Захар Прилепин - Восьмерка

• Название: Восьмерка
• Автор: Захар Прилепин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41086-4

«Восьмерка» — новая книга повестей Захара Прилепина. Его герой вырос из пацанских историй, но не стал ни представителем офисного планктона, ни успешным бизнесменом. Он честно делает свою работу — немодную и плохооплачиваемую, но любимую, — много думает и мечтает о небогатой тихой жизни — какой жили его родители…

Кто он — маргинал или герой нашего времени?

---

Наверное, тем же способом, что и все остальные Гланькины гости, чья одежда чернела на вешалках, — без поцелуя в прихожей, незримо, неслышно и невозвратно.

Хотя, возможно, там, среди вороха чужих одежд, до сих пор висит моя куртка с прожженным локтем.

Отработав дневную смену и переодевшись в гражданку, в ночь мы вернулись к «Джоги» — проверить, как там дела: ждут нас или не очень.

Въехали на то место, где парковался Буц, как на свое. Похохатывая, пошли в клуб.

На выходе попался диджей в очках — и напугался так, словно мы пришли за ним. Он встал, вытянувшись во фронт, но его никто из пацанов даже не узнал. Все прошли мимо, я двигался последним и поправил указательным пальцем очки у него на переносице.

Ненавижу себя за такие жесты. Если б это сделал Грех — было бы все в порядке, но я…

Пацаны тем временем поймали какого-то малолетку, что в прошлый раз здоровался с буцевскими, и Грех вывел его за ухо на улицу. Тот даже не сопротивлялся, шел с таким видом, будто это обычное дело.

Навстречу мне опять попался диджей, увидев нас, снял очки и тут же близоруко сшиб чей-то стул.

— Где Буц? — спросил Лыков малолетку на ступенях.

Малолетка чуть двинул головой, намекая, что пока его держат за ухо — ему говорить неудобно.

Грех разжал пальцы.

— Я не видел, — ответил малолетка, тут же скрыв ухо ладонью.

Грех опять сделал движенье, чтобы прихватить его за другое ухо, малолетка даже присел:

— Бля буду, не было Буца, — запричитал он. — И команда его не приезжала! Я спросил у одного, придут они сегодня — он ничего не сказал…

— Зассали, что ли они? — спросил Лыков удивленно.

— Не знаю, — сказал, встав в полный рост малолетка, впрочем, ухо не открывая. — Вообще, похоже на то.

Лыков не смог скрыть радости.

— Ты смотри, что творится, — сказал, открывая машину и нагибая правое кресло. — Боятся!

Мы с Шорохом опять вползли вглубь салона. Грех вернул переднее сиденье в прежнее положение и уселся последним.

— А ты сам не боишься? — ехидно поинтересовался Грех у Лыкова, захлопнув дверь.

Лыков повернул свою ухмыляющуюся татарскую рожу — всем своим видом вопрошая: чего боятся?

— Замочат тебя в подъезде: мамка огорчится твоя, — сказал Грех все с той же ехидцей.

— Дурак, что ли, — засмеялся Лыков. Смех у него был такой, словно на него накатила бешеная икота, и он не в состоянии ее сдержать.

Мы закатились в другой клуб — «Вирус», — там тоже не было ни Буца, ни его придурков.

— Прогуливают, — сказал Шорох, ласково глядя на выходящих из клуба девушек.

Я вышел на улицу вслед за ним и скосился на своего товарища. Если меня тешила радость, что Буц отсутствует, то Шороху вообще было все равно: есть так есть, нет так нет.

Ситуация с Грехом оставалось непонятной — он любил разные заварухи, но ему, думаю, нужно было пребывать в уверенности, что все хорошо закончится. А тут еще нависал вопрос, к чему дело идет.

Зато Лыкову вся эта история явно нравилась. Он и дрался нисколько не волнуясь — и даже как бы ликуя. Его мужество выглядело столь замечательно, что мне приходилось убеждать себя, будто Лыкову отбили голову, когда он боксировал в юности, и с тех пор в нем поломались отдельные важные инстинкты. Его ленивое, улыбчивое мужеское превосходство надо мной выглядело слишком очевидным.

Пока я размышлял обо всем этом, из клуба вышла Гланька и быстро зацокала в сторону такси.

Шорох ее узнал и застыл.

Я побежал — ну, почти побежал, — следом за ней, нагнал, когда она уже садилась — на сиденье рядом с водителем. Дверь захлопнулась прямо передо мной — догадываюсь, что выглядел я глуповато в глазах Шороха. Мало того, она меня то ли не видела, то ли нарочно не замечала — хорошо хоть водитель приметил. Гланька что-то сказала ему, быть может, поинтересовалась, почему стоим, — он тогда кивнул на меня. Она, чуть сощурившись, взглянула, кто это тут.

Не сразу решила, что делать, — сначала убрала сумочку, вроде бы решив выйти, но потом раздумала, просто приспустила стекло.

Молча кивнула.

— Домой уже? — спросил я.

Она еще раз кивнула.

