А Мец - Предисловие к книге Владимир Шилейко, Пометки на полях, Стихи

• Название: Предисловие к книге Владимир Шилейко, Пометки на полях, Стихи
• Автор: А Мец
• Жанр: Публицистика

---

{16} Вместо подписи Пяст поставил монограмму, напоминающую буквы гамма и ипсилон греческого алфавита.

{17} Почти все названные в письме имена известны в связи с "Собакой" по публикации: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки" // Памятники культуры. Новые открытия. 1983. М., 1987. С. 160-257. В.К. Шилейко на приглашение откликнулся и был на чествовании Пронина: Там же. С. 246 (примеч. 51). Письмо написано на бланке "Странствующего Энтузиаста", об этом начинании Пронина см.: Там же. С. 164. Бела-головочных - игра словами Бел (библейский Ваал) - аккадское божество, и белая головка, т. е. водка. АПОКОЛИКИНТЕСИС (греч.) - искаженное АПОКОЛОКИНТОСИС (греч.) (превращение в тыкву, "отыквление") - сатира Сенеки-младшего, пародийный апофеоз императора Клавдия. Evocatio - воззвание, обращение (лат.).

{18} Пяст В. Встречи / Вступ. статья, подготовка текста и примеч. Р. Тименчика. М., 1997. С. 191. Пяст продолжает, делая оговорку: "...хотя отнюдь не он, а, конечно, неистощимый Мандельштам был автором и изобретателем ее, первого стихотворения, написанного этой формой:

Вуайажор арбуз украл

Из сундука тамбур-мажора.

- Обжора! закричал капрал:

- Ужо расправа будет скоро".

{19} Иванов Г. Китайские тени // Иванов Г. Собр. соч. Т. 3. С. 229; об участии Шилейко в сочинительстве шуточных стихов см. там же, с. 227.

{20} Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 2. С. 18. Еще один каламбур Шилейко конца 1920-х годов: "Анна Андреевна ездила в Москву, где между прочим ей предложили принять участие в руководстве работой Ленинградского отделения ВОКСа. Шилейко сказал: - Ну тогда в Москве будет ВОКС populi, а в Ленинграде-ВОКС Dei" (Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989. С. 74. ВОКС - Всесоюзное общество культурных связей с заграницей).

{21} РНБ. Ф. 1073. Ед. хр. 1891. Шилейко жил в это время в Москве, Ахматова - в квартире Шилейко в Мраморном дворце, где на ее попечение был оставлен сенбернар Тап (Таптан).

{22} Пяст В. Встречи. С. 184. Шкловский также вспомнил этот эпизод в кн. "Жили-были" (М., 1966. С. 259). Диспут проходил в "Бродячей собаке", см.: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки". С. 221. В. Пяст во "Встречах" дает несколько стилизованную портретную характеристику Шилейко: "Насколько он выглядел молодым, настолько старым, ветхим, согбенным под каким-то безмерным бременем лет казался другой частый гость "Собаки", поэт и ученый Шилейко. Шилейко еще гимназистом вступил в переписку с Лондонскими египтологами и ассириологами; он, еще не кончив университета, был чуть ли не действительным членом Академии Наук (куда, например, многолетний профессор и декан филологического факультета Ф. А. Браун был допущен лишь в качестве научного сотрудника ). Шилейко, как и его единственный в Петербурге учитель, покойный профессор Тураев,- и то могший научить чему-нибудь Шилейко лишь в филологическом, отнюдь не в лингвистическом отношении,- оба они напоминали зараз и бородатых воинов с вывернутыми плечами с архаических древнегреческих сосудов и с ассирийских росписей, - и оживших египетских мумий, несущих на себе весь прах веков под своими длинными сюртуками современного покроя" (С. 183-184). Л.Рейснер в "Автобиографическом романе" солидарное отношение Цеха поэтов к ее стихам, "пропитанным гарью близкого социального пожара", передает через реакцию В.К.Шилейко ("Полный отвращения, Шилейко направился к выходу"), приписывая ему тем самым одну из доминирующих ролей в выступлениях Цеха в "Бродячей собаке", и приводит характеристику, основанную, вероятно, на действительных его "собачьих" импровизациях: "Востоковед и ученый, он любил стих в оправе времени, видел Блока, пишущего рунами, размеренного Брюсова в рельефе на металлических кованых воротах Фив, Андрея Белого в тех неразгаданных письменных знаках, которые опоясывают обломки мертвых городов, памятники рас, исчезнувших с лица земли, или могилы друидов" (Из истории советской литературы 1920-1930-х годов: Новые исследования и материалы. М., 1983 (Литературное наследство. Т. 93). С. 208). Приведем также портрет В.К.Шилейко из "Пережитого" Елены Афанасьевны Грековой (1875-1937) писательницы, жены известного хирурга И. И. Грекова: "Очень интересным гостем моих вторников был В. К. Шилейко, ученый-ассириолог, поэт и остроумнейшая личность. Бледный молодой человек с поднятыми плечами, сутуловатый, в очках, красивый, но без нескольких зубов, с палочкой, он говорил почти шепотом. Странный вид, точно выходец из тьмы далеких тысячелетий, которые он изучал, вроде какого-нибудь шумерийца Алилиены. Он был женат на художнице С.А.Краевской, впоследствии женился второй раз на Анне Ахматовой. Я знаю, что первой жене он запрещал пудриться, завивать волосы и делал сцены в духе Шекспировского мавра. Изучение тысячелетних вотивных надписей не изменило сердца с его слабостями.

