Яан Кросс - Мартов хлеб

• Название: Мартов хлеб
• Автор: Яан Кросс
• Издательство: Eesti kultuurikeskus
• Жанр: Сказка
• Год: 2009
• ISBN: 978-9985-9790-5-1

Яан Кросс (1920–2007) — всемирно известный эстонский классик. Несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию. Поэт и прозаик. Многие произведения писателя переводились на русский язык и печатались в СССР огромными тиражами, как один из исторических романов «Императорский безумец» (1978, русский текст — 1985).

Детская повесть-сказка «Мартов хлеб» (1973, впервые по-русски — 1974) переносит вас в Средневековье. Прямо с Ратушной площади Старого города, где вы можете и сегодня подойти к той самой старой Аптеке… И спросить лекарство от человеческой недоброты и глупости…

---

Сейчас он хватает половину каравая митридатсиума и с удовольствием вонзает в нее зубы. И то же самое, только не без дрожи отвращения, сразу же делает и ратман Калле.

Но ощутить вкус митридатсиума и разобраться, каков он, для этого у Марта сейчас времени нет. Все его внимание поглощено угловатым лицом ратмана.

Полунасильно едет первый кусок под решетку усов ратмана (под нехотя поднявшуюся железную решетку городских ворот) и въезжает в ворота. Кламп! — силится ратман проглотить. Но не тут-то было. Даже при решимости, присущей отцу города, кусок оказался слишком велик, приторная масса застряла у него в глотке, и мгновение ратман в самом деле близок к тому, что его вырвет.

— Ммм — я справлялся и с худшим, — мычит ратман, — когда серый люд в городе пытался сопротивляться, я все его попытки всегда подавлял. Сейчас и эту серую дрянь подавлю! — Могучие челюсти с отвращением начинают размалывать омерзительный груз. Кончик языка проталкивает разжеванное в гортань, и вдруг жевательная машина резко останавливается. Глаза Марта опять перебегают с Матильды на ратмана (ох, эта извечная борьба между чувствами и делом!) — ибо он понимает, что наступил решительный момент… Если его уловка пройдет и каждый из них спокойно сжует свою половину каравая, значит, мастер получит серебро и даже, может случиться, что ратману на самом деле чуточку полегчает. Как почти всегда бывает с больными после того, как они наглотаются дорогого лекарства… Пройдет его уловка или выйдет скандал?..

То, что решающий момент наступил, осознают все стоящие у постели ратмана. Мама Калле от страха прижимает руку в золотых кольцах к сердцу и говорит:

— Миленький, дорогой, постарайся! Тогда все у тебя пройдет и останутся целы наши последние тарелки.

Мастер, показывая ратману, как нужно глотать, лепечет:

— Мньмньм, кламп! Быстро-быстро-быстро! Чем быстрее, тем меньше чувствуется вкус!

Матильда внимательно смотрит на отца. При этом один уголок ее ротика бесстыдно улыбается, у папеньки такое смешное, бессмысленное лицо, но второй уголок печально озабочен, потому что Матильда слишком хорошо еще помнит, как однажды, когда у нее был кашель, ей пришлось жевать лягушачьи лапки мастера Иохана и какой у них был вкус.

Юрген вытянул в сторону шею и на всякий случай держит в воздухе между собой и ратманом серебряное блюдо из-под митридатсиума. Ибо на углу стола, досягаемый для руки ратмана, стоит свинцовый бокал, а никто не может знать, каким образом движется желчь в ратманском черепе.

Домашний пёс ратманского семейства, красивый черно-серый пятнистый пёс, сидит, облизываясь, у самой постели, стучит кочерыжкой хвоста по шахматной доске каменного пола и смотрит поочередно то на жующего митридатсиум хозяина, то на жующего митридатсиум Марта.

А Март, уставившись выпученными глазами прямо в глаза ратману, грызет митридатсиум с таким видом, как будто это самая повседневная его обязанность. И тут он видит, что ратманские глаза-пуговицы вылезают из гневных складчатых век, а их серое олово начинает странным образом плавиться. При этом обвислые ратманские усы пушисто вздымаются кверху.

Кстати, первым из всех ничего не подозревающих это заметил мастер Иохан. Очевидно, потому, что он на самом деле начинает тревожиться по поводу состава митридатсиума: все-таки он сделан руками Марта, поди знай, может, парень как-нибудь немного и напутал — только едва ли ратман языком сумел это распробовать…

Все же остановившиеся челюсти ратмана и его пушистый, торчком стоящий ус заставляют мастера Иохана насторожиться.

— Мньмньмньм, — мямлит ратман, и можно даже подумать, что говорит не он, а мастер.

— Мньм, что-нибудь случилось? — спрашивает перепуганный мастер.

— Этот ваш митриватсиум, — говорит ратман, — по вкусу никакой не видриматсиум!

— Как, то есть, как же?..

В беде мастер одерживает верх над всеми своими глубокими аптекарскими познаниями: он быстро отламывает кусочек от мартовской половины митридатсиума и сует его в рот.

— Мньмньмньм, Иисусе Христе! Это же действительно не… — С перепугу забыв, где он находится, мастер вопит:

— Март, деревянная твоя башка, щенок! Чего же ты сюда наворотил?! Это же какая-то сладкая отрава. От нее, ей-богу, стошнить может!

