огнем. Если бы какому-нибудь купцу первых веков на­шей эры сказали, что ему придется когда-нибудь спа­саться от барит, он рассмеялся бы шутнику в лицо! И вот - шутка стала явью. Бариджи уверенно потесни­ли миопароны во всех пиратских флотах.

Кораблями среднего класса были, по-видимому, на-кира, саллура и мусаттах («палубный»), но что они собой представляли - неизвестно. Вероятнее всего, предком мусаттаха был какой-нибудь античный ко­рабль: у греческих и римских авторов легко можно най­ти понятие «палубные суда» (это всегда подчеркива­лось) наряду с «пиратскими» - то был не класс, а, скорее, родовое понятие. Да и саллура напоминает своим названием ромеиские селандр и элуру, слово это явно греческое.

Византийский пурпуроносный хеландий дал арабам по крайней мере две модификации: нарядную харра-ку («испепеляющую»), чьим основным орудием было множество приспособлений для метания жидкого огня, и многопалубную трехмачтовую шаланди. Шаланди - узкое и длинное судно до шестидесяти метров длиной и до десяти шириной, то есть построенное в соотно­шении 6:1 и предназначенное в первую очередь для абордажного боя и захвата береговых крепостей: ее экипаж насчитывал до шестисот человек. В формиро­вании облика шаланди, вероятно, не последнюю роль сыграл созвучный хеландию южноморский парусный коландий, то есть здесь мы видим такой же судострои­тельный гибрид, как в случае с бариджей. Впослед­ствии, когда арабы уже уверенно владели морем, на­добность в харраке отпала, и она вернулась к своему первообразу - стала прогулочным судном царственных особ и непременной участницей помпезных празднеств на воде.

Примерно столько же моряков, как шаланди, брал на борт быстроходный и очень маневренный гураб («ворон»), тоже бесспорный наследник античной диеры, вероятнее всего либурны. Он имел сто восемьдесят греб­цов - на десяток больше, чем на триере, и почти вдвое больше, чем на дромоне. Относительно его названия можно предложить две версии: либо арабы просто пере­вели на свой язык римское слово «корвус» и этот корабль предназначался исключительно для абордажа, либо он был изобретен на верфях Хисн-ал-Гураба в Хадрамауте, древнейших в арабском мире наряду с верфями Адена и Маската. Вероятнее второе, так как достоверно известно, что гурабы очень часто использо­вались для оперативной переброски войск, то есть слу­жили транспортами. И уж во всяком случае они не имели никакого отношения к галльскому карабу - ма­ленькому и не слишком популярному даже в античности гребному плетеному челноку, обтянутому дублеными кожами (хотя карабы изредка попадаются в византий­ских и арабских документах). Греческий эквивалент ка-раба - рапта, означающая «сшитый из лоскутьев», упоминается автором «Перипла Эритрейского моря», встретившим где-то возле Занзибара «очень много сши­тых лодок», и его земляками Диогеном и Диоскором лет десять спустя, как свидетельствует Клавдий Птолемей.

Караб заслуживает того, чтобы сказать о нем не­сколько слов. Название это звучит как ассирийское (karabi) или древнеиндийское (karabhas) - «верблюд» (отсюда «караван»). У греков оно прилагалось к жуку-рогачу, жужелице, крабу - то есть тоже имело отно­шение исключительно к животному миру. С этими значе­ниями его заимствовали римляне (а от них и итальян­цы). Но позднее, после британских походов Цезаря, было добавлено еще одно - вид галльского судна. Правда, оно у них так и не прижилось: караб в пер­вом значении упоминает только Плиний Старший в своей «Естественной истории», во втором - севильский архиепископ рубежа VI и VII веков Исидор в «Этимологиях». Сам Цезарь увиденные им суда не называет никак, он только дает их местные названия и описание: это плетеные из прутьев челноки, обтянутые дублеными настоем дубовой коры бычьими шкурами. Так в римский лексикон пришли carabus и coracles, обозначающие од­но и то же - те самые челноки британцев и ирланд­цев. Второе из них не прижилось: возможно, это всего лишь вариант первого, имевшего поистине счастливую судьбу.

Подлинное их название - карра, или курра. Галль­ское currach, кельтское curragh означает «болото». В древности под болотом понимали также любое мелко­водье, в том числе и реку: Азовское море, например, во всех античных источниках значится как Меотийское болото. Итак - челнок для мелководья. (Тут можно вспомнить также широкие и тоже плетеные, а иногда и обшитые кожей, «мокроступы» для хождения по боло­ту или глубокому рыхлому снегу - предшественники лыж, хорошо известные у многих народов с незапамят­ных времен.) Это в полной мере соответствует тому, что нам известно о каррах - челнах для рыбной ловли у побережий и на реках. Имя караб они получили не только обычным путем - по созвучию. Изображение караба на римской мраморной гробнице в районе мыса Болт-Тейл близ устья реки Эйвон и особенно на полях рукописи Витрувия, где упоминается это судно, показы­вают легкий челнок с плавно изогнутыми бортами и гладкой обшивкой из кож с промазанными смолой или жиром швами. Самой удивительной была кормовая часть: весь корпус примерно до его середины был плотно обмотан вкруговую канатом, уложенным, как нитка на катушке. Это предохраняло рыбака от непо­годы. А управлял он, когда судно скользило по течению, посредством двух тросов, продетых сквозь обшивку и закрепленных на навесном руле. Эта-то внешность, ни­где больше не встречавшаяся, и напомнила италийцам о коконе с двумя усами, как у жука.