Константин Лапин - Сердце сержанта

• Название: Сердце сержанта
• Автор: Константин Лапин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1962

Константин Кириллович Лапин родился в 1914 году в Москве в семье служащего. По окончании средней школы пошел работать на стройку. Был десятником, техником-строителем, прорабом на строительстве, учился в вечернем строительном институте. Позднее работал инструктором физкультуры, грузчиком в батумском порту, репортером газеты «Советская Абхазия», радиокомментатором, актером.

Начало литературной деятельности К. Лапина — 1939 год, когда журнал «Смена» опубликовал его первый рассказ «Большая медведица».

В годы Великой Отечественной войны К. Лапин был военным корреспондентом. Вместе с частями Советской Армии он проделал путь от Ясной Поляны под Тулой до Кенигсберга. Награжден орденом Красной Звезды и тремя медалями.

После войны К. Лапин работает в «Литературной газете», активно сотрудничает на радио, в военной печати. Наиболее известны выступления писателя по морально-этическим вопросам.

За последние десять лет вышли в свет его сборники рассказов «Военный корреспондент», «Переправа», «Аленка», повести «Непростая история», «Что рассказало письмо», книги очерков «Строители мира», «Победа на Волге», публицистические сборники «В любовь надо верить», «Слово о матери», «О любви и дружбе».

Сборник «Сердце сержанта» рассказывает о великом сердце советского человека, которое до последнего удара бьется для своей Отчизны. Читатель узнает, как воевали и как работают, как любят и дружат замечательные люди, подлинные герои нашего времени.

---

— Сиди, сиди, не вставай! — кричала издали Поля. — Бегу, ты же видишь, бегу!

Он бросал палку, раскрывал навстречу ей руки. Тогда Поля убыстряла шаги.

— Нога! Ты забыл, что нельзя опираться на нее! — и спешила подставить, свое легкое плечо.

Он и сам не замечал, до чего привязался к Поле. Не так уж много дней прошло, зато каких дней! Ведь совсем рядом кипела война, человек чудом вышел из смерти. Две недели или две жизни прошли — кто скажет?

Как он мог жить до сих пор без Поли? С кем делился до нее своими радостями и бедами, мыслями и планами?

Вот она спрашивала:

— Кто тебе больше всех в «Войне и мире» понравился? Из мужчин.

— Андрей Болконский.

— И мне. А из женщин?

— Конечно Наташа. Только ты — лучше.

— Это ты лучше, чем Андрей.

В другой раз она принималась мечтать вслух, что станет делать, когда кончится война.

— Ты не будешь смеяться, Федя, если я скажу, о чем больше всего мечтаю?.. Вот вернусь домой, вымоюсь с ног до головы, надену на себя все, все гражданское, новое, шелковое. Тебе не представить, конечно, до чего можно истосковаться по такой чепухе... И учиться хочется!..

А иногда она задумывалась, словно уходила от него куда-то далеко.

— О чем? — допытывался он, стараясь заглянуть в ее глаза.

— Глупость просто... Все хочу спросить у тебя одну вещь, да не решаюсь.

— А ты спроси! — Он насторожился.

— Да ничего серьезного, так просто... Скажи, почему твою гимнастерку стирала Анька из штаба?

— Какая Анька? — искренне удивился он. — Понятия не имею, кому давал стирать белье наш старшина.

Поля не могла скрыть, как полегчало у нее на душе от этого простого объяснения.

Однажды она принесла за пазухой промаслившийся сверток.

— Вот, попробуй, пока не остыли. Маша взяла обед сухим пайком, все утро блины пекла...

— Скажи на милость, и верно, блины. — Он обрадовался, как ребенок, даже зажмурился от удовольствия, надкусывая блин. — Вкусно!.. В детдоме мы с ребятами, помню, рыжики пекли.

Девушка удивленно посмотрела на него: разве рыжики пекут?

— На костре... Проткнем веточкой — и в огонь. Тоже вку-усно! — протянул он мечтательно.

Куском марли Поля вытерла масло с его подбородка.

— Беспризорный ты мой! Больше не будешь таким... Мама моя тебе понравится. Бывало, чуть свет меня будит: вставай, дочка, поешь блинков горячих с маслицем да опять ложись. — Она вздохнула. — Перед самой войной мама второй раз замуж вышла... Она у меня молодая еще.

— Так вот почему ты здесь! Был бы жив родной отец — нипочем не отпустил бы на войну такую маленькую. — Он обнял ее за плечи, притянул к себе. — С другой стороны, не уйди ты на фронт — мы б не нашли друг друга. Может, я неживой был бы...

На ветке клена над их головами чирикнула пичужка. Горизонт осветили рыжие сполохи, послышался подземный гул разрыва. «Чирик», — пискнула пичуга, улетая.

— Пятисотку кинул, — вздохнула девушка.

— Клёст, — Федор проводил птицу глазами. — Мы в детдоме красили им носы лаком и на базаре продавали. За дроздов сходили...

— А дрозды что — дороже?

— Дрозд птица певчая.

Он не хотел думать и говорить о войне, но о ней напоминало все — и это усилившееся погромыхивание вдали, и клен со срезанной осколком верхушкой.

— Эх, попить бы после блинов твоих. — Он хотел спуститься к ручью, но Поля опередила.

— Сиди уж, принесу.

Она побежала к ручью под обрывом, замелькали солдатские кирзовые сапоги, из которых выглядывали аккуратные ножки в светлых чулках, с таким трудом добытых в ларьке военторга. Присев на бережку, Поля подобрала юбку повыше — здесь стесняться некого. Крепкие точеные коленки отразились в воде.

Поля огляделась: чем бы зачерпнуть воду? Маленькая смелая пичужка рядом с ней набрала полный клюв, чтобы лететь к гнезду, где ее, наверное, ждали птенцы.

Зачерпнув воду в пилотку, Поля стала взбираться по откосу. Вода вытекала тонкой струйкой, девушка так торопилась, что поскользнулась: чулок был безнадежно запачкан, зато вода, которую она несла Федору, уцелела.

Он с удовольствием пил, уткнув нос в пилотку.

— Сладко, — Федор даже причмокнул. — Еще бы, а?

Поля, стиравшая кусочком марли грязь с чулка, спохватилась:

— Я мигом...

Федор удержал ее:

— Шучу, не надо... Посиди минутку! — Он обнял девушку. — Что я буду делать в тот день, когда ты не придешь?

И этот день настал. Федор проглядел все глаза со своего НП, но вместо Поли из-за деревьев показалась толстуха Маша. Мрачно, настороженно наблюдал он за ее приближением. Что случилось с Полей?

— Эй, спишь, герой? — на ходу окликнула Маша.

— Где Поля?

— Не придет твоя Полинка сегодня. Просила передать, чтобы не огорчался! Плакать не будешь?

— А что с ней? Больна?

— С ней-то порядок. После вчерашней разведки боем много раненых, рук не хватает. Поля снова в операционной. Меня бы тоже Акопян не выпустил, если б не дела в госпитале. К вам тяжелых везут, с челюстными ранениями.

День он прожил в тяжелом раздумье, ночь плохо спал, видел тревожные сны. А утром, обманув бдительность сестер, ушел искать медсанбат.

Указки с красным крестом привели его на околицу села. Операционная помещалась в самой большой и чистой избе; окна ее были затянуты марлей. Федор хотел войти, но тут навстречу ему с крыльца спустился Акопян.

— Товарищ военврач второго ранга, разрешите обратиться.

Хирург повеселел, увидя Иванова.

— Обращайся, обращайся, дорогой бывший покойник!

— По личному делу, товарищ военврач... — уже тише сказал Федор.

Акопян вынул пачку «Беломора».

— Угощайся, сержант!

— Спасибо! Я по поводу Поли своей...

Брови военврача поползли вверх.

— Ты имеешь в виду мою Вострову?

— Да. Только мне она тоже не чужая. Она мне кровь свою отдала! Прошу разрешить ей бывать у меня, поскольку мне скоро на передовую...

— Та-ак! Значит, я починил твое сердце для того, чтобы ты его тут же потерял? Неосмотрительно, сержант! — Увидя, что лицо Иванова наливается краской, доктор похлопал его по плечу. — Шучу, шучу, дорогой! Когда сердце отстучало только два десятка лет — чего не случается. Стеша! — крикнул он медсестре, простирывавшей бинты в тазу. — Позовите Полину Вострову!

Поля вышла на крыльцо, удивление и радость были на ее лице.

— Федя! Сам пришел? Так далеко... — Она легко спорхнула по ступенькам, встала с Федором рядом.

Ее рука коснулась палки, на которую он опирался, а показалось, будто их руки сплелись.

— Так вот, товарищ Вострова, не знаю, что ответить нашему молодцу. Просит, понимаете, чтобы я разрешил вам...

— Разрешите! — шепнула Поля, не поднимая глаз.

Акопян даже руки поднял в комическом удивлении.

— Сдаюсь! Без боя сдаюсь... Я знал, что у вас кровь одна, но чтобы мысли были едины, да еще на расстоянии передавались — клянусь, не знал... Только, чур, уговор: после победы на свадьбу приглашайте! — Отозвав Федора в сторонку, он сказал серьезно: — А теперь слушай меня, мальчик. Не как пациент врача — как сын отца слушай. Если ты обидишь ее, если...

— Сурен Георгиевич! — взмолился Федор.

Не закончив фразы, немолодой врач пожал руку Иванова:

— Желаю счастья вам... обоим... от души!

* * *

И построили бы Федор и Поля свой дом, жили бы не расставаясь, если б выпало им счастье родиться лет на десять, а еще лучше — на пятнадцать, позже. Летали бы спутники вокруг их счастья, охраняя его, не на броню — на плуги шла бы магнитогорская сталь, звучали бы на молодежном фестивале «Подмосковные вечера»... Но иные песни не допела война.

То не сокол скрылся
В туче грозовой,
То на фронт уехал
Парень молодой.
Ты не плачь, сестрица,
Не печалься, мать!
Сокол — только птица,
Парню ж — воевать!
Воевал три года,
Трижды умирал,
Трижды встав из гроба,
Роту поднимал.
Ты не плачь, сестрица,
Не печалься, мать!
К вам из-за границы
Долго мне шагать.
Вот вернулся с фронта
Парень молодой,
Он не так уж молод,
Он уже седой...

Поседеют, посекутся кудри Федора, когда он снова встретит свою Полю. И Поля изменится к тому времени, но в одном будет неизменна — в любви своей. А встретятся они обязательно, ведь одной дорогой шли они к победе, одна кровь омывала их сердца...

МАШЕНЬКА БЕЛЕНЬКАЯ

Лесная дорога так размолота колесами повозок, автомашин, гусеницами танков, что снег на ней стал грязным, как замес песка с глиной.

Усталые, не спавшие за эти двое суток ни минуты, мы с капитаном Тихоновым в самом мрачном настроении возвращались в тылы полка, где оставили свою «эмку». Тяжело передвигать ноги в снежном месиве. А главное — не сделано дело. Полк прорыва, несмотря на отвагу воинов, несмотря на понесенные потери, сумел выполнить лишь часть своей задачи: занял только первую траншею на правом берегу замерзшего озера Свибло. Общее наступление откладывалось, надо возвращаться в редакцию.