— Буц где? — вдруг спросил я.

Она посмотрела на меня внимательно, потом отвернулась и ответила негромко:

— Не знаю.

— Он тебе не звонил?

— Я звонила ему. Он пьяный. Слушай, ну, пока.

Гланька закрыла дверь, заведенная машина тут же тронулась и поехала.

«Похоже, Буц реально обломался с нами», — с удивлением думал я. Никак не ожидалось, что все это случится так просто.

Я все не решался поднять глаз, — казалось, что Шорох смотрит на меня иронично, — а как еще ему смотреть на товарища, бегающего за машиной такси.

Но все обошлось — ребята мои, все трое, резвились, играя в какую-то непонятную игру у выхода.

Подойдя ближе, я понял в чем дело: откуда-то выскочила мышь, и три моих бродяги прыгали по мартовским ломким лужам, пытаясь ее затоптать. Может, это и получилось бы у любого из них — но пацаны мешали друг другу, толкаясь и хохоча.

Праздник поломал какой-то тип в кожанке, сначала окликавший пацанов, чтоб обратили на него внимание, а потом вдруг резко схвативший Греха за куртку на спине. Я даже поперхнулся, когда это увидел.

Грех в первую секунду подумал, что это кто-то из своих, — Шорох или я, — оглянулся с раскрытым и радостным ртом, и увидел перед собой постороннее лицо. Лицо оказалось на полбашки выше Греха — хотя в самом Грехе было под метр девяносто.

— Чего такое? — спросил Грех, физиономия его из счастливой в одно мгновение стала свирепой, хотя, казалось бы: те же глаза, тот же нос, те же губы…

— Вы обрызгали мою подругу, — сказало лицо, кивнув головой. Грех даже не посмотрел, куда ему кивают.

Неподалеку действительно стояла отлично приодетая девица и в явном раздражении оттирала ладонью красивый плащ.

— Может, ты сам обрызгал свою подругу? — спросил Грех. — Чтоб она не залетела?

Не затягивая разговор, Грех тут же попробовал правый боковой, но противник оказался быстр — удар пришелся по воздуху. Зато Греху тут же вернулось по лбу так, что он укатился к самому выходу.

У выхода стояли две лопаты — деревянная и железный совок.

Это я еще успел заметить, а все, что происходило потом, — посыпалось невпопад, наперекосяк и в разные стороны.

Лицо оказалось из северной группировки — той самой, что делила город с Буцем. На помощь лицу выпрыгнуло еще пятеро из клуба, потом присоединились двое из подъехавшего такси — но они, к счастью, не вписались за северных, а больше успокаивали их, не забывая кричать нам про то, что «…вам теперь смерть, псы! вас положат!».

Нас действительно могли бы положить, по крайней мере, Шороха сразу загнали в угол двое здоровых кабанов, а я от третьего пропустил хороший удар по зубам, и следом сразу в висок, едва не вырубился, и дальше старался держать противника подальше, работая ногами.

— Чего ты лягаешься, бык? — орал он. — Иди сюда!

Тут еще набежало восхитительно много девок — словно у каждого из северных было по две голосистых весенних подруги, — они, вскрикивая и жутко матерясь, сновали туда-сюда, сразу растрепавшиеся и мокрые, как половые тряпки, а некоторые почему-то еще и в крови. Одна потеряла то ли кулон, то ли серьгу и ползала по ступеням в поиске.

Я схватил одну из девок, толкнул к своему противнику, он поймал ее в охапку, отвлекся. Тут-то я, наконец, попал ему ровно куда хотел.

— Бык, бля, — ревел он, сидя на заднице, и пытаясь раскрыть покалеченный глаз.

Раздался визг — причем визжала явно не одна девка, а несколько, — я огляделся и понял, в чем дело: Грех, наконец, обнаружил лопаты и теперь ловко работал сразу двумя — благо у него руки длинные, а деревянная тут же обломилась по самый черенок о хребет того самого лица, у которого обрызгали подругу.

Железной лопатой Грех с яростью оходил тех двоих, что загнали Шороха в угол.

Одновременно Лыков справился с доставшимися ему сам.

Только здесь мы, наконец, поняли, что драться больше не с кем.

Остались одни девки — я отбегал от них, потому что не имею привычки обижать женщин, Лыков тоже не знал, как себя вести, будто танцуя меж этих истеричек, зато Грех махнул пару раз лопатой вокруг себя, и они отстали, не рискуя приближаться, но лишь продолжая орать что-то обидное. Голова кружилась от этого ора.

Лишь та, которую обрызгали, молча стояла на том же самом месте, мало того — по-прежнему оттирала свой плащ.

— Обрызгал я тебя? — спросил Грех. — Сейчас замоем.

Он подхватил лопатой мерзлой грязной жижи из ближайшей лужи — получилось густо — и плеснул. Если б она случайно опрокинула себе блюдо баланды на плащ, и то не вышло б так мерзотно.

Тут я обратил внимания на сам совок — он был так жутко выгнут, будто по нему проехала гусеничная машина.