Ратман кладет в рот вторую порцию митридатсиума и, чавкая, спрашивает:

— Ах, так значит, Мартинус у тебя замесил этот хлеб?

— Ну да, он, — мастеру ясно, что он во всех отношениях зашел слишком далеко и что ему нужно как-то спасать положение: в конце концов, откуда ратману знать, какого вкуса бывают в мире митридатсиумы…

— Мньм… Мой дорогой добродетель, Март мне помогал… в некоторой мере…

— Кхм, — перебивает его ратман, — право, я не думал, что у этой дряни такой вкус…

— Мньм… Мартинус мне помогал… потому что у меня сильный насморк… и, наверно, немножко испортил…

— Вот уж не думал, что это такое сатанинское сиропное тесто, хо-хо-хо-хо!

— Он его замесил и сделал совершенно непригодным, — сдается мастер Иохан. Потому что он решил, что спасенья все равно нет. Со злостью — тьфу! — он выплевывает митридатсиум на пол. В тот же миг черно-серый пятнистый ратманский пёс жадно этот кусок проглатывает и тщательно вылизывает квадрат на полу, где лежал митридатсиум. Впрочем, никто этого не замечает, потому что ратман в это время приподнимается на подушках.

Он начинает греметь:

— Хо-хо-хо-хоо! Этот тидриматсиум, этот Мартом намятый каравай, этот Мартом изобретенный хлеб — это же чертовски великолепная вещь! Идите сюда, попробуйте.

Он отламывает кусок своей жене, он отламывает кусок своей дочери, он берет у Марта из рук его половину и отламывает кусок Юргену. Все трое нюхают, осторожно, через силу откусывают и с удовольствием принимаются жевать. И когда домашний пёс начинает так громко стучать хвостом по полу, что это слышно даже при всеобщем жевании, ратман отламывает и ему кусок от собственной половины.

— Папа, — кричит Матильда, — это же просто удивительно как вкусно! Этот Мартов хлеб, он гораздо вкуснее имбирного мёда[31], морселей[32] и лакричного сахара[33]!!!

— Мм, — говорит мама Калле, — дай мне еще кусочек попробовать.

И Юрген сопит:

— Истинная правда, отменное тесто… Да только мне бы надо цельный шиффунт его навернуть, чтобы сошли все мои синяки на затылке от ратманских суповых мисок.

А ратман высовывает из-под одеяла волосатые голени, ставит ноги на пол, рукой запихивает в рот остаток митридатсиума, встает и в простыне и ночной рубахе, растопырив пальцы на ногах, идет от кровати к окну и обратно — от окна к кровати. У кровати он останавливается. Выпячивает живот, как всегда, перед тем, как изречь важное решение, касающееся судьбы и жизни города. Он говорит:

— У меня болел живот, как будто грозовые тучи собрались вокруг моего пупка. Данный сидриватсиум, который для того, чтобы и необразованные понимали, я попросту назову Мартовым хлебом, итак, этот Мартов хлеб излечил мой живот. Кхм. Крестец у меня дергало, будто задницу мне прокалывали раскаленными прутьями. Этот Мартов хлеб вылечил дерганье в заднице. Тело мое было полно тоски. От этого Мартова хлеба нытье в моем теле как рукой сняло.

Ergo: я желаю каждый день есть этот Мартов хлеб. После завтрака, после обеда, после ужина. Наедаться всё время. С глотком кислого вина для полного удовольствия… И чтоб меня не обвинили в том, что я пекусь только о себе (как уже иногда случалось, кхм), — отныне во всех сколько-нибудь почтенных домах, во всяком случае во время государственных и церковных праздников, следует кормить Мартовым хлебом — за столом у бургомистра, у ратманов, у купцов, у гильдейских старшин, у цеховых мастеров и так далее. И даже серому люду можно дать на Рождество его понюхать, чтобы он меньше артачился против городского управления. И теперь слушайте, что по этому поводу достопочтенный магистрат города Таллинна моими устами приказывает делать данному аптекарскому Мартинусу и аптекарскому мастеру Иохану, как его помощнику.

Им надлежит отправиться и приступить к изготовлению данного Мартова хлеба по рецепту данного Мартинуса (и ни на йоту не отступая, по причине улучшения изготовления), и в таком количестве, которое допускают аптекарские запасы, посуда и силы! И при этой работе помнить и знать: достопочтенный таллиннский магистрат, и единственно только он, что само собой понятно, сумел за последние полстолетия взрастить наш город до одного из самых цветущих торговых городов здешнего края, и в этом смысле только что данный приказ сугубо свидетельствует об его дальновидности. Ибо мы приказываем изготовить данного Мартова хлеба столько, сколько нужно для того, чтобы мы могли возить его в чужие страны и города. Даже если самим будет недостаточно. Но на чужбине Мартов хлеб должен сделать нас вдвое более знаменитыми, а имя Таллинн, до сих пор известное только ворванской вонью, вкусом железа и запахом зерна, стало бы на устах всего мира сладким! Идите и делайте, что приказывает магистрат! И, кстати, сегодня к вечеру чтоб у меня на столе было четыре фунта Мартова хлеба!