Станислав Жидков - Дольчино

• Название: Дольчино
• Автор: Станислав Жидков
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1965

---

— Хорошие стрелки имеются и у нас, — неторопливо свёртывая свиток, произнёс Райнерий. — Недаром я не поскупился на генуэзцев. Восемьсот арбалетчиков, не считая лучников. Эти молодцы славятся своим искусством.

— Как бы то ни было, откладывать поход больше нельзя, — сказал Томазо. — Пока гибеллины не вернулись в город, необходимо разделаться с тряпичниками.

— Мы выступим после того, как получим известия из Бьелла, — возразил Джакомо. — К тому же не явились латники из Милана и Павии.

— Оберто Маркизио уже прислал гонца. Бьельское ополчение и рыцари из Ивреа готовы, — ответил капитано дель пополо. — Миланцы могут подойти позже. Дела и на их долю хватит. Прежде чем начнём штурм, придётся навести порядок в округе. Многие деревни и чернь в Триверо ещё открыто поддерживают Дольчино.

— Главное, сразу дать понять этим скотам, что церемониться мы не собираемся, — сухо заметил епископ. — Если урок в верховьях Сезии не пошёл впрок, надо повторить его.

— В вопросах укрепления морали мы целиком полагаемся на ваше преосвященство, — улыбнулся Пьетро. — Ведь воспитание паствы — первейший долг священника.

— Опять мудрёные слова! — скривил губы Симоне Колоббьяно. — В дворянских и купеческих домах только и слышишь: «нравственность», «мораль». Может быть, вы объясните мне их значение?

— То, как ты добиваешься нужной цели, и есть мораль, — уверенно заявил Джакомо. — У каждого сословия своя мораль. У дворян одна, у купцов другая, у мужиков третья.

— Точнее, это политика или, во всяком случае, ширма для неё, — с усмешкой добавил Пьетро.

— Когда-то меня тоже учили грамматике, — подхватил Томазо. — Кажется, «нравственность» происходит от слова «норов». Например, мой арабский скакун не терпит шпор. Едва ими звякнешь, так и норовит сбросить.

— Браво, Томазо! И Сократ не дал бы лучшего определения, — захохотал Пьетро. — Не зря над тобой столько лет бились учёные мужи.

— Напрасно ищете объяснения тому, что объяснено давно, — поднимаясь со своего места, серьёзно произнёс Райнерий. — Мораль и нравственность даны нам творцом. Даны, чтобы не сбиться с пути, по которому господь ведёт нас. И только божья церковь может правильно толковать значение этих слов. Но поговорим о них за обедом.

Он распахнул дверь в соседнюю залу, где был уже накрыт стол на пять персон. Все прошли в небольшую круглую комнату, убранную в восточном вкусе и служившую для неофициальных аудиенций. Мягкие персидские ковры на полу и по стенам, хорошо пропускающие свет лёгкие занавески сообщали маленькой гостиной уют.

В отличие от большого парадного салона с тяжёлыми парчовыми портьерами, колоннами и позолотой, здесь всё располагало к интимности и свидетельствовало о вкусе хозяина. Даже белоснежное мраморное распятие в нише и искусно расписанный на библейские темы потолок пробуждали не столько помыслы о неге в царстве небесном, сколько интерес к утончённым земным усладам.

Экономка лет сорока, с томным нарумяненным лицом и хорошо сохранившейся фигурой, деловито распоряжалась слугами. Подчёркнуто строгое, почти монашеское одеяние очень шло к её тонким, чувственным чертам. Неторопливые, плавные движения, уверенные манеры и ровный бархатистый голос женщины невольно привлекли внимание гостей.

— Препочтенная дева, ей-богу! Оказывается, наш кузен разбирается не только в святых догмах, — шепнул брату Джакомо.

Епископ подошёл к своему креслу и пригласил всех к трапезе. Присутствующие, утомлённые переговорами, радостно направились к столу.

Покинутая цитадель

— Портула[43] захвачена! Мне едва удалось вывести людей. Вот что спасло. — Маргарита протянула стрелу с привязанным к ней куском бересты.

— «Солдаты в глубокой балке», — прочёл нацарапанные на коре слова Дольчино.

— Если бы Федерико не предупредил, мы бы погибли.

— Но как из десяти дорог они выбрали для засады именно эту?

— Похоже на предательство.

— Хорошо, я подумаю. Что ты узнала о крестоносцах?

— Армией командует Джакомо, младший из верчельских консулов. Он привёл четыре тысячи латников и много конницы. При войске епископ с двором.

— А на левом фланге?

— Со стороны Петтиненго наступают бьельские ополченцы. У Оберто Маркизио тысячи полторы копейщиков и рыцари из Ивреа и Вивероне.

— Где ещё стоят наши?

— Лонгино Каттанео уже в Камандона. Паоло отвёл своих из Моссо. К Стефано в Коджола поскакал Антонио.

— Как народ? О чём говорят по деревням?

— Райнерий велел повсюду объявить папскую буллу[44]. Каждому, кто не будет помогать им, грозят отлучением. Крестьяне боятся резни. Прячут в лесах хлеб и скот. Многие ушли в горы, выжидают. Федерико ди Новара решил остаться в Триверо, поддерживать связь на случай осады.

Дольчино молча зашагал по комнате. В этот момент в дверях появился Антонио. Его лицо было окровавлено, рука перевязана. За ним, хромая, плёлся чуть живой Энрико.

Антонио тяжело опустился на лавку.

— Беда! В Коджола все побиты. Кузнец Стефано пал у переправы. Прорвалось человек двадцать.

— Но почему? — с досадой воскликнул Дольчино. — Разве нельзя было отступить оленьим бродом?

— Мы отошли к броду, как условились, только там уже стояли солдаты.

Дольчино и Маргарита невольно переглянулись.

— Встретили в самом неудобном месте. Будто знали, — придерживая руку, хмуро продолжал раненый. — Пока одни пробивались, другим пришлось прикрывать отход… — Антонио кивнул на Энрико: — Он был среди оставшихся на берегу.

— Неужели никто больше не спасся? — побледнев, прошептала Маргарита.

Тот отрицательно покачал головой.

Дольчино привлёк мальчика к себе:

— Как же ты уцелел?

Энрико долго не мог произнести ни слова. Потом пересилил себя и, запинаясь, стал рассказывать.

— Когда отца зарубили… нас оттеснили от реки. Дядя Джино повёл всех к лесу. Там тоже были солдаты. Мы отстреливались, пока не кончились стрелы… Потом мать укрыла меня… ветвями… под корнями старого дуба.

— И Марину убили?! — Маргарита растерянно взглянула на мальчика.

— Её вместе с тётушкой Орсолой и ещё тремя женщинами… захватили живьём и повесили за ноги… на дереве, под которым я прятался.

— Ореола ждала ребёнка, — тихо заметил Антонио. — Ей нельзя было оставаться в деревне.

— Она родила… когда их собирались вешать, — медленно проговорил Энрико. — Я слышал, как они упрашивали солдат крестить новорождённого… думали спасти ему жизнь… Пришёл монах, сказал: «Дьявольскому отродью место в аду», и ударил его головой о пень.

Несколько минут никто не нарушал тишины. Со стороны крепостных ворот долетали тревожные голоса, слышался скрип повозок. Наконец Дольчино повернулся к Маргарите:

— Разошли по отрядам посыльных. Пусть все немедленно идут в крепость.

— Готовиться к бою?

— Надо собрать до вечера общинный сход. Если мой план удастся, отплатим католикам!

Вечером того же дня в Моссо, где расположились главные силы крестоносцев, прискакало несколько всадников. Перед шатром верчельского консула остановился капитан виверонских рыцарей. Сеньор ди Монграндо торопливо слез с коня.

— Патарены отпустили пленных и спустились с Цебелло. По слухам, Дольчино уходит в Швейцарию.

— Ты что-то путаешь, — удивлённо поднял брови Джакомо да Кваренья. — Ещё вчера мне доносили, что они продолжают укреплять гору.

— Сегодня был сход. Большинство общины решило отступать за Альпы. Говорят, у них там много сторонников.

— Еретиков и разбойников везде полно, — согласился Джакомо. — Однако с этими тварями надо быть осторожней. Может быть, нам просто морочат голову.

— Я допытывался у отпущенных солдат. Все клянутся — лагерь пуст. Даже водоёмы слили.

— Как бы то ни было, сейчас узнаем. Среди тряпичников, слава богу, есть наши.

В сопровождении свиты консул поспешил к разбитому неподалёку белому шатру епископа. Симоне Колоббьяно и Томазо Авогадро с озабоченным видом встретили его у входа.

— За тобой как раз собирались послать! Ересиарх отступает к Монте Роза.

— Неужели уйдёт за Альпы? — Джакомо переглянулся с Томазо. — Кто принёс сведения?

— Люди верные. — Капитано дель пополо понизил голос: — Одного ты знаешь — Убальдо, бывший староста из Строны. Второй — Ченери, тот, что посоветовал сделать засаду у оленьего брода.

— Епископ зря не платит, — подтвердил Симоне Колоббьяно. — Утром под Коджола мы убедились в их преданности.

— Я расспрошу обоих. — Консул решительно вошёл в шатёр.

Симоне и Томазо последовали за ним. В отгороженном коврами помещении перед деревянным распятием стояли на коленях двое лазутчиков. Они повторяли за епископом слова клятвы, обещая говорить правду и только правду. Заметив вошедших, Райнерий быстро закончил обряд и дал присягавшим поцеловать крест. После этого он кивнул Джакомо и опустился в кресло.