До революции Шилейко жил у графа Шереметева на Фонтанке, где теперь Арктический институт, преподавателем его детей. Какие-то знакомства в бывших аристократических кругах расстроили его, можно сказать, свели с пути . Встретив его, я, желая поднять его веру в себя, начала ему говорить о его способностях, о том, что одаренные люди должны служить человечеству.

- Что такое человечество и где оно? - насмешливо спросил меня Шилейко.

- Как что такое человечество?

- А помните,- отвечал чудак,- в старое время в "Ниве" и в подобных журналах появлялись объявления: "Если кто-нибудь соберет известное количество марок, то получит сервиз". Кто выдаст его? Так и человечество,продолжал Шилейко. - Где его искать, что это такое?

Разумеется, он думал о человечестве, может быть, более, чем я, но любил поострить.

И он часто отвечал мне остротами. Однажды после лета, приехав с дачи, я встретила его - что вы поделывали летом?

- Я пил пиво, - отвечал он, как всегда нараспев и очень тихо, и, как всегда, желая меня, очевидно, поразить или рассмешить.

- Что же, вы считаете это занятие делом?

- Позвольте мне ответить маленькой сказочкой Андерсена,- отвечал Ш.,- в одном доме жил ученый, булочник и домовой. Домовой любил книги и булочки. Однажды ученый собрал книги и уехал. Домовой, любивший книги, растерялся, но невольно вспомнил о вкусных булочках и понемногу успокоился..." (частное собрание, С.-Петербург).

{23} Здесь ошибка чтения рукописи или описка Ахматовой; правильно "Лозей" (дружеское прозвище Лозинского, также "Лозинька"); речь идет именно о нем, а не об упоминавшейся ею выше Лизе Кузьминой-Караваевой.

{24} Ахматова А. Лозинский // Ахматова А. Сочинения: В 2 т. /Сост. М. М. Кралин. М., 1997. С. 139. Ниже еще два замечания о Шилейко: "Лозинский был образованнее всех в Цехе (о шилейкинском чаромутии не берусь судить). Шилейко толковал ему блию и Талмуд". Ср. в "Воспоминаниях" В. С. Срезневской: "Шилейко был другом Гумилева и Ахматовой. Их так и называли: триумвират. Причем роль Цезаря, пожалуй, больше всего подходила Коле. Не знаю, кто был Брутом..." (Искусство Ленинграда. 1989. No 2. С. 55).

{25} Перевод из Горация - В. Орлова. Примечателен выбор цитаты для надписи - первая ода Горация обращена к Меценату. Надпись - на отдельном оттиске статей: Tete d'un demon assyrien a I'Ermitage Imperial de Saint-Petersbourg; Notes presargoniques // Revue d'assyriologie et d'archeologie orientale. 1914. Vol. 11.

{26} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 53. К тому же времени и месту относятся воспоминания Ахматовой: "Мы вместе поехали в Петербург. Несколько дней у папы провела (а он у Шилейко был, и даже одну ночь я потом ночевала у Шилейки). Вообще эти дни мы проводили с Шилейко и Лозинским" (Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 1. С. 100-101).

{27} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 56.

{28} В "Колчан", однако, эти стихи Гумилев поместил без посвящения. В архиве Ахматовой хранился отдельный оттиск "Письма о русской поэзии" из "Аполлона" (номер неизвестен) с дарственной надписью Гумилева Шилейко (Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 2. С. 335).

{29} См.: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки". С. 237.

{30} РНБ. Ф. 1073. Ед. хр. 1899.

{31} Противопоставление Лозинского ("старинный лебедь") себе ("ворон, рядящийся...") показательно для самоощущения Шилейко, но ср. также у Ахматовой: "Убежденно говорит о себе: "Я черная...". В подтверждение

{32} Приводим остальные инскрипты из архива Лозинского:

Маиво другу Лазынски

дару сие лист

штабы он мине

Помнил

21-ого декабря 1916 году

Шилейка В. Каземиро

(На отдельном оттиске статьи "Из Лихачевского собрания" (Сборник в честь гр. Уваровой. М., 1916)).

Слова Наммахни: "все превратно в этом мире, но в вечность смотрятся осла моих четыре".

12 мая 17 