Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы

• Название: Конан и грот Дайомы
• Автор: Майкл Мэнсон
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вероятно, и у кормчего мелькнула такая же мысль; освободив левую руку и кривясь от боли в разбитых ребрах, он принялся чертить в воздухе знаки, охраняющие от беды. Губы его посинели.

- Сет! Проклятый Сет, грязная гадюка! Явился за нашими головами!

- Держи руль, Шуга! - прорычал капитан. - И говори, куда править! Ты кормчий, не я!

- Там Сет!

- Мешок дерьма, а не Сет! Протри глаза, смрадный пес! Там вихрь, а у берега - рифы! Куда нам править?

Шуга выплюнул сгусток крови.

- Держи левее... Вроде бы есть проход, только узкий... Если течение пронесет...

- Беее - реее - гиии - сссь! Скааа - лыыы! - долетело с носа, и теперь ни кормчий, ни капитан уже не сомневались в том, что кричит Харат. Передняя часть галеры вдруг задралась кверху, корабль дрогнул от страшного удара, и переломанный форштевень, вместе с носовым украшением и цеплявшейся за него фигурой парусного мастера, взлетел вверх. Затем послышался треск весел, скрежет камней, пронизавших обшивку, вопли гребцов, заглушенные диким воем урагана. Рулевая рукоять метнулась словно шея непокорного жеребца, отшвырнула кормчего вправо - только растопыренные руки и ноги промелькнули над бортом; затем капитан ощутил, что взмывает в воздух, и тут же ледяная вода обожгла кожу.

Но холод вдруг сменился теплом, тишиной и покоем. Не было больше грохота и криков, ветер не бросал в лицо соленую влагу, не терзало дерево растертые в кровь ладони, исчезло видение жуткого смерча, плясавшего на берегу... Он погружался вниз, вниз, вниз, в царство забвения и мрака, в бездну, откуда начиналась тропа на Серые Равнины, обещавшая неспешное последнее странствие и вечный отдых. Сапоги и намокшая куртка тянули на дно, в ушах раздавался слабый звон, рукоять кинжала давила на ребра.

Кинжал! Стигийский клинок, который он собирался всадить в брюхо Нергалу! Ну, если он станет дохлой рыбой, бессильной тенью, изъеденным крабами трупом, темному богу нечего опасаться его ножа...

Тело его само рванулось вверх, преодолевая упругое сопротивление воды. Мимо опускались в глубину трупы гребцов - с разбитыми головами, с переломанными членами, с ошметками плоти, содранной с костей. Он узнавал их: кого - в лицо, кого - по приметному браслету, шраму, поясу или серьге... Людей швырнуло на риф, размолотило о камень; весьма возможно, что и ему предстояло разделить их судьбу.

Вынырнув и очутившись в провале меж огромными волнами, он сделал только один глубокий вздох, бросил только один взгляд на свой корабль и снова погрузился в воду. "Тигрица", с пробитым бортом и начисто снесенным носом, попала в белые зубья прибрежных скал; валы безжалостно трепали ее, довершая разрушение. Живых он не разглядел, ни в воде, ни на судне - но что увидишь за краткий миг? Барахтанцы - пираты, люди моря, крепкие парни; быть может, кто и выплывет... К примеру, Шуга, старый пес...

Шуга пытался править левее, к проходу... к узкому проходу, сквозь который морские воды вливаются в бухту... К проходу меж рифов, до которого не добралась "Тигрица"... Там - течение!

Внезапно он почувствовал его напор и заработал руками и ногами изо всех сил, то поднимаясь к поверхности за глотком воздуха, то вновь ныряя в спасительную тишину глубин. Потом его крутануло в водовороте, ударило о шершавый камень, протащило вперед; под коленями скрипнула галька, ветер ударил в лицо, сырой воздух наполнил легкие, и он понял, что находится на берегу.

Вскочив, он сделал три или четыре шага к темневшим невдалеке утесам, обернулся, оглядел свой погибающий корабль и каменистую прибрежную отмель, потом поднял сжатый кулак и, выкрикивая проклятья, погрозил тучам.

Ни одного человека в воде... ни одного тела на берегу... Все погибли... Все!

ГЛАВА 2

ОСТРОВ И ГРОТ

Пятеро обитали в мире, и сущности их были таковы: Изменчивость, Жажда Могущества, Иллюзия, Отвага и Равнодушие. Воистину не видел свет столь различных созданий!

Игра с тучами, волнами и ветром позабавила Его. Конечно, эти стихии являлись лишь жалким подобием материальных субстанций и трансцендентных сил, присущих Предвечному Миру. Там, в холодной бездне, бушевали приливы и отливы таинственных эманации; там рождались и умирали зоны времени; там потрясали эфир столкновения звезд. Там, одним движением мысли, можно было испепелить или создать огромный каменный шар, окутать его воздухом, водами и облаками, взрастить остроконечные пики горных хребтов, а затем разжечь под ними пламя и выпустить его на свободу - чтобы полюбоваться яростным борением земной тверди и внутреннего огня. Там...

Впрочем, Он пребывал тут, а не там, и Ему приходилось ограничивать свою склонность к преобразованиям и метаморфозам. Будучи Духом Изменчивости, Он не собирался отказываться от своих игр с живыми и неживыми субстанциями тем более, когда Избранник просил об этом. Он не отказывал ему в помощи, лишь изредка удивляясь, сколь мелочны и ничтожны его просьбы: расправиться с непокорным слугой, превратив мятежника в волка или полярного медведя, засыпать снегами усадьбу какого-нибудь жалкого ванахеймского князька, проявившего непочтительность... Или, как сейчас, погнать на юг тучи и воды, занести ледяной молот над далеким островом, ударить, сокрушить... И все ради женщины!

Пусть необычной, пусть одаренной крохами божественной мощи - но все-таки женщины!

Надо надеяться, что теперь Избранник получит ее и успокоит тем свою душу. Иначе... Иначе еще две-три такие же демонстрации могущества, и она покорится. Женщины всегда покоряются сильным!

Но порой ничтожность цели раздражала Его. Избранник явно изменял высокому призванию, позволяя женским чарам возобладать над сердцем своим, склоняясь душой к плотским наслаждениям. А ведь этот прах земной был одним из лучших! Одним из самых умных, твердых, холодных и жестоких! Он был магом!

Среди мириадов людей всех минувших поколений Он предпочитал именно таких. Магов не пугали чудеса; чудеса являлись их ремеслом. И внезапно возросшая мощь не вызывала у них удивления: ведь каждый из них жаждал могущества и молил о нем богов или демонов, готовый отдать за него свою бессмертную душу. Что же поражаться, если желанная сила вдруг пробуждалась в них, сокрушала соперников и врагов, покоряла стихии, уничтожала армии и города? Маги были любопытны и изобретательны; их фантазии казались Ему гораздо хитроумней того, что приходило в головы земным властителям, воинам и полководцам.

Но временами Он все же воплощался и в них, превращая вождей варварских племен в великих завоевателей и владык, разбойников с большой дороги - в венценосных королей, творя из безродных наемников повелителей царств и империй. Эта игра тоже развлекала Его - не меньше, чем иные представления, где актерами служили ветры и воды, тучи и снег, подземный огонь, реки раскаленной лавы и облака пепла. Главное, чтобы Избранник мыслил о величественном и грозном: о кровавой войне, о захвате неведомых земель или о разрушении собственного царства в пламени пожарищ, реве вулканов и грохоте взбунтовавшихся вод.

Тот, кто хотел лишь покоя, сладкой еды, хмельного питья и женских ласк, становился Ему неинтересен.

* * *

Ураган отбушевал.

Буря кончилась неожиданно, как будто враз иссякли силы ветров и туч, морских валов и вьюжной метели. Черный смерч исчез, в воздухе потеплело, облака разошлись, и жаркие солнечные лучи согрели капитана "Тигрицы". Он разделся: стащил сапоги, снял штаны, кожаную куртку и холщовую рубаху, оставшись в одной набедренной повязке. Ремень с кинжалом затянул на поясе этот стигийский клинок длиной в три ладони был сейчас его единственным оружием. Впрочем, он полагал, что опасаться нечего - вряд ли на острове выжила хоть одна живая душа или крупный зверь. Быть может, спаслись мыши, забившиеся в норки... Да и те, скорее всего, были раздавлены камнями.

Нагой, он побрел вдоль берега, поглядывая на солнце. Глаз Митры бесстрастно сиял в небесах, взирая на хаос и разрушение, царившие вокруг. Миновал полдень, но до вечера было еще далеко; значит, шторм, сгубивший "Тигрицу", бушевал полтора дня - капитану помнилось, что первые порывы ветра налетели позавчера, перед закатом. Полтора дня! Срок между жизнью и смертью... Тогда корабль его был цел, и экипаж - жив; все восемьдесят с лишним молодцов с Барахского архипелага, матросы, гребцы, лучники, мастера абордажа, паруса и секиры... Теперь они лежали на дне, у берегов этого проклятого островка, а остов разбитого судна торчал на белых клыках рифов, напоминая китовый скелет, обглоданный акулами... Похоже, не спасся никто, подумалось капитану. Его барахтанцы были крепкими парнями, но ни один не мог сравняться выносливостью и силой с ним, с вожаком пиратской вольницы. Ни Харат, парусный мастер, ни силач Стимо, который мог в одиночку вытянуть тяжелый якорь со дна морского, ни стрелок Ворон, попадавший в кольцо за пятьдесят шагов... Ни кривоногий шкипер Шуга - тот, с переломанными ребрами, камнем, пошел на дно... Прах и пепел! Отличное судно, отличный экипаж! И ничего... Только измочаленный остов на белых зубьях скал, торчавших у входа в бухту...