Илайа Николс - Паруса смерти

• Название: Паруса смерти
• Автор: Илайа Николс
• Жанр: Героическая фантастика

---

Девушка, прищурив зеленые глаза, испытующе глянула на капитана.

— Разве ты не знаешь волчьи обычаи? Обычно стая разрывает чужака в клочья.

— Не всегда,— покачал головой Грейп.— Только в том случае, если чужак покажет свою слабость или трусость.

Капитан повернулся и задумчиво поглядел в сторону кормы. Похоже, какая-то мысль не давала ему покоя. Два ряда гребцов, повернутых к нему спинами, нагибались и распрямлялись в такт ударам барабана, нагибались и распрямлялись. Люди из отдыхающей смены расположились в средней части палубы: они чистили и точили оружие, переговаривались, негромко напевали, наконец, просто лежали на палубе, уставясь в голубое бездонное небо, или дремали. Наконец капитан решил, что ему делать.

— Левый борт табань! — проревел он.

Гребцы левого борта замерли, удерживая весла неподвижно в воде. На правом борту гребли по-прежнему. «Морской Дракон» начал менять направление движения: пять ударов барабана и гребков, десять, двенадцать… Нос корабля постепенно развернулся в сторону далекой земли.

— Левый борт — весла суши!

Гребцы дружно навалились на вальки, подымая лопасти весел. Капли воды, падающие с концов весел, звонко щелкали по поверхности воды.

— Оба борта — греби! — заревел капитан.— Эй, рулевой, видишь сушу прямо по носу?!

— Вижу…— донесся с кормы голос рулевого.

— Держи прямо на нее!

«Дум-м… Дум-м… Дум-м…» — бил барабан, точно раздавались удары огромного сердца. «Дракон» устремился к новой цели.

— Ты очень рискуешь,— Соня пристально смотрела на капитана.

— Я рискую всю жизнь,— ответил тот.

— Надо же, и до сих пор живой…

— А это уж потому, что я никогда не рискую глупо! — Капитан громко расхохотался.

— Эй, храбрецы мои! — заорал он, резко оборвав смех.— Та земля, к которой мы сейчас плывем, заселена славными вояками. Они могут стать неплохими союзниками для нас, а уж врагами — так и вовсе замечательными!

Ваниры радостно взревели. Эти воины считали, что смерть в бою почетней и гораздо предпочтительней, чем смерть в постели, а для каждого человека час смерти, как и час славы, заранее предопределен богами. Кроме того, ваниры верили в то, что существуют люди, которым судьба благоволит во всех их начинаниях. Именно таким счастливчиком считался Грейп Крысиный Нос — это был четвертый поход под его руководством, причем из предыдущих трех он возвращался почти без потерь и с богатой добычей.

Один из гребцов вдруг запел хриплым голосом, а вся команда подхватила припев в такт барабану.

Вижу я берег далекий, над ним — островерхие крыши, Это — дворец короля, богатого короля! С борта на берег спущусь и во дворец войду я, Золото я возьму, много золота я возьму! Вот и солдаты бегут, пусть нападают солдаты, Руби их, мой меч, руби, пей их теплую кровь!

— Да, я вижу, вы — действительно настоящие волки,— задумчиво сказала Соня капитану.

— Верно,— кивнул Грейп.— Белые Волки с севера. Самые сильные и опасные из всей волчьей породы.

* * *

Расстояния на море велики и преодолеваются они медленно. Весь остаток дня ушел на путь к острову, а он все еще маячил далеко впереди. Жизнь на корабле, посреди открытого моря, однообразна и тосклива. Вокруг — лишь волны до самого горизонта, да наверху — перевернутая чаша неба. Лишь изредка мимо корабля пролетит любопытная чайка, крикнет пронзительно и умчится прочь. Море оставалось пустынным. Даже дельфинов, так любящих сопровождать корабли, не было видно. Осень… Погода была неустойчива: то солнце проглядывало сквозь облака, то влажная морось повисала в воздухе, затягивая горизонт, пряча горную вершину, к которой устремлялся корабль.

Ближе к вечеру поднялся устойчивый юго-западный ветер, позволявший идти под парусом. Барабанщик положил свою колотушку, но еще довольно долгое время назойливый ритм продолжал звенеть в ушах людей. Мачта «Морского Дракона» имела более двадцати локтей в высоту. Через блок, укрепленный в верхней ее части, был перекинут канат, один конец которого крепился к длинному рею, уложенному сейчас вдоль палубы, а второй тянулся к большому вертикальному вороту, служившему для подъема и спуска паруса, выборки якоря, подъема на борт тяжелых грузов и прочих работ, при которых требовались большие усилия. Несколько человек навалились на толстые деревянные рукояти, и ворот, пронзительно скрипя, завращался. За этот высокий, резкий скрип моряки называли такие вороты «плакальщиками». Рей, почти такой же длинный, как и сама мачта, медленно пополз вверх, увлекая за собой четырехугольный парус с широкими вертикальными полосами, желтыми и красными. Выбрав канаты, рей развернули наискось, слева направо, потому что ветер дул с юго-запада, а путь корабля лежал почти прямо на север.

