Максим Кустов - Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев

• Название: Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев
• Автор: Максим Кустов
• Жанр: Публицистика
• ISBN: 978-5-17-075441-0 I978-5-271-37041-0 978-5-4215-2722-0

Новая книга Максима Кустова показывает, как всегда неожиданно, жизнь вермахта с «непарадной» стороны, которая практически неизвестна отечественному читателю. Прочитав ее, можно узнать о том, как немецкие власти своих солдат официально приравняли к нищим, нуждающимся в подаянии, почему немецкие офицеры стреляли в портрет Гитлера и кто предлагал высадить под Берлином десант из плененных в Сталинграде немецких солдат.

Как в Третьем рейхе можно было «закосить по дурака», чтобы не отправили на фронт? Каковы были правила расстрела приговоренных к смертной казни солдат? Чем в немецкой армии обычно давали взятки? Как действовали вредители в немецком тылу? И еще очень многое, позволяющее понять незнакомые доселе аспекты существования вермахта и причины его поражения во Второй мировой войне.

---

Надо отметить, что по мере ухудшения обстановки на фронтах и командование сухопутных войск все сильнее отрывалось от печальной реальности, предаваясь маниловским мечтам. В 1944 году настала пора Герингу удивляться этому. Летчик Ганс-Ульрих Рудель описал один из таких эпизодов. Это происходило в 1944 году.

«Он (Геринг. — Авт.) говорит мне, что в моем секторе готовится крупномасштабное наступление, и сигнал к его началу будет дан в течение нескольких дней. Он только что вернулся с совещания с фюрером, на котором вся ситуация обсуждалась до мельчайших деталей. Он выражает удивление, что я не заметил этих приготовлений на месте, поскольку в этой операции будут участвовать приблизительно триста танков. Сейчас я напрягаю свой слух. Число триста изумляет меня. Это в порядке вещей для русской стороны, но столько танков на нашей стороне? Я отвечаю, что с трудом могу в это поверить. Я спрашиваю его, не мог бы он назвать эти дивизии и количество танков, которые они имеют в своем распоряжении, потому что я совершенно точно информирован о большинстве подразделений в моем секторе и сколько в каждом из них исправных танков. Накануне моего отлета с фронта я разговаривал с генералом Унрейном, командиром 14-й бронетанковой дивизии. Это было две недели тому назад, и он с горечью пожаловался мне, что у него остался на всю дивизию всего один танк и даже эта машина не могла считаться боеспособной, потому что он приказал оснастить ее для наземного контроля воздушных полетов. Эта машина представляла для него гораздо большую ценность, чем боеспособный танк, поскольку, обладая хорошей связью со «Штуками», он мог нейтрализовать с их помощью многие цели, которые его танки сами по себе не могли бы вывести из строя. Я, таким образом, совершенно точно знаю, сколько танков находится в 14-й бронетанковой дивизии. Рейхсмаршал с трудом верит мне, поскольку он располагает совершенно другой цифрой. Он говорит мне, наполовину всерьез, наполовину в шутку:

— Если бы я вас не знал, я бы за такие слова посадил вас под арест. Но мы сейчас все это выясним. — Он подходит к телефону и соединяется с начальником Генерального штаба. — Вы только что сообщили фюреру, что для участия в операции X предназначены три сотни танков.

Я, стоя рядом, могу слышать каждое слово.

— Да, верно.

— Я хочу знать названия этих дивизий и каким количеством танков они располагают. У меня тут находится один человек, хорошо знакомый с ситуацией.

— Кто это такой? — спрашивает начальник Генштаба.

— Это один из моих людей, и он должен знать. — Начальник Генштаба, к несчастью для него, начал именно с 14-й танковой. Он говорит, что дивизия располагает 60 танками. Геринг еле сдерживается. — Мой человек говорит, что в 14-й всего один танк!

На другом конце линии воцаряется долгое молчание.

— Когда он оставил фронт?

— Четыре дня назад.

Вновь тишина. И затем:

— Сорок танков находятся в пути. Остальные в ремонтных мастерских, но непременно окажутся в своих частях к нужной дате, тйк что эта цифра правильная.

Он дает тот же самый ответ для всех дивизий. Рейхсмаршал с яростью бросает трубку.

— Вот так делаются дела! Фюреру дают полностью ложную картину, которая основана на неверных данных, и еще удивляются, когда операция не приносит тот успех, на который рассчитывали. Сегодня благодаря вам этот случай нашел свое объяснение, но как часто мы строили свои надежды на таких вот утопиях. Вся сеть коммуникаций в юго-восточной зоне беспрестанно подвергается вражеским бомбежкам. Кто знает, сколько танков из этих сорока, например, вообще достигнут фронта и когда именно это произойдет? Кто знает, смогут ли ремонтные мастерские получить вовремя запасные части, и если они их получат, закончат ли ремонт в отведенное время? Я должен немедленно доложить обо всем фюреру. — Он говорит с гневом, затем устанавливается тишина.

Когда я возвращаюсь на фронт, я все еще обдумываю то, что я только что услышал. В чем цель этого введения в заблуждение и фальшивых докладов? Случайно это делается или нарочно? В любом случае это играет на руку врагу. Кто и в каких кругах совершает эти гнусности?»[35]

Но в конце 1942 года еще сам Геринг удивлял своей неадекватностью. Между тем командующий действовавшего над Сталинградом 4-го воздушного флота фон Рихтгофен совершенно не верил в успех затеи с «воздушным мостом», которая была, если пользоваться советскими терминами, чистейшей воды «волюнтаризмом». За сотни километров доставлять подобным путем все необходимое для армии, которая к началу окружения насчитывала свыше 300 тысяч человек?

Вот как описывал попытки снабжения 6-й армии по воздуху участвовавший в таких полетах Ганс-Ульрих Рудель:

«Распад окруженной армии был еще более усугублен недостатком самого необходимого. Сейчас они оказались без еды, боеприпасов и горючего. Температура обычно между 20 и 30 градусами ниже нуля. Шанс прорыва из кольца зависит от успешных поставок минимального количества припасов в «котел». Но бог погоды явно на стороне врага. Длительный период плохой погоды не дает нам возможности доставить припасы. В предыдущих битвах в России операции по разблокированию котлов всегда оказывались успешными. Но на этот раз только небольшая доля незаменимых припасов может достичь своей цели. Позднее возникают трудности с посадкой, и мы вынуждены полагаться на сброс грузов с помощью парашютов, часть которых потеряна. Несмотря на это, мы доставляем грузы в метель и в этих условиях некоторая часть ценного груза попадает к русским…»[36]

Посылать тихоходные транспортные «Юнкерсы-52» почти без прикрытия истребителей как желанную добычу для советских «Яков», причем проделывать все это в условиях русской зимы, когда то на несколько дней устанавливается то нелетная погода, из-за мороза невозможно завести двигатели машин? С точки зрения летчиков, более трудновыполнимую задачу придумать было сложно. Ко всему прочему, многие из летчиков понятия не имели об особенностях русского фронта, потому что были переброшены из Северной Африки. А африканские навыки в зимней России зачастую были гибельными для пилотов.

Казалось бы, мнение человека, уже несколько месяцев руководившего воздушной войной над Сталинградом, должно быть внимательно рассмотрено. Ему, находящемуся на месте событий, было явно виднее, чем штабникам. Но мнение Рихтгофена, так же как и мнение других «маловеров», не было принято во внимание. В результате произошло неизбежное — катастрофа со снабжением 6-й армии в Сталинградском котле.

Листовки с перцем умирающим от голода

Итак, Паулюс решил выполнять приказ фюрера и прорываться так и не стал. Теряя ежедневно десятки самолетов, немецкая авиация даже наполовину не могла удовлетворить минимальные потребности войск.

Вот что говорилось в донесении командующего группой армий «Дон» Манштейна в Генеральный штаб от 9 декабря 1942 г.:

«При сокращении пайка хлеба до 200 г имеющегося количества продовольствия хватит: хлеба до 14.12, обедов до 20.12, ужинов до 19.12. Воздушным путем, несмотря на образцовую работу авиации, в связи с состоянием погоды только 7 декабря было доставлено 300 т, причем из 188 самолетов было два сбито, девять не вернулись на свои базы. Во все другие дни количество доставленных грузов колебалось между 25 т (27 ноября) и 150 т (8 декабря), при минимальном ежедневном расходе в 400 т. (выделено мной. — Авт.)…».[37]

И началось неизбежное.

«Все хуже становится с продовольствием. Суп все водянистее, куски хлеба все тоньше… Нехватку можно покрыть только за счет убоя еще оставшихся лошадей. Но даже это невозможно. Ведь наши лошади уже давно отправлены в тыл на подкормку… Каждый патрон у нас на вес золота. Скоро так будет и с каждым куском конской колбасы. Но плохо, что так будет продолжаться и впредь, несмотря на то, что некоторые самолеты все-таки прорываются к нам извне и кое-что доставляют. Значит, нам придется еще больше экономить боеприпасы. Положение с горючим по сравнению с зимой 1941–42 года тоже стало куда хуже и улучшить его невозможно… Еще печальнее обстоит дело с горюче-смазочными веществами. Зимней смазки, которая необходима при двадцатиградусном морозе, в армии вообще больше нет».[38]

В ультиматуме советского командования Паулюсу от 8 января 1943 года положение, в котором оказалась 6-я армия, было обрисовано предельно точно:

«… Г ерманская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным стремительным продвижением Красной Армии, вынуждена часто менять аэродромы, несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной.