Дитрих Бонхеффер - Следуя Христу

• Название: Следуя Христу
• Автор: Дитрих Бонхеффер
• Издательство: Бук Чембэр Интернэшнл
• Жанр: Религия
• Год: 1992

Цель христианства на земле — отражать своей жизнью Христа. Так как «Бог есть любовь», отражение жизни Христа есть пребывание в любви к людям. Так как Христос — это любовь, мудрость, справедливость и терпение, отражение Его в нашей жизни — это отражение Его любви, мудрости, справедливости и терпения.

Недолгая, но прекрасная земная жизнь Дитриха Бонхёффера была таким дивным отражением жизни Христа. Даже насильственная смерть знаменитого богослова символически явилась отражением Христова распятия. Книга, лежащая перед вами, переведена на разные языки. Интересно, что на английском языке ее название звучит буквально так: «Цена следования за Христом». Бонхёффер утверждает, что цена следования за Христом бесконечно высока — это посвящение и отдача Ему всей своей жизни. Он говорит, что эту цену необходимо платить не по большим праздникам, а ежедневно, ежечасно, ежеминутно — всю жизнь.

---

Итак, ситуацию дает не нечто, но ситуацию, при которой ты можешь уверовать, дает тебе Бог. В первой ситуации надо прийти к тому, чтобы вера сделалась действительно верой, а не самообманом. Именно потому, что речь идет об истинной вере в Иисуса Христа, потому, что вера была и остается целью («от веры в веру», Рим. 1:17), эта ситуация непростительна. Кто здесь слишком быстро или слишком по-протестантски запротестует, тот должен спросить себя: а не является ли то, за что он вступается, даровой благодатью? Ибо в самом деле оба высказывания, в силу того, что они поставлены рядом, могут и не дать толчка к истинной вере, тогда как каждое само по себе становится большим искушением. Только верующий послушен — это сказано повинующемуся среди верующих; только послушный верует — это сказано верующему среди повинующихся. Если оставить только первое высказывание — верующий получит даровую благодать, т. е. проклятье; оставить только второе — верующий получит труд, т. е. проклятье.

Исходя из этого, мы должны принять только один взгляд на христианскую заботу о спасении души. Для пастыря большое значение заключено в том, что он говорит исходя из знания обоих положений. Нужно знать, что жалобы на недостаток веры всегда проистекают из уже или пока еще не осознанного непослушания и что для этих жалоб всегда находится утешение в даровой благодати. Но при этом непослушание остается нетронутым, и слово о благодати само устремляется к утешению, которым сам себя ободряет непослушный, к прошению грехов. Но при этом Благая Весть для него пуста, он более ее не слышит. И пусть он тысячекратно отпустит себе грехи, однако он все же не в состоянии поверить в действительное отпущение — как раз потому, что оно на самом деле ему и не дано. Неверующий питается даровой благодатью, так как упорствует в непослушании. В нынешней христианской заботе о спасении души это довольно частая ситуация. Нужно теперь прийти к тому, чтобы человек через самовольное прощение своих грехов закоснел в непослушании, чтобы он притворялся, будто не способен познать добро и заповеди Господа. Это будет двусмысленно и приведет к многоразличным толкованиям. Это затемняет изначально ясное еще осознание непослушания и ведет к закоснению. Здесь неповинующийся берет сам себя под стражу и запутывается, потому что он уже не может слышать Слово. Здесь нельзя верить поступкам. Можно представить такой разговор между таким вот закосневшим и пастором. «Я больше не способен верить». — «Слушай Слово, оно тебе проповедуется!» — «Я слушаю, но оно мне ничего не говорит, оно для меня пусто, оно проходит мимо меня». — «Ты не хочешь слушать». — «Нет, напротив, хочу». Здесь, дойдя до этого момента, разговор прервется, потому что пастор не знает, к чему он. Он знает всего одно высказывание: Только верующий повинуется. Этим высказыванием он не сможет помочь закосневшему, запутавшемуся человеку, который и так ведь не имеет этой веры — и не может иметь. Пастор думает уже, что он стоит перед последней загадкой: что одним Бог дает веру, а другим отказывает в ней. И с этой мыслью капитулирует. Путаник остается один, печально примиряясь, со своей напастью. Однако именно здесь — поворотный пункт разговора. И поворот кардинальный. Исчерпаны аргументы, вопросы, и нужды другого так и не будут восприняты всерьез, тем более — сам этот другой, пытающийся скрыться за ними. Прорыв в крепость, которую он себе построил, происходит теперь с высказыванием: Только повинующийся верует. Разговор прерван, и следующие слова пастора звучат так: «Ты не повинуешься, ты отказываешься от послушания Христу, ты хочешь получить свою часть власти над тобой. Ты не способен услышать Христа, потому что ты не повинуешься, ты не можешь верить, благодати, потому что не хочешь повиноваться. Ты коснеешь сердцем в непослушании Христу. Незадача твоя — в твоих грехах». Ныне Христос Сам явился вновь, сейчас Он изгоняет дьявола из ближнего, спрятавшего самого себя за даровой благодатью. Сейчас подходит уже к тому, что пастор держит наготове оба высказывания: Только повинующийся верует, только верующий повинуется. Он должен быть призван именем Христа к послушанию, к деянию, к первому шагу. Оставь то, что тебя привязывает, и следуй за Ним! В это мгновение все зависит от этого шага. Место, к которому был привязан непослушный, надлежит бросить, ибо в нем нельзя более услышать Христа. Беглец должен устремиться вон из своего укрытия, которое он устроил себе. За его пределами он снова сможет свободно видеть, слышать, верить. Хотя и нельзя предстать перед Христом без того, чтобы дело не было сделано, мертвящее дело уже позади. Потому и ступил Петр на волнующееся море, что смог уверовать.

Итак, состав преступления краток: человек через высказывание, что только верующий послушен, отравил себя даровой благодатью. Он пребывает в непослушании, утешая себя самопрощением и поэтому глух ко Слову Божьему. Ворваться в крепость не удастся, пока ему повторяется высказывание, за которым он спрятался. Должно совершить поворот, другой человек должен быть призван к послушанию: Только повинующийся верует!

Будет ли он, находясь в пути, прельщен собственными делами? Нет, он скорее будет ссылаться на то, что его вера не есть вера, он сам выпутается из этой коллизии. Решение должно освежить его. Так призыв Иисуса к вере и следованию Ему становится слышим.

С тем мы подошли к истории о богатом юноше.

«И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь [вечную], соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное;»

(Матф.19:16–23).

Вопрос юноши о жизни вечной — это вопрос о опасении, совершенно единственный серьезный вопрос. Но ведь это нелегко — правильно поставить этот вопрос. Ведь ясно, что юноша, который ясно выражает свой вопрос, в сущности ставит вопрос совершенно другой, так что фактически избегает вопроса. Он обращает свой вопрос к «учителю благому». Он хочет услышать мнение, совет, приговор по этому вопросу хорошего учителя, великого наставника. Он недвусмысленно дает это понять. Во-первых, для него это вопрос огромной важности, и Иисус должен сказать что-то исполненное значения. Но, во-вторых, он ожидает от доброго учителя, великого наставника существенного высказывания, но все-таки не Божественного предписания, безусловно его обязывающего. Вопрос о жизни вечной для юноши есть вопрос, о котором он совсем не прочь, пожалуй, поговорить и поспорить с «Учителем благим». Но он сразу же ставится на место словом Иисуса. — «Что называешь ты Меня благим? Никто не благ, как только один Бог». Вопрос уже выдал его сердце. Он хотел бы поговорить с добрым раввином о вечной жизни, а сейчас: до него доходит, что в действительности он стоит не перед добрым учителем, но перед Самим Богом. Таким образом, он не получает иного ответа от Сына Божьего, кроме ясного указания на заповедь всеединого Бога. И получает не ответ «учителя благого», добавляющего свое мнение к ясной воле Божией. Иисус Сам указывает на единственно благого Бота и блюдет Себя как совершенный и послушный Сын Божий. Но если вопрошающий стоит перед Самим Богом, то он уличен как беглец от ясных Божьих заповедей, которые сам-то знает. Юноша ведь знает-таки заповеди. Но загвоздка как раз в том, что он не может удовольствоваться ими, что ему хочется чего-то большего. Его вопрос выказывается как вопрос самотворящейся и самосозидающейся набожности. Почему юноше недостаточно ясных заповедей? Почему он ведет себя так, будто не знает ответа на свой вопрос? Почему он хочет обвинить Бога, если он в этом решающем жизненном вопросе остается несведущим? Таким образом, юноша уже почти схвачен и предстал перед судом. От необязывающего вопроса о спасении он отозван к простому послушанию ясным заповедям.

Следует и вторая попытка к бегству. Юноша отвечает ему снова вопросом: «Какие?» В этом одном вопросе прячется сам Сатана. Ведь здесь был единственно возможный выход для того, кто поймал сам себя. Конечно, юноша знал заповеди, но кому не хочется узнать в полноте заповеди, какая заповедь припала именно ему, именно сейчас? Проявление заповедей многозначно и неясно, говорит юноша. Он видит не заповеди, но себя самого, свои проблемы, свои коллизии. От ясных Божьих заповедей он уводит себя к интересной, но сугубо человеческой ситуации «этической коллизии». Не то тут неправильно, что он знает об этой коллизии, а то, что эта коллизия противопоставляется заповедям Бога. Заповеди же, напротив, даны как раз для того, чтобы покончить с этическими коллизиями. Этическая коллизия как этический прообраз человека после его грехопадения является сама по себе протестом людей против Боса. Змий вложил в раю эту коллизию в сердца первых людей. "Разве это сказано Богом?» От ясной заповеди и простодушного детского послушания человек обращается к нравственному сомнению, к указанию на то, что заповедь еще нуждается в комментарии и толковании. «Разве это сказано Богом?» Человек должен решит сам, силою своего знания о добре и зле, силой своей совести, — что есть добро. Заповедь многозначна, Бог хочет, чтобы человек истолковал ее и понял, решая свободно.