Теперь «Морской Дракон» двигался вперед почти беззвучно, лишь под носовым брусом шипела и всплескивала вода. Команда отдыхала, освобожденная попутным ветром от тяжелой работы на веслах. Один только рулевой, внимательно вглядываясь вперед, держал в ладонях рукоять кормового весла. Воины неторопливо переговаривались. Попутный ветер они считали доказательством того, что предприятие увенчается успехом.

Оглядывая отдыхавших на палубе ваниров, Соня вдруг увидела Корка — того самого воина, что заступился за нее, нагнав страху на Гронни. Корк сидел, прислонившись спиной к дощатому ограждению борта. Сейчас в его лице не было заметно и признака безумия. Корк задумчиво смотрел куда-то в пространство и мягко, мечтательно улыбался. Глаза его ярко голубели из-под спутанной гривы волос, цветом и жесткостью напоминавших пшеничную солому. Соня решила поблагодарить этого человека. Она подошла и села рядом с ним. Корк покосился на девушку и снова уставился куда-то вдаль.

— Спасибо тебе,— сказала Соня.

— За что? — Голос его был мягок и не имел ничего общего с тем хриплым карканьем, которое Соня слышала раньше.

— Ты ведь вступился за меня,— сказала девушка.

— Вступился… Действительно…— Корк выглядел растерянным.— Но разве тут нужна благодарность?

— Конечно, нужна,— кивнула Соня.— Ты ведь никогда меня раньше не видел и совершенно ничем мне не обязан.

— Ты — девушка,— сказал Корк.

— Для многих других это был бы довод, чтобы презирать меня. Знаешь: «женщина — не человек».

Корк надолго замолчал, по-прежнему глядя вдаль. Впрочем, мечтательная улыбка исчезла с его лица, оно сделалось жестким.

— Скажи, тебе уже сообщили, что я безумен? — спросил он наконец.

Соня не знала, что ответить. Корк заметил это.

— Сказали, я вижу. Но я не всегда был таким. Однако потом произошли события… Произошло нечто, и я стал таким, как сейчас. Если хочешь, могу рассказать…

— Если тебе трудно, то не рассказывай,— отозвалась девушка.

— Трудно? Может быть… Не знаю…— Корк снова надолго замолчал, беспокойно оглядывая горизонт. Соня уже начала жалеть, что затеяла этот разговор, ведь он явно причинял ее собеседнику боль.

— Я был земледельцем,— вдруг прервал молчание Корк. Теперь он говорил быстро и взволнованно.— У меня было поле, засеянное ячменем и овсом. Стадо овец, свиньи в хлеву… Я был хорошим хозяином, любил трудиться. Я сам построил дом, большой — в восемь комнат, из крепких дубовых бревен — и ввел в него молодую жену, настоящую красавицу. Ее звали Гюда, она была еще красивее тебя. И у нас родился сын, который, я думал, станет мне помощником под старость. Мы жили счастливо. Но однажды пришел торговец скотом Тинд. Это был человек из восточного Ванахейма, не с побережья, я не знал его. Тинд гнал большое стадо овец на продажу, и с ним было то ли шестеро, то ли семеро пастухов. Это был богатый человек, но, кроме того, как оказалось, жадный и бесчестный. Но, к сожалению, я тогда не знал этого…

Торговец сказал, что хотел бы купить у меня десяток-другой овец. Я пригласил гостей в дом, усадил за стол и выставил угощение, за которым мы принялись обсуждать условия сделки. Но купец предлагал такую низкую цену за овец, что я не мог согласиться. Тогда Тинд начал ссору — видимо, решил взять овец даром. Ведь с ним пришло много людей, и сила была на их стороне. Я тоже нанимал работников, помогавших возделывать землю, но их было всего двое… Так вот, Тинд стал говорить все более заносчивым тоном, стал оскорблять меня, а затем схватил со стола глиняный кувшин и швырнул его мне в голову. Его люди, точно по сигналу, вскочили и начали потасовку. Я сражался, один против многих, но потом меня ударили по голове, сбили с ног и связали сыромятными ремнями. Такими ремнями пастухи спутывают ноги скоту… Потом, оставив меня связанным лежать на полу, они принялись пировать, уничтожая припасы из кладовой. Тинд и его люди издевались, славя меня как гостеприимного и радушного хозяина, который не жалеет для застолья ни свинины, ни пирогов, ни пива. И чем больше они хмелели, тем злее делались их шутки, а я лежал, терзаемый бессильной яростью, но ничего не мог поделать, так как был связан. Я даже не мог обругать их в ответ, потому что рот мой был заткнут кляпом.