Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

• Название: Огонь в океане
• Автор: Ярослав Иосселиани
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Записки Я. К. Иосселиани «Огонь в океане» носят автобиографический характер. Капитан первого ранга, Герой Советского Союза, прославленный подводник Ярослав Константинович Иосселиани родился и провел детские годы в горной Сванетии. Грузины по происхождению, жители горной Сванетии в силу многих исторических, географических, и социальных причин оказались в отрыве и от высокой грузинской и от могучей русской культуры. Октябрьская революция принесла в Сванетию свободную и полнокровную жизнь, о которой веками мечтали свободолюбивые сваны. Жизненный путь героев книги — частный, но убедительный пример торжества ленинской национальной политики. Некоторые события и факты, о которых рассказывается в предлагаемой читателю книге, прежде были использованы автором в его произведении «Записки подводника», также построенном на автобиографическом материале. Однако в книге «Огонь в океане» они изложены по-новому, развернуто, в художественно обобщенной форме, рамки повествования значительно расширены. Имена и фамилии героев книги в том числе наших доблестных подводников, за очень немногими исключениями, подлинные.

---

— У него тоже жених дочери... уходит с вами, — пояснил Бесо.

— Да ну?! Кто же?

— Поедайло! — не без гордости ответил Григорий Фомич.

— Поздравляю. Он хороший матрос.

— А Владимир плахой, да? — воскликнул Бесо, не на шутку встревожившись, так как услышал похвалу по адресу только одного матроса.

— О присутствующих не говорят, — я показал на Трапезникова, который, переминаясь с ноги на ногу, стоял невдалеке.

— Тогда скажи мне и Грише Фомичу, куда вы идете? — Бесо упорно старался говорить по-русски.

— Не знаю.

— Тайна, наверна. Ну, тогда скажи, далика или не далика идешь?

Убедившись в бесплодности допроса, недовольные старики простились сперва со мной, затем обняли смущенных женихов.

— Ярослав Константинович! — из толпы вынырнул Метелев. — Ты что ж это? Не простившись, уходишь?

— Вот... прощаемся. — Я пожал руку дяди Ефима. — За нашим воспитанником Васей прошу, дядя Ефим... посмотрите за ним. Нам не разрешили взять его с собой... Он к вам привязан как к родному человеку и...

— Не беспокойся, он здесь дома. Смотри за своими людьми в оба: дорога, видать, у вас длинная. Будь требовательным. Молодежь есть молодежь. Иногда баловство может до беды... Сейчас война!

— Это верно он говорит, — из-за спины Ефима  Ефимовича выросла знакомая фигура Селиванова. — Но за «малюточников» можно не беспокоиться.

— Время вышло, Ярослав Константинович, — вслед за рабочими торопливо пожал нам руки Лев Петрович.

Судно отошло от берега. На базе заиграл оркестр. Все шире и шире становилась полоса воды, отделявшая нас от остальных кораблей.

Кто-то, кажется Терлецкий, затянул, и остальные немедленно подхватили песню:

Прощай, любимый город!

Уходим завтра в море...

— Товарищ командир! — воскликнул Цесевич, указывая пальцем на одиноко стоявшую у северной стенки «Малютку». — Это наш Вася!

Экипаж был тронут вдруг поднявшимся над «Малюткой» сигналом: «Прощайте, боевые друзья! Счастливого плавания!» Звуки песни оборвались. Все мы с горечью смотрели на судно.

Набегавшая волна мягко покачивала его. Порт скрылся за горизонтом.

Я стоял у борта. Ко мне подошел Свиридов и рассказал, что накануне ночью он видел, как старшина Терлецкий, полагая, что его никто не видит, долго стоял около торпедного аппарата, потом прислонился к нему, прижался щекой.

Подслушивать его разговор с аппаратом Свиридов не стал и тихонько вышел из отсека.

— А как вы там ночью очутились? — спросил я.

Усмешка, с которой рассказывал все это Свиридов, тотчас же исчезла с его лица. Лицо его стало задумчивым и смущенным.

Оказалось, что он зашел ночью в отсек, чтобы положить в торпедный аппарат записку своему неизвестному преемнику.

— Я написал, что для наших аппаратов манжеты перепускных атмосферных клапанов надо менять через каждый месяц. Их принято менять через три месяца, а у нас так нельзя. Потом писал, что нужно особенно следить за нажимными блок-коробками. Иногда они отходят и могут вызвать срыв выстрела.

Потом... что после выстрела нужно проследить за посадкой боевых клапанов...

— И длинное у вас получилось письмо?

— Четыре страницы. Иначе нельзя, товарищ командир! — горячо объяснил Свиридов. — В инструкциях этого нет, а новый человек придет...

— Не спорю, — согласился я. — Думаю, что ваш преемник будет доволен.

Позже я узнал, что такие же записки были оставлены и в дизельном отсеке, и у электромоторов, и почти у каждого из многочисленных аппаратов и приборов подводной лодки...

Во флотском экипаже было шумно и многолюдно. Оказалось, что по таким же срочным вызовам прибыли экипажи нескольких миноносцев, крейсера и подводной лодки «Щука». Всего собралось около двух тысяч человек.

Командир базы объявил, что мне приказано срочно сформировать железнодорожный эшелон из моряков Черноморского флота и что меня назначили возглавлять его.

Порядок поведения в пути пришлось установить весьма жесткий: ни одному человеку не разрешалось без моего ведома выходить на остановках, переходить из вагона в вагон, покупать на станциях продовольствие.

Ночью эшелон вышел со станции Поти. Он должен был следовать по маршруту Поти — Туапсе — Ростов — Москва — Мурманск.

В Туапсе нас ждали первые неприятности.

— Мост через реку Пшиш уничтожен. Ведутся работы. Вам придется стоять в городе. Другого выхода нет, — сухо доложил мне комендант вокзала. По его словам, ранее 22 марта и думать не придется о продолжении пути.

Узнав, что в Туапсе находится начальник дороги, я по наивности обратился к нему с просьбой поскорее закончить ремонт моста, потому что наш эшелон имеет срочное назначение. Он мне ответил:

— Молодой человек, я понимаю вас. Меня не нужно  убеждать. Кроме вас, дорогу ждут и другие. Есть составы с более срочным назначением, чем ваш.

Так закончился разговор с генерал-директором тяги.

Перспектива недельной остановки не на шутку пугала меня.

Мы принялись совещаться и решили попытаться использовать личный состав эшелона на работах по восстановлению моста.

К счастью, я еще застал на вокзале начальника дороги и добился его согласия. В ту же ночь эшелон был перегнан в район реки Пшиш.

Начальник строительства объяснил мне, что восстановлению моста придается огромное значение и что он каждые три часа докладывает о ходе работ по прямому проводу в Москву.

Было решено разбить наших людей на три смены. Во главе каждой смены стояли офицеры-подводники. Смены, в свою очередь, делились на группы, по двадцати пяти человек каждая.

Уже через час после нашего прибытия работа закипела.

Наибольшие трудности представляло возведение трех быков. Стальной каркас их был заложен еще до нас. Теперь шли бетонные работы. Строительные материалы поступали своевременно. Стены плотины, которая возводилась для изменения профиля .водостока, буквально росли на глазах.

— Поворачивайся, черноморская медуза, видишь, наша половина отстала, — шутливо бранил загорелый детина щуплого на вид матроса-подводника Сахарова, тянувшего вместе с ним вагонетку, груженную битым камнем.

— Пощадите его, — вмешался начальник строительства, — он ведь намного слабее вас.

— Он моим начальников назначен — значит, тяни, не отставай. У нас, у куниковцев, такой закон, — скаля в улыбке крепкие зубы, возразил здоровяк, вытирая с лица пот.

Куниковцами называли матросов, воевавших в отрядах морской пехоты под командованием Цезаря  Куникова, прославившего себя и своих людей в горячих схватках с врагом. Одно упоминание этого имени приводило в ужас фашистских оккупантов. К этому времени Куников пал смертью храбрых. Его место занял отважный Ботылев, упорно называвший себя и своих подчиненных куниковцами.

— Я хорошо знал Куникова, — неожиданно сказал начальник строительства. — Это был действительно воин. Необыкновенной храбрости человек!

Здоровяк матрос, пристально посмотрев на начальника строительства, остановил свою вагонетку.

— Я вас припоминаю теперь. Вы у нас в гостях были. Я с Куниковым с первого дня войны сражался...

— В Новороссийске? — с интересом спросил начальник строительства.

— Да, я вас еще до автомобиля провожал, помните? Остапчук моя фамилия...

— Как же, помню! Вы тогда нас всех спасли, — и он горячо пожал руку матросу.

Как это всегда бывает в подобных случаях, начались воспоминания.

— К «бате» я попал с крейсера «Красный Кавказ», где служил комендором, — не без гордости объяснял моряк. — Пришлось воевать на сухопутье... Но ничего, поработали мы и на берегу...

— Нас называешь медузами, — вдруг вспомнил свою недавнюю обиду Сахаров, — а ты сам-то, оказывается, глухарь.

«Глухарями» на войне именовали артиллеристов.

Я ходил по строительной площадке, приглядываясь к работающим матросам. Большинство из них участвовало в конвейерных цепочках. По их рукам камни, словно по волшебству, скачками перепрыгивали к месту назначения.

— Как работается, орлы? — спросил я, подойдя к одной из цепочек.

— Нормально, товарищ капитан третьего ранга, — ответило сразу несколько голосов.

— Работать лучше, чем ждать торпеду от ваших коллег — подводников, — сострил кто-то.

— Или огребать глубинные бомбы от ваших коллег — надводников, — добавил какой-то подводник.

Шутливая перебранка всех оживила. А в ста метрах от реки на небольшой площадке работали с лесоматериалами, пилили, строгали... Невдалеке тарахтела бетономешалка. Около нее тоже виднелась большая группа матросов.

Работы не прекращались круглые сутки...

Через шесть дней наш эшелон первым прошел по восстановленному мосту. Дорога Армавир — Туапсе на три дня раньше срока вошла в действие. Мы немало гордились своим участием в ее восстановлении и, надо сказать, не без оснований.