Петр Смычагин - Горячая купель

• Название: Горячая купель
• Автор: Петр Смычагин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1989
• ISBN: 5—7688—0104—9

В повести челябинского писателя рассказывается о последних месяцах Великой Отечественной войны и о службе советских солдат в Германии в первые послевоенные годы, о бессмертном подвиге, гуманизме и чувстве долга советски воинов-освободителей.

Издается к 45-летию Победы.

---

— Я иду в полк! — заявил он.

— Что-о? — Зина сразу перестала плакать и уставилась на него покрасневшими глазами. — Никуда ты не пойдешь! — отрезала она. — Иначе доложу командиру санроты. Что еще за вольности?

— Слушаюсь, Зиночка, слушаюсь, — с серьезным видом сказал Батов и смиренно полез под одеяло.

— Сейчас скажу, чтобы принесли умыться, — все так же строго распорядилась Зина. — И на завтрак. Без фокусов чтоб.

— С нетерпением жду воды и завтрака, — отрапортовал Батов, как вышколенный ученик, и спрятался под одеялом.

Зина вышла. Батов мгновенно бросился к шкафу, надел брюки. С сапогами получилось хуже — одной рукой скоро не обуешься. Гимнастерку пришлось захватить под руку и — в открытое окно. Потом через невысокую садовую ограду. Здесь он остановился, повесил на изгородь ремень и пилотку. Просунул в рукав забинтованную руку и неловко влез в гимнастерку. Привел себя в полный порядок и пошел было к лагерю, но каждый шаг отдавался болью. Заложил раненую руку за ремень портупеи, чтоб не раскачивалась. Шел он не очень быстро, а за плечами, казалось, росли крылья.

...В лагере все кипело. На поляне появилась наскоро сколоченная трибуна, против нее уже стояли в строю несколько подразделений. Остальные бежали от «казарм» и тоже становились в строй. В стороне между соснами на опушке сооружались столы для всего полка.

— Братцы! — завидев Батова, крикнул Боже-Мой. — Смотрите, лейтенант наш идет! Неуж вылечился?

Грохотало выровнял строй, скомандовал «смирно» и, когда подошел Батов, доложил по всей форме о состоянии роты. Батов поздоровался с солдатами, поздравил с окончанием войны, с победой, подал команду «вольно» и стал в строй.

Митинг продолжался не более часа. Уралов прочитал приказ о награждении полка орденом Кутузова, были вручены награды солдатам и офицерам. Получили, наконец, свои ордена Батов и Грохотало.

А потом весь полк перешел к столам. И первый тост был поднят за тех, кто не дожил до светлого дня. И посуровели солдатские лица — у каждого было что вспомнить, у каждого на большом пути до этого лагеря за Берлином осталось много боевых друзей.

Однако грусть скоро растворилась в наступившем всеобщем веселье. Кроме духового оркестра, вокруг которого собрались любители танцев, пошли в ход баяны и аккордеоны. В сторонке пела тальянка, а возле девятой роты заливался целый оркестр губных гармошек. Образовались отдельные кружки, в них изощрялись ротные и взводные плясуны. По лесу разносились фронтовые и партизанские песни.

— Хорош командир роты, — покачала головой Зина Белоногова, подходя к Батову, — нечего сказать! Какого зайца сыграл — через окно!

— Видишь ли, Зиночка, меня никак не увлекала перспектива встречи в дверях с вашими церберами: пришлось играть зайца.

— Ладно уж, в честь такого праздника гуляй до вечера, но в семь часов чтоб на месте был... Попало мне за тебя от капитана. Сказала, что сама отпустила в полк.

Зину кто-то потянул в круг на вальс, а Батов, выбравшись из толпы, увидел на поляне что-то не совсем обычное: люди с лопатами ходят, повозка стоит. Пошел туда. Оказывается, Михеич организовал добровольцев, привез саженцы и решил разбить сад. И совсем не важно, что сад этот занял всего метров двадцать в длину и еще меньше в ширину, важно, что он рождался здесь, недалеко от Эльбы, и в такое время, когда людям, казалось бы, не до него.

Солдаты копали ямки, а Михеич, приглашал все новых и новых людей и просил каждого посадить своей рукой деревце.

— А что ж вы стоите, товарищ лейтенант? — обратился он к Батову. — А ну, возьмить-ка вот этот крепенький корешок да вон в ту лунку на уголок посадите.

Батов понес маленький саженец, а Михеич, сопровождая его, сетовал:

— Надо б трошки пораньше. Но и теперь ничего. Еще примутся дерева.

— Что-то не пойму я, — сказал Батов, поставив в лунку саженец, — для чего все это?

— А чего ж тут понимать? — усмехнулся старый солдат, сгребая лопатой землю на корни деревца. — Пусть фашисты знают, что за человек русский, которого они за скота принимали. Сломать да загубить и зверь может. А вот человеческое сделать только человек способен.

— Да не об этом я, — возразил Батов. — Уйдем же мы отсюда — весь сад погибнет. Не труд жалко, хорошая затея пропадет.

— Э-э, нет, хлопчик, чи то... товарищ лейтенант, Михеич и это предусмотрел. Есть и среди немцев много добрых людей. Во-он, побачьте...

Батов посмотрел, куда показал Михеич, и заметил среди солдат старика-немца. Тот, сняв пиджак и засучив рукава сорочки, ходил с лопатой около лунок и уже посаженных веточек и подравнивал землю под ними.

— Я ж его с утра нашел. И как рассказал про свою задумку — с переводчиком ходили, — так он целовать меня кинулся и сказал, что и саженцы найдутся, и за посадками следить будет.

25

День был с утра хмурый. Временами перепадал теплый мелкий дождь. Батов проснулся в восьмом часу, но вставать не хотелось. Пожалуй, впервые он ощутил после сна такую разбитость и даже усталость.

— Вставай, Алеша, — негромко сказала Зина после приветствия. — Последнюю новость не слышал?

— Откуда мне слышать? — насторожился Батов.

— Наш полк расформировывается...

— Мне же надо быть непременно там! — воскликнул он, ошарашенный таким известием.

— Пойдешь, пойдешь, не волнуйся. Только, пожалуйста, не через окно и не сию минуту, а после умывания, завтрака и перевязки. Договорились? Никаких церберов на твоем пути не будет...

Когда Батов пришел в полк, там рядом с лагерем, на дороге, прикрывшись плащ-палатками, строилась большая группа солдат и офицеров, в которой он нашел и комбата Котова, и его заместителя капитана Соколова, и своих командиров отделений Чадова и Оспина, там же стоял Усинский...

Навстречу Батову из строя выскочил Володя Грохотало. Они долго стояли, взявшись за руки, говорили, казалось, о самых незначительных вещах. Потом крепко, по-мужски, поцеловались, разошлись. С солдатами Батов прощался уже на ходу, потому что была подана команда к движению.

Провожающие остались на обочине дороги, потом по одному и группами потянулись в свои казармы. А колонна уходила дальше и дальше, серея и сливаясь с косой сеткой мелкого, ровного дождя. С крошечных листков саженцев в сырую землю падали крупные капли и исчезали в ней.

Выкупавшись вместе с этими людьми в горячей фронтовой купели, Батов сроднился с ними, привык и полюбил их. Нахлобучив башлык, он одиноко стоял у дороги. В санроту возвращаться не хотелось. Вгляделся еще раз в ту сторону, где скрылась колонна, и побрел к своей избушке.

Возле их домика, словно на часах, неподвижно стоял какой-то незнакомый солдат с автоматом на груди. Не обращая на него внимания, Батов направился было к двери, но солдат преградил дорогу:

— Сюда нельзя!

— Как это нельзя? — возмутился Батов, наступая на солдата. — Что, мне домой зайти нельзя? Кто вы такой?

— Кто там, Саенко? — послышалось из-за тонкой двери. Дверь приоткрылась, выглянул капитан. — Ха-га! Приятная встреча! Впусти его, Саенко, и сам заходи. Это — хозяин, понимать надо!

— Разоружить и обыскать! — грубо приказал капитан, когда они вошли в комнату. Улыбка мигом слетела с его лица.

— Что это значит, товарищ капитан? — успел спросить Батов, но солдат сорвал с него плащ-палатку и выдернул из кобуры пистолет.

— Документы — на стол! — командовал капитан. — Вот так. Садись, лейтенант, сюда, — показал на край койки у двери. — Поговорим...

Постель на койке завернута, на полу — открытый чемодан. В нем все перерыто. На столе — дневник Батова.

— Саенко, давай сюда машину из санроты. Лейтенанту подали ее туда, а он сюда явился. Для него больничного режима нет...

Солдат ушел. Капитан по-хозяйски уселся за стол, положил перед собой пистолет. Батов видел этого капитана не однажды и раньше, знал, что это — начальник особого отдела, или СМЕРШ, как еще именовалась эта должность.

— Дневничок вел, лейтенант?

— Иногда записывал свои мысли, — спокойно ответил Батов.

— Интересные, должно быть, мысли... Ну-ка, заглянем... «Родина, — прочитал капитан вслух, — это не только просторы страны, в которой ты живешь, но это и могилы близких тебе людей, их дела, начинания и помыслы отцов и дедов, оставленные потомкам для продолжения...». М-да-а... патриотично... Особенно если учесть, кем были отцы и деды...

Батов молчал. Он без труда догадался, чьих это рук дело, и напряженно перебирал в памяти все встречи с Крюковым. Последняя стычка была там, в лесу, когда Батов без разрешения взял коня майора. Батов уже почти забыл об этом случае и теперь не мог вспомнить ни одной ссоры с майором после схватки в лесу, когда погибла головная походная застава. Казалось, что майор совсем забыл минувшие распри и хотел, чтобы о них забыли все.