Энн Ветемаа - Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер

• Название: Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер
• Автор: Энн Ветемаа
• Жанр: Современная проза

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).

---

"Очень нужно время от времени так вот посидеть одному и подумать, о важности своей работы. И, конечно же, о том, как опасны могут быть наши ошибки", — исповедовался я человеку из четвертого отдела, который в некотором смысле был моим шефом. Это был господин, уже давно достигший среднего возраста, настолько отличный от обычных представлений о людях Системы, что я просто должен описать его в нескольких словах. Шеф по большей части носил отлично сидевший на нем серый, наверное английской шерсти, сшитый у портного костюм; в нагрудном кармашке у него лежал безукоризненно белый, сложенный треугольничком шелковый платок, всегда казалось, что он только что из парикмахерской — чуть усталый человек, со взглядом ученого, был окутан тонким мускусным запахом мужского одеколона; никаких волос на шее или перхоти на воротнике пиджака. Как-то раз мы вместе обедали, и он привлек мое внимание тем, что потребовал салфетку — в те времена уже выбывший из употребления реквизит, — которую метрдотель с уважением принес ему некоторое время спустя и которую он тотчас приспособил — таким движением, словно ни разу в жизни не обедал иначе.

Итак — когда нам довелось говорить о размышлениях в сакральных помещениях, этот человек меня сразу понял. Я не решаюсь преувеличивать свое значение и думать, что он мог взять пример с меня, но — вообразите — через некоторое время случилось так, что я встретил его в одной из самых представительных церквей нашего города во время "минут благоговения" — так называют в некоторых храмах время по средам между двумя и тремя. (В минуты благоговения играет красивая, тихая, по большей части полифоническая музыка. Можно услышать творчество старых мастеров: Фрескобальди, Шютца, Цвилинга, а иногда даже Бахов.) Я обменялся со своим "гроссмейстером" понимающим, даже чуть-чуть заговорщицким взглядом. И тут… знаменательное совпадение — по церкви, останавливаясь у каждого ряда, прошел пожилой высокопоставленный Священник, который… тоже обменялся с моим шефом взглядом знакомого и даже одобрительно кивнул ему. Читатель не ошибется, если подумает, что увиденное глубоко обрадовало меня, человека, по природе своей склонного к религии.

Иногда я думаю о своей прикладной деятельности, о которой порой злословят. Я полагаю, что два по сути своей одинаковых поступка, которые совершают разные люди, вообще не покрываются. Поступки одного субъекта характеризует свежесть, творческое начало гибкого духа, даже вдохновение, а другой делает примерно то же самое, но рутинно, бесстрастно, иной раз даже с неприкрытым злорадством… Да, такие люди по своим интеллектуальным и этическим взглядам могут быть далеки друг от друга, как небо и земля. Одних характеризует желание дать разумным людям, в распоряжении которых находятся умные машины — компьютеры — информацию, которая может изменить массовое сознание и двинуть общество вперед. Других, напротив, интересует одна только личная карьера, которая может сложиться из донесения фактов, причем негативных, а иногда и Иудины сребреники.

У меня в подходе к людям и приятельствованию с ними — а приятельство я считаю очень существенным — была своя метода. Я всегда сразу же представляюсь собеседнику как сотрудник госбезопасности, точнее, статистик-информатор четвертого отдела — отдела, задачей которого является более фундаментальное изучение мировоззрения нашей интеллигенции. И рекомендую говорящему еще раз основательно продумать свои высказывания.

Слухи о моих методах работы очень скоро дошли до моего шефа, который не очень хотел верить тому, что обо мне говорили.

— Естественно, я не делаю никакого секрета из своей особы, — я не считал нужным что-либо скрывать. — Только когда ты сам кристально честен, с тобой тоже говорят по-честному. По-моему, это аксиома нашей системы.

— Но что об этом думают те, с кем вы беседуете?

— Несколько щекотливая история, — пришлось признаться. — Они ни за что не хотят мне верить… Не знаю, почему. Меня считают диссидентом, который хочет скрыть свою истинную сущность. И даже иностранным шпионом.

После этого лицо собеседника прояснилось, на нем даже появилась улыбка.

— Похоже, что в этом есть рациональное зерно… Большое зерно. Прямо-таки целый боб!.. У меня такое чувство, что вы заслуживаете продвижения.

Я с душевным трепетом просил его не делать этого, потому что мое истинное призвание — это искусство. А на него должно оставаться достаточно много времени. Наконец, со мной согласились. Неохотно.

По счастью, в те годы, которые так быстро летели, у меня оставалось достаточно времени, чтобы заниматься самым важным для себя — своим искусством.

Я еще более углубился в специфику марципанового творчества и открыл манеру, которая замечательно подходит марципану, — наивизм, или примитивизм. Таможенный чиновник Анри Руссо, которого нечто, на мой взгляд, прямо-таки экзистенциальное связывает с фра Анжелико, не раз меня потрясал. Если сюрреалисты, по-моему, царапали человеческую душу в меру своего понимания, то Руссо и грузин Пиросманишвили непосредственны, искренни, оптимистичны и народны. Есть и в них что-то мистическое, но их мистика позитивна. Естественно, я давно уже ничего не копировал. Просто мой мир был особенно близок миру этих художников.

Во всяком случае, работа в Комитете госбезопасности подходит всякому высокоодаренному человеку, поскольку она оставляет — если, конечно, уметь планировать свое время — достаточно времени и на увлечение искусством. Рекомендую ее всем интеллектуалам. Хотя — что уж там так рекомендовать: в нашем дружеском коллективе и без того было предостаточно представителей интеллигенции. Люди, к счастью, понимают, что для них хорошо!

ПРЕДСТАВЛЯЮ ВАМ СВОЮ МИЛУЮ КАТАРИНУ (III)

Катарина бывает у меня в гостях довольно часто, но не регулярно. После того, как я рассказал ей свою юношескую историю с ингерманландкой Лизой, даже про шелковые чулки с железными дорогами, и осмелился признаться, что под одним уже упомянутым автобусным навесом на автобусной остановке именно определенные однозначные рефлексы возбудило далекое и утихшее со временем эхо тогдашних отвратных событий ("прости, но ведь тогда я тебя действительно не знал!"), отношение ко мне моей "душевно-сексуальной партнерши" стало еще более понимающим, даже материнским. Все-таки она полагала, что мне следует преодолеть свои комплексы. А я, в свою очередь, думал, что может быть, но постепенно…

Из бесед на эту тему выяснилось, что Катарина прочла немало книг по психологии. Видно, борцы за права женщин должны знать секреты душевной жизни. И в награду за чулочную откровенность мне была рассказана история, вычитанная в какой-то специальной книге, об одном несчастном молодом человеке, который ездил верхом на лошади и, вследствие некоего ритмичного трения, испытал первое семяизвержение в своей жизни. И как раз в то самое мгновение он увидел обнаженного мужчину, выходящего из озера. Совпадение этих двух случайностей превратило юношу в гомосексуалиста, который только благодаря самоотверженной сестре милосердия опытному психиатру-гипнотизеру в конце концов выздоровел. И, кстати, сразу женился на той самой предупредительной сестре. Так что в довершение всего — happy end.

— Замечательно, что с тобой не случилось ничего такого страшного и что ты вполне здоровый мужчина…

Мда-а… так вот, теперь Катарина выказала по отношению ко мне понимание и материнские чувства, хотя… не знаю, на месте ли здесь слово "материнские", потому что с того дня, и несмотря на летнюю пору, она всегда приходила ко мне в чулках.

— Слушай, дорогой марципановый художник, — начала она, когда мы закончили очередное путешествие вокруг света.

— Ты могла бы для разнообразия называть меня Эрнстом. Это мое крестильное имя.

— Ну, пусть, марципановый художник Эрнст. Похоже, в Эстонии о тебе не очень-то многие и слышали.

— Я бы не сказал. Знатоки знают и… ценят меня.

— Но о твоей популярности смешно и говорить.

— Меня это не волнует. Она когда-нибудь придет. И, кстати, я знаю множество возможностей, как завтра же стать знаменитым и популярным.

— Да-а?!.. Опиши мне хотя бы одну такую возможность. Ты имеешь в виду какой-нибудь скандал? В наше время такие вещи и правда помогают.

Тема, честно говоря, была мне не по душе, но я все-таки продолжил: "В Эстонии есть один прекрасный торговый город, где один еще молодой, ну, примерно моего возраста человек создал музей современного искусства".

— Я думаю, что знаю этого человека. Его часто показывают по телевизору. И какой же он молодой?.. И ты действительно веришь, что он сделает там твою сладкую выставку? Не будь смешным! Насколько мне известно, этого человека больше интересуют всякие затхлые и полусгнившие штуки. Там когда-то было что-то вроде экспозиции искусства трупа.