Анита Шрив - Их последняя встреча

• Название: Их последняя встреча
• Автор: Анита Шрив
• Издательство: Клуб семейного досуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9910-0707-8, 978-966-14-0258-3, 978-0-316-78114-5

Несостоявшаяся любовь красною нитью проходит сквозь жизнь талантливого поэта Томаса Джейнса. Двигаясь назад сквозь время, автор показывает, как один поступок, даже одно-единственное слово может повлиять на всю дальнейшую судьбу…

---

— Ты в курсе? Ездила на фестивали за границу?

— Изредка.

— Значит, ты какое-то время была на виду.

— Едва ли. — Колкость ее задела. Она слегка отодвинулась.

Он склонился ближе и оторвал глаза от своей ручки.

— Ты слишком много пытаешься сделать в своих стихах. Истории нужно рассказывать, как истории. Твоим читателям это понравилось бы.

— Моим читателям?

— Твои стихи популярны. Ты должна знать своих читателей.

Она промолчала, ужаленная скрытой критикой.

— В глубине души я считаю, что ты романист, — проговорил он.

Линда отвернулась. «Вот ведь наглец», — подумала она. Мелькнула мысль встать и выйти, но таким театральным жестом она показала бы свою уязвимость, напомнила ему о других театральных жестах.

— Я обидел тебя. — К его чести, у него был виноватый вид.

— Нет, конечно, — солгала она.

— Тебе не нужен я или кто-то другой, чтобы ты знала себе цену.

— Действительно, не нужен.

— Ты прекрасно пишешь в любой форме.

Он и сам верил в этот комплимент. Даже не считал его комплиментом.

Еду принесли на таких больших тарелках, что на столе все пришлось переставлять. «Для чего вообще нужны такие огромные тарелки, — подумала Линда, — если они только уменьшают размеры самой еды: курица по-индонезийски у нее и лосось с отметинами от гриля у Томаса». Возвращаясь из бара с красными глазами, Роберт Сизек натолкнулся на стол, бокалы с водой и вином покачнулись. Линда видела скрытые, да и прямо направленные на них взгляды. Какое такое преимущественное право могла иметь Линда Фэллон на Томаса Джейнса?

Томас откусил немного лосося и вытер губы, безразличный к еде, и она поняла, что и в этом он не изменился: через полчаса не сможет и вспомнить, что ел.

— Ты по-прежнему католичка? — спросил он, глядя на треугольный вырез ее блузки цвета слоновой кости. Это была своего рода униформа — блузы из похожей на шелк ткани, узкие юбки. В отделениях ее чемодана лежали по три единицы каждого предмета. — Ты не носишь креста.

— Перестала носить много лет назад, — сказала она, не добавив: «Когда мой муж, знавший его смысл, попросил меня снять его». Она подняла свой бокал и выпила, слишком поздно осознав, что вино оставит на зубах пятна. — Католик — всегда католик. Даже бывший.

— Значит, было столько грехов. — Он задумался, возможно вспомнив о католических грехах. — Ты сейчас верующая?

— Только в самолетах, — быстро ответила она, и он рассмеялся. Он попытался съесть еще немного.

— А я немного верующий, — робко признался он, поразив ее своим признанием. — Священник матери жил у меня несколько дней, когда Билли умерла, хотя я почти не замечал его присутствия. Они очень помогают в таких ситуациях, правда? Мы теперь часто играем с ним в теннис, иногда я хожу на службу. Думаю, чтобы не оскорбить его чувств.

У нее перехватило дыхание и сдавило грудь. Это упоминание о личной трагедии прозвучало слишком преждевременно. Она снова слышала фразу: «Когда Билли умерла…»

Он продолжал:

— Кажется, я чувствую, что должен проявить какую-то благодарность. Хотя они, должно быть, знают, что в конечном счете это не помогает. В конечном счете, ничего не помогает. Разве что наркотики…

— Да.

Он наклонился к ней.

— С тобой такое случалось? Я думаю о том, что мы сделали, и не могу поверить, что были так жестоки.

Она не могла ему ответить. Он заплатил дороже, чем того заслуживал. А она? Чем она заплатила? У нее была любовь, и ее дети живы. Вопреки всему, она была вознаграждена. Какая в этом справедливость?

Линда положила вилку, не в состоянии даже притворяться, что ест. Она не была готова к подобному разговору и не могла продолжать, потому что не знала, сколько он способен вынести. Она решила не задавать никаких вопросов и вести себя в соответствии с поведением Томаса.

Массивные блюда заменили тарелками поменьше. Официант наполнил их бокалы.

— Письма все еще у тебя? — спросил он.

— Я их потеряла, — ответила она, почувствовав облегчение, оттого что разговор перешел на менее опасную тему. — Они высыпались из картонной коробки. Я смотрела из окна второго этажа дома, куда мы с мужем переезжали. Он нес эту коробку. У меня дыхание перехватило, когда он взял ее. Ему стало бы больно, если бы он увидел эти письма, хотя…

(«Хотя я много лет тебя не видела», — хотела она сказать.)

— Ни одному мужчине не понравилось бы узнать, что был кто-то другой, чьи письма хранят, — рассудительно произнес Томас.

— А потом, через несколько недель, когда я хотела найти их, писем уже не было. Нигде. Я пыталась спросить намеками, но он будто не понимал, о чем идет речь. Это осталось тайной. И по сегодняшний день я не знаю, что с ними случилось.

— Он их уничтожил, — просто сказал Томас.

Линда не могла представить себе такого, таких вот ухищрений. Винсент не умел быть двуличным. Тогда как они с Томасом были в этом виртуозами.

Гости уже откинулись на спинки стульев. Пища была съедена или проигнорирована. Зеркала на стенах отражали лица сидевших. Несколько невысоких мужчин в запачканных передниках сновали вокруг узкого стола, как танцоры. Благодаря отсутствию окон, за которыми мог лить дождь, обстановка становилась более интимной. Те, кто не нашел выхода своему красноречию, ожидали.

— Когда ты вышла замуж? — легко спросил Томас.

«Обсуждение прошлого всегда вызывает боль», — подумала она, хотя глупо было надеяться, что они смогут продолжать разговор без упоминания самого худшего, что было между ними.

— В семьдесят шестом, — ответила она.

— Двадцать четыре года назад.

Она кивнула и в этот миг знала, о чем он думает: о том, как она готовилась к свадьбе. О том, как она старалась побороть любовь к другому мужчине.

— И дети есть у тебя? — спросил он. — Думаю, я мог бы об этом догадаться.

— У меня двадцатитрехлетняя дочь и сын, которому двадцать два.

Ну вот, слава Богу: вспомнили и о детях.

Она видела, как Томас пытается совладать со своим лицом. Какое же это непостижимое горе, если оно способно пролиться слезами годы спустя.

— Как их зовут?

— Мария и Маркус.

— Мария и Маркус?..

— Бертоллини.

— Твой муж…

— Винсент, — сказала она, умолчав о том, что он уже умер.

— Вот как. Могу себе представить.

Она опять кивнула.

— Ты сейчас красиво одеваешься. — Томас не отрывал глаз от ее лица, хотя она знала, что он уже оценил ее.

— Спасибо, — проговорила она.

— Этой весной Билли исполнилось бы двенадцать, — обронил Томас.

Это имя было слишком печальным, слишком суровым. По напряженности его лица она видела, каких усилий оно ему стоило.

— Судно было насквозь пропитано водой и уже прогнило. На носу воняло. Было слышно, как Рич трахается в передней каюте… — Какое-то время он не мог продолжать. — Мы плыли в Мэн, — вымолвил он, уже лучше контролируя свой голос. — На судне был Рич со своей подружкой. И еще Джин, моя жена. — Он поднял глаза на Линду. — И наша дочь, Билли.

— Томас, прекрати, — спокойно сказала она. — Тебе не следует продолжать. Я читала о несчастном случае, когда это произошло. — Действительно, она очень хорошо помнила, как утром переворачивала страницы «Бостон глоб» (Винсент с «Таймс» сидел с другой стороны стола; ее рука была липкой от желе, вспомнила она) и слова «УТОНУЛА», «ДОЧЬ» и «ТОМАСА ДЖЕЙНСА», написанные такими невозможно кричащими большими буквами, содержались все в одном заголовке, как Винсент тотчас же отложил свою газету, спросив: «Линда, в чем дело?»

Официант, балансируя тарелками, создал вынужденную паузу.

— Джин не была виновата в этом, хотя я обвинял ее.

Линда видела, как пальцы Томаса сжали ножку бокала. Она не могла указывать, как ему излагать свою историю.

— Боже, как я ее обвинял! Я убил бы ее прямо на этом катере, будь у меня на это силы или смелость.

Линда прижала стиснутые пальцы ко рту. «Как же мы пытаемся удержать в себе то, что хочется сказать», — подумала она.

Она оглядела помещение, посмотрела на обращенные в их сторону лица — алчные и напряженно любопытные. Это было ужасно.

— Томас, — вставая, сказала она. — Пойдем со мной.

Они шли по набережной, которая вела к озеру. Моросящий дождь создавал паутину вокруг ее волос, лица. Томас шел, слегка ссутулившись, засунув руки в глубокие карманы плаща. Пояс на плаще он завязал свободно, один конец был длиннее другого. Туфли его уже некоторое время были не чищены. Она знала, что он такой неухоженный не от бедности; дело было в недостатке заботы. Заботы другого человека или его собственной.

— Ты по-прежнему живешь в Халле, — проговорила она.

— Да.

— И как Рич?

— С ним все в порядке. Он женат, у него двое мальчиков. Он женился на враче, так уж вышло. Мальчишки у них чудесные.