Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

• Название: Ответ большевику Дыбенко
• Автор: Дарья Конoненко
• Жанр: Альтернативная история

Перша частина науково-фантастичного роману у жанрі альтернативної історії про двох наших сучасників, що вирішили змінити минуле, але самі стали непомітними бійцями тієї армії, на яку вони не розраховували.

Первая часть научно-фантастического романа в жанре альтернативной истории про двух наших современников, которые решили изменить прошлое, но сами стали неприметными бойцами той армии, на которую они и не рассчитывали.

---

Шило отложила гребешок, развернулась.

– Тоже мне, атаман. Я б тебя три раза стрельнуть мог.

– А у тебя руки сапогом заняты, – Шило выудила из кармана ободранный браунинг, покрутила на пальце.

Крысюк пристроил портянку на веревке, рядом с чьей–то мокрой рубашкой, снял второй сапог. Спорить ему не хотелось.

– Яки планы?

Шило передернулась, будто ей кто за шиворот червяка кинул.

– А ты вообще кто? Я тебя в первый раз вижу.

Крысюк почесал в затылке, заодно изничтожив упитанную гниду. Хоть мой голову, хоть не мой – все равно заводятся, падлюки.

– Женатый человек.

Шило, на всякий случай, опять сунула правую руку в карман.

– Так шо ты меня не привлекаешь, да и тощая слишком, все бока отлежишь.

Бывшая гимназистка задумчиво пожевала губами. Увы, самый подходящий ответ на такую беспардонность был и самым оскорбительным.

– А скажи мне, женатый человек, ты за кого? На белого не похож, слишком наглый. А вот на красноармейца – вполне тянешь.

– Кода вельможный атаман Шило уроки в тетрадочке писала, я в Черной Гвардии немцев резал. – Крысюк был весьма обижен. Да его до большевиков даже новым американским трактором не затянешь! Да он тех красноармейцев больше убил, чем Шило на свете живет. Та в гробу он видел того Троцкого, во сне, со среды на четверг.

– Анархист. Вы только спичками торговать умеете, и брошюрами, которые даже на пипифакс не годны.

– Може, в твоей гостиной такие анархисты и были, которые не знают, де у нагана спусковой крючок. А я – с царской войны пулеметчик, со Щусем немцев бил, а як батько пришел, да немцы кончились, то и золотопогонную сволоту, и красных.

Лось чесался и проклинал прошлую ночь. В завлекательной, пышной, ядовито–розовой перине жило не меньше сотни клопов, которые не ели примерно год. Или даже больше года. А товарищи то ли устали больше, то ли шкура у них была толще – не жаловались на ночлег. Павлюк даже хозяйку расспрашивал, де она гусей брала, да чем их кормить, а то у него гуси почему–то дохли, будто назло. Прогрессор только удивлялся – Павлюк и домашнее хозяйство. Вот этот вот кровожадный убийца, который в бою врага половинит, который контру не щадит, будь то старик или ребенок трехлетний, да еще и хвалится этим – и гуси дохнут. А еще было понятно, что Павлюка в командиры нельзя. Вряд ли он перебежит обратно к белым, но мало ли что бывает.

Но бывшего студента грызли не только клопы. Если бы! Что может быть здесь? Прогрессор хорошо помнил свои ощущения от той, давней догадки – уверенное такое знание, о разгроме махновщины как движения. И он старался не думать о том, что будет, когда Каретников возьмет Перекоп вместе с красными. А сейчас – что стоят твои знания в мире, где нет Первой Конной?

С улицы донесся взрыв ругани. Прогрессор глянул – ничего такого, Сташевский, стоит возле забора, какая–то женщина, и Кайданов. Что–то тут не то, Сташевский у нас отвергает плотские томления. Бывший студент проверил, легко ли выдергивается наган из кобуры, и похромал к спорщикам. Женщина оказалась Крысючкой. И Кайданов ее не лапал среди бела дня, а удерживал, не давая ей покалечить Сташевского. Что такого мог сделать безобидный, мирный, свихнувшийся на своих книжках оккультист?

Под ногами у спорщиков валялись какие–то карты. Лось поднял одну, подул на нее. А это не игральные. Ни масти, ни номинала на карте не было. Вместо нее была картинка – человек, несущий на спине гроб. На второй, полуразорванной, свернулась змея. На третьей красовался старик с фонарем и косой в руках.

– Это ты на Крысюка гадал?

Сташевский кивнул.

– Эти карты не лгут. Она может считать себя вдовой.

– А ты его хоронил? – Кайданов глядел сыто и брезгливо, жмурясь от солнца.

Сташевский поежился. Ленорман – она, конечно, провидица, но Кайданов – рядышком стоит.

– Молодой ты еще, дурной. Все гадания толкуются навыворот.

Сташевский поднял очередную карту, с изображением кота, забрал у прогрессора те три, которые он держал в руках, методично сложил в замызганный футлярчик, и гордо удалился.

Крысючка наконец–то высвободилась из объятий знакомого, презрительно хмыкнула, пошла в противоположную сторону.

– А ты откуда знаешь? – Кайданов совершенно не походил на человека, который разбирается в таких вещах. Он скорее смахивал на иллюстрацию к теории Ломброзо, про омерзительные человеческие качества анархистов.

– У меня была сестра. Ей все гадания, все – и на воске, и на бумаге, и на картах, – предвещали долгую счастливую жизнь, любящего мужа и троих детей. Она померла в тринадцать лет, скрючившись нечеловеческим образом.

Лось почесал в затылке. Да, как–то неудобно получилось, вчерашний пересказ премилой книжечки, от которой самого рассказчика всегда клонило в сон, кому–то мог напомнить неприятные моменты из жизни. А расспрашивать Кайданова на тему мертвых сестер как–то не хотелось.

По улице важно прошел Василенко со своим гнедым в поводу. Или продавать его ведет, или улучшать местных коней. Хоть бы потомки не унаследовали кусачести.

Вот и Палий выглянул, зевает смачно. Хорошо ему, наверное – лишь бы бой кровавый, а что от отряда почти что мокрое место осталось, так это в его неразвитый мозг не доходит.

Кайданов порылся по карманам, выудил оттуда свой кисет с невероятно вонючей махоркой, свернул самокрутку для правильного пищеварения. Прогрессор в упор не понимал, как это – курение не вредная привычка, а просто излишество.

– Кто такой Сташевский?

Прогрессор от неожиданности шарахнулся куда–то вправо и локтем сбил с тына чей–то новый глиняный горшок.

– Я не знаю. Почему ты у меня спрашиваешь?

– Я думал, – Кайданов почесал в затылке, – что это твой знакомый. Вот мне и интересно, где он на медика учился и почему не доучился.

Лось только зубами клацнул.

– А с чего ты взял, что он – медик?

– Сумку медицинскую себе забрал, у Прокопенка пулю из ноги в пять минут вытащил. У него уже не голова думает, а руки знают. И мне интересно, чего это молодой здоровый мужик оружия в руки не берет, мяса не ест, самогону не пьет и по бабам не лазит? Я с ним в одной хате не сплю, страшновато.

Прогрессор призадумался.

– Может, старовер?

Кайданов чуть самокруткой не подавился.

– Разуй глаза! Он карты гадальные с собой таскает! Кофе пьет!

Лось, на всякий случай, тоже решил держаться от оккультиста как можно дальше. У него была мысль на тему, каких именно женщин предпочитает Сташевский, но говорить такие вещи человеку, который недавно поел – это чревато.

Проехал мимо Сотников, бывший беляк, бывший шахтер–коногон и неизменная сволочь. Но боец хороший, этого не отнять. Пора было уже чистить пулемет, хоть к нему ленты – пустые, пора было считать патроны – на длительный бой не хватит, пора было выходить в направлении Бердянска и молиться, чтобы раненых местные не выдали белогвардейцам. И чтобы у Павлюка стало на капелюшечку больше мозгов.

Крысюк сидел на крыльце, лузгал семечки и очень хотел домой. После того совместного рейда – Вужик со своими петлюровцами, Голодный и Черный – на фастовский телеграф махновцу стало не по себе. Вроде бы все хорошо, потерь – два человека, патронами разжились, самогонку хорошую взяли, и новости важные узнали – Деникин наступает, красным скоро придет конец. Шило еще тогда развеселилась, но ее быстро урезонили – это значит, что многовато у махновцев потерь, не могут они фронт держать як следует. Или уже разбил их генерал золотопогонный, или затаятся они по хатам, залижут раны да вновь накинутся, будто шершни на быка. А их благородия щадить лесные банды не будут.

Надо валить домой, здесь дело уже сделано, и петлюровцы по тылам красным гоняют, и хорошо гоняют, за Днепром заграву видно. Может, что и выгорит. Пулеметчик у Голодного точно есть, да и сам он не дурак, сообразит как–нибудь. Им–то добре, хата под боком, жинка под боком, эшелоны под откос пускать – дело нехитрое, а сам Крысюк соскучился и по товарищам своим, и по степи, где любую контру видать, и даже по белогвардейцам, которые так забавно возмущались, когда их ставили носом к стенке, предварительно экснув брюки в свою пользу. Крысюк глянул на небо, стряхнул лузгу с колен. Надо искать Голодного, и надеяться, что он уже перестал праздновать.

Голодный мрачно жевал квашеную капусту в компании какого–то ободранного и и лохматого товарища. Ободранный сочувственно вздыхал и опасливо глядел на шмат старого, желтого сала с чесноком. Ну что ж это за жизнь такая – налет удачный, так зуб нелюдски разболелся, даже от полоскания самогоном не полегчало. А собутыльник атаману тоже радости не добавлял – хоть и от Вужика, а не такой, как его люди, те гуляют, аж хата трясется, а этот сидит в углу, морду кривит, из вареников начинку колупает. Своим малым Голодный за такое давал по уху.