Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

• Название: Ответ большевику Дыбенко
• Автор: Дарья Конoненко
• Жанр: Альтернативная история

Перша частина науково-фантастичного роману у жанрі альтернативної історії про двох наших сучасників, що вирішили змінити минуле, але самі стали непомітними бійцями тієї армії, на яку вони не розраховували.

Первая часть научно-фантастического романа в жанре альтернативной истории про двух наших современников, которые решили изменить прошлое, но сами стали неприметными бойцами той армии, на которую они и не рассчитывали.

---

А дверь в спальню закрыта. Крючок ножом поддеть – плевое дело, только страшно. Дьяконов еще до первой войны с германцем на Устю глаз положил. По минному полю идти и то веселее было.

Дверь открылась бесшумно. Крысюк привык к темноте, да и луна в окошко подсвечивает чуть–чуть.

– Хто? – заспанный голос с кровати.

Крысюк молча прошел вперед, плюхнулся на эту самую кровать и привычно ухватил жинкину косу.

– Где Дьяконов?

– У старосты на перинах дрыхнет. Корову увели, свиней порезали, батьку моего убили, а ты про Дьяконова спрашиваешь, – Устя хлюпнула носом.

– У старосты, – задумчиво повторил Крысюк.

– Он мне за корову деникински гроши заплатив, – жена выпуталась из одеяла, придвинулась поближе.

– Одевайся, и городами – до Вдовьей Копанки. Там хлопцы. Я догоню.

Крысюк вышел на улицу. Дико хотелось курить. Дом старосты было хорошо видно, эх, гранату б им в окошко кинуть…. Только ж там часовой торчит, и не один. Дьяконов всегда трепетно относился к своей персоне. А если он, скажем, вышел до ветру? И граната пропадет, и сам зря убьюсь. Так что отсыпайся, контрик, я скоро не один приду. Махновец в четвертый раз обшарил все карманы, кисета так и не нашлось, закрыл за собой дверь и через огород старой Матвеихи пошел обратно.

Заря подсвечивала небо, только просыпались разные мелкие птахи, а тачанка уже удалилась от села на приличное расстояние в десять километров или как–то так, прогрессор не был уверен, что правильно перевел версты в более привычные ему системы измерения. Вот, еще одно препятствие, про которое не писала ни одна заразонька. Аршины, золотники, фунты – голову можно сломать с этими мерами расстояния и веса. А Бондаренко на это начихать, он вообще спит, слюни пускает, счастливый человек. И дружок его, у которого штаны с лампасами, тоже молчит, со вчерашнего дня ни слова не сказал. Может, он глухонемой? Вот вернется Заболотный – у него и спрошу. Хотя он тоже скользкий тип, говорит много, а информации от него мало, одна радость, что большевиков не любит, комиссара прибил, в навозную кучу вверх ногами засунул, а тот взял и задохнулся. Горе–то какое. Испортил краснопузик все веселье.

От раздумий прогрессора отвлек смачный хруст костей – Шульга потягивался. То ли тоже проснулся, то ли в одной позе сидеть надоело. Да и тачанка еле едет. Понятно, что кони не железные, их беречь надо, только все равно страшновато. Ага – Журборез правит, а ездовой в клунке свои сапоги ищет, скорее всего – Маруся рядом, не хочет перед ее мамой показаться голодранцем, так Опанас босиком ходит. Ты смотри – хромовые, скрипучие, по последнему писку моды сапоги. До Маруси ходу – ну час, меньше даже, да и ноги разомнет. Может, и не занят беляками хутор… Только Журборез коней влево поворачивает, вслед за женихом сопливым.

В бога–душу–мать! Так и есть – шестеро солдат на хуторе, все с погонами, а ездового не видать. У тына гнедая стоит, сытая, гладкая. Один из солдат посмотрел на небо. Максим застрочил, срезав и солдата, и еще двух белогвардейцев. Макитра с петухами разлетелась в осколки. Беляк постарше и потолще кинулся к гнедой. Не добежал. Шульга удивленно матюкнулся, опустил карабин – нечасто увидишь, чтоб один контрик другому в спину стрелял. Стрелок кинул браунинг на землю, поднял руки. Шульга вылез из тачанки, посмотреть, что да как, да и лошадь в хозяйстве пригодится, выученная, не сбежала никуда.

Странный контрик стоял и улыбался, как дурак.

– И як это называется?

– Военная хитрость, – Опанас уже отодрал левый погон и принялся за правый, – хату не спалили, Марусю не тронули, а я по вам не стрелял.

– Так то ж контра, – Шульга для убедительности пнул того белогвардейца, который бежал к лошади.

– Так я по ним и стрелял. Я шо, дурной – за панов воевать?

Из хаты выглянула скромно выглядящая дивчина в застиранном синем платье.

Не уйти – некуда уходить. Позади – контра, и впереди – контра. Четыре раза атаку отбивали, а сейчас – только ленты пустые под ногами валяются, да пулеметчик в землю уткнулся. И речка уже красная от крови. С ночи бой шел, да уже полдень. Врукопашную люди идут. И сквозь выстрелы и вопли слышен грохот копыт. Конница подоспела! Только на черном знамени – волчья голова.

В реальность прогрессора вернула оплеуха от Шульги. Не день, а ночь, и пулемет не в чьем–то вытоптанном огороде, на остатках огурцов, а в тачанке. И не начало осени, а конец весны. И Журборез в очередной раз в кусты побежал, не поладил с Марусиным борщом.

Всего лишь сон, кошмар. Но прогрессор задавил очередную вошь и задумался, уставившись на луну. Растет или нет? А кого это интересует? А девочка в зеленой кофточке, дико вопящая девочка в зеленой кофточке? Этот сон преследовал бывшего студента лет с пяти и был всегда одинаковым – верещащий ребенок на синем диване в смутно знакомой комнате. Когда родители таки сделали ремонт, переклеили обои и купили ядовито–синий диван, Лось не удивился. Хороший диван. Но, когда родилась сестра, вот тут он и испугался – та же самая девочка. И кофточка, которую купила бабушка, перепутав на радостях все размеры – на трехлетнего ребенка, зеленая кофточка, с листиками–вышивкой. И спасибо современной медицине, а то померла бы сестра от аппендицита в трехлетнем возрасте.

Вот и сейчас – слишком реальный был сон – солнце спину грело, на уцелевшей огуречной плети висел огромный желтый огурец, на убитом пулеметчике сидела муха, на шее, и мыла лапки.

Утро выдалось умиротворенно серым, отряд двигался к основным силам махновцев, Журборез уже перестал бегать, но смотрел на ездового с тихой, лютой ненавистью. Так разве Маруся виноватая, что вот этот вот товарищ в галифе ест как в последний раз, еще и чавкает? Меньше жрать надо, вот и не будет с твоим брюхом ничего плохого. Лось сидел возле пулемета и зевал. И куда делся Заболотный? Ответ «волки съели» отпадал по той причине, что волков тут уже постреляли. Еще за царя. Тогда что? Нарвался на засаду? Если убили – это еще не страшно, а если он раскололся? Это Крысюк – фанатик, а насчет нового знакомого прогрессор был не уверен.

Ну наконец–то! Слона быстрей помыть можно! Едет себе Заболотный, почти шагом, у седла винтовка висит, фуражка на затылок сбита. И где ж тебя, товарищ дорогой, носило чуть ли не сутки? Молчаливый тип, шагавший рядом с тачанкой, показал всаднику увесистый кулак. Бондаренко улыбнулся, как голодная собака.

– Все чисто, – Заболотный самодовольно подкрутил усы.

— Кайданов, зуб не прошел?

Молчаливый мотнул головой. Прогрессор похолодел из солидарности с третий день не евшим человеком – он хорошо знал, что такое пульпит, но при таком уровне стоматологии эта гадость превращалась в персональный ад.

Крысюк только плечами пожал. Жинка под боком, самокрутка в зубах – что еще для счастья надо? Бондаренко полез по карманам, выудил кисет с миленькой вышивкой «Любимому мужу», умело свернул самокрутку на ходу.

– Старательная у тебя жинка, – оживился Крысюк.

– Моя сбежала во Владивосток, это от комиссара осталось.

– А шо так далеко?

– А я знаю? – Бондаренко почесал в затылке.

– А почему? – Устя тоже решила поговорить.

– А тебя это не обходит, – дезертир чиркнул спичкой о штанину, закурил.

Заболотный ехал чуть позади и о чем–то говорил с Шульгой. Причем диалог был оживленный, но тихий, да и на украинском вдобавок, который прогрессор понимал с трудом. И, опять же, ни один автор АИ про такое не писал, ни одна зараза. Все всегда попадали в удобные для себя обстоятельства.

На горизонте показалось какое–то село. Вовремя показалось, а то жратва всухомятку надоела, а обедать уже пора. Да и коней сменять бы неплохо, трофейная гнедая оказалась с запалом и спотыкалась даже под худющим Бондаренко. А вот никаких флагов не было. Лось подавил зевок и сменил позу, чтоб подавать ленты, в случае чего. Крысюк тоже переместился в боевое положение, Устя подобралась ближе к ездовому, править телегой она умела, а вот стрелять – нет.

Ой. Вот это фортификация! Посреди дороги – телега перевернутая, а на телеге сидит шось малое и сопливое, с обрезом. И в подозрительно новых сапогах. Начищенные, со шпорами.

Часовой шморгнул носом и недобро уставился на тачанку.

– Хто в селе? – через бинокль было видно людей на улицах и коняку у колодца. На крыше одного из домов сидел человек. На другой крыше торчал чорногуз, поджав под себя одну лапу и стоя на другой. Откуда–то сбоку выехал всадник, перемотанный патронташами. И никаких знаков различия на нем не было.

– Дядьку, продайте кулемета? – часовой шморгнул носом еще раз.

– Самим надо, – Крысюк уже догадался, что власти в селе какие–то местные.

Всадник с патронташами подъехал ближе. Драная на локтях серая свитка, домотканые штаны, крашеные в синий, и австрийский карабин, удобно лежащий в немытых руках хозяина.