Александр Снисаренко - Рыцари удачи. Хроники европейских морей

• Название: Рыцари удачи. Хроники европейских морей
• Автор: Александр Снисаренко
• Жанр: История

---

На ганзейских ярмарках фламандские полотна встречались с английской шерстью, аквитанские ко­жи - с русским медом, кипрская медь - с литовским янтарем, исландская сельдь - с французским сыром, рейнские вина - с египетской пшеницей, венецианское стекло - с багдадскими клинками.

Торговля, как и война, стала всеобщей, представ­ление о ее масштабах может дать речь венецианского дожа Томмазо Мочениго, произнесенная в 1420 году: из нее явствует, что товарооборот одной только Венеции в торговле с Ломбардией составлял два миллиона пять­сот сорок семь тысяч дукатов и приносил ежегодный доход купцам не менее шестисот тысяч. Три года спустя он указывал в своем завещании, что оставляет сооте­чественникам три тысячи триста сорок пять кораблей, готовых плыть, куда им укажут, тридцать шесть тысяч отлично обученных моряков и шесть тысяч искусных корабелов, вытесывающих на верфях, оборудованных по последнему слову техники, морское могущество Венеции.

Интенсификация торговли с Венецией и Генуей по­будила ганзеицев переместить ее центр из Брюгге в Лисабон. В XIV веке ганзейский флот насчитывал почти тысячу судов, но и их не хватало, и с середины века был возрожден известный еще с античности метод фрахта. Из таможенных документов известно, что в 1386 году из любекского порта вышло восемьсот сорок шесть судов, в следующем году из гамбургского - пять­сот девяносто восемь.

Венецианская гавань на рубеже XV и XVI веков. Гравюра Джакопо Барбари.

8 сентября 1308 года стараниями фламандских и норвежских купцов было отменено полупиратское «бе­реговое право». Владельцы потерпевших крушение ко­раблей теперь могли спокойно ремонтировать их и под­бирать уцелевшее имущество, не отдавая его ни цели­ком, ни частично какому-нибудь предприимчивому фео­далу, вздумавшему объявить своей собственностью приглянувшийся ему участок побережья и на этом осно­вании присвоившему себе право прикарманивать все, что будет выброшено сюда морем.

Однако на большинстве побережий «береговое пра­во» осталось и существовало еще многие столетия - дольше всего в Англии, где при Адмиралтействе суще­ствовал даже специальный Департамент морских на­ходок. «Все, что находится в море, все, что пошло ко дну, все, что всплывает наверх, все, что прибивает к берегу,- все это собственность генерал-адмирала»,- писал Гюго в «Человеке, который смеется». Нашедший что-либо на побережье или в прибрежных водах и не передавший находку властям приравнивался к рангу «королевских воров» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Образование Ганзы несколько умерило разбойничьи замашки прибрежных феодалов, сковав свободу их дей­ствий. Их кошельки начали очень быстро пустеть, и после убийства короля Эрика Клиппинга 22 ноября 1286 года в Дании наступила эпоха смут. Разорившиеся аристократы нередко в это время залезали в долги - ровно настолько, чтобы можно было снарядить корабль и выйти на нем в море, дабы расплатиться с долгами. Для некоторых это был побочный доход, иные сделали его основным. Известен курьезный случай, когда не­мецкие князья оптом запродали датскому королю... все побережье южной Балтики от Ютландии до Одера. Эта сделка была немногим реальней для датского ко­роля, чем подаренный португальским королем остров Святого Брандана для Луиша Пердигона: балтийское побережье по крайней мере не надо было разыскивать. Неразрешимой оставалась лишь одна мелочь, мучив­шая в свое время и португальского идальго: как всту­пить во владение? Ас 1319 года уже и сама Дания от­дается в залог по частям всем желающим. За нею по­следовал полуостров Сконе, проданный Швеции в 1332 году изгнанным датским королем Кристофером И. С 1332 по 1340 год Дания была без короля, в 1346 году новый ее король Вальдемар IV Аттердаг продает Эсто­нию Тевтонскому ордену, а тот год спустя перепродает ее другому ордену - Ливонскому.

Возможно, что на мысль торговать побережьями навели предприимчивых феодалов трагические события 1282 года, когда в результате катастрофического опус­кания двухсотпятидесятикилометрового участка побережья Северного моря в районе нынешнего Амстер­дама образовался обширный залив Зёйдер-Зе - «Южное море», в 1932 году разделенный шлюзованной дам­бой на два залива - Ваддензе и Эйселмер. Ушли под воду фризские города Нагеле, Энс и несколько других, от материка отделились огромные куски суши, образо­вавшие цепочку Фризских островов, еще и сейчас ме­няющих свою конфигурацию.

Возможно ли описать, что творилось в то время на море! С начала XIV века Бремен был вынужден закрыть свой порт и откупаться от фризов ежегодной данью в тысячу четыреста марок серебром. Судоходство по Всзеру прекратилось совершенно. Проливы были на­глухо перекрыты пиратами. В 1338 году Висмар, Гам­бург, Любек и Росток заключают союз с несколькими северогерманскими княжествами, направленный против пиратов, но, как и следовало ожидать, он остался на бумаге (предвидя такой оборот, Бремен не присоеди­нился к этому союзу и оказался прав). Более того, мно­гие германские князья, члены этого союза, вступили в сговор с пиратами и совместно с ними выкачивали деньги из Ганзы, получая недурные дивиденды. Воз­можно, они делились ими и с германским королем, иначе трудно объяснить издевательский совет Карла IV Люксембургского в ответ на слезную жалобу гамбурж-цев о бесчинствах пиратов на Эльбе - изловить зло­деев и привлечь их к суду.

С большой долей вероятности можно утверждать, что многие пираты состояли у него на службе в роли каперов - точно так же, как у других европейских монархов, например датских и английских.

Этот вид разбоя известен с древнейших времен, а само это слово произошло от латинского capio - за­владевать, захватывать. Позднее появились и производ­ные от него - голландско-немецкие kappen (разбой­ничать на море) и карег (легкое морское судно), фран­цузское сарёег (лежать в дрейфе: например, поджидая добычу, то есть, по существу, сидеть в засаде) и другие.

Каперство было делом обоюдовыгодным: для коро­ля тем, что он ни гроша не вкладывал в снаряжение суд­на и, ничем не рискуя, получал доходы, для капера - тем, что он в глазах закона оказывался теперь не просто разбойником с большой дороги, а в некотором роде «государственным служащим» и всегда мог рассчиты­вать на поддержку своего патрона. Так оно и выходило: когда в 1351 году капер захватил возле Брюгге ган­зейский корабль и по требованию Ганзы был привлечен к суду, английский король Эдуард III приказал за­хватить в качестве заложников ганзейских купцов, тор­говавших в Лондоне, и дело было быстро улажено.

Надо заметить, этот капер, выведя свой корабль в море, рисковал ничуть не меньше, чем его жертва. Во-первых, сам Эдуард был не той фигурой, с коей можно было позволить себе шутки: из хроники Фруас-сара известно, что этот отчаянный монарх - «послед­ний из могикан» - сам промышлял пиратством, само­лично совершив однажды беспримерное по дерзости нападение на конвой испанского купеческого каравана. Во-вторых, что тоже немаловажно, в те годы все евро­пейские берега к западу от Ютландии знали только одного хозяина. Точнее - хозяйку, так как их держала в постоянном страхе представительница «слабого пола», и ее нечеловеческая жестокость заставляла со­дрогаться даже видавших виды пиратов Балтики.

После того как в 1343 году (по другим данным - тридцатью годами ранее) в Нанте жертвой клеветы перед королем пал бретонский рыцарь Оливье де Клис-сон и его голова была выставлена для всеобщего устра­шения на воротах родного города, его вдова баронесса Жанна де Бовиль (или Бельвиль) с двумя сыновьями вышла в море на снаряженной ею в Англии с ведома и согласия Эдуарда III эскадре из трех кораблей. Добыча не имела для нее особого значения: чтобы купить ко­рабли и набрать команды из самых отъявленных головорезов, каких только ей удалось сыскать, баро­несса, наоборот, продала все, что имела, а имела она немало. В течение нескольких лет неуловимая прекрас­ная дама, мстя за мужа, буквально выжгла все побе­режье Франции, безжалостно вырезала почти всех его обитателей, не успевших спастись бегством в глубь страны, и методично пускала ко дну все без разбора встречавшиеся ей корабли, не обращая ровно никакого внимания на мольбы о пощаде.

Внеся таким образом свой вклад в Столетнюю войну и опустошив побережье сильнее, чем это смогли сделать обе воюющие армии, Жанна исчезла со сцены так же внезапно, как и появилась на ней. Корабельщики долго еще не верили, что можно безнаказанно приблизиться к берегам Франции, где витала зловещая тень пират­ствующей баронессы. Из сотен слухов и версий о причинах исчезновения этой фурии, которое считали одной из ее дьявольских уловок, самым правдоподобным было предположение о ее гибели в штормовой Атлантике, куда ее увлекла погоня за каким-нибудь флагом, скорее всего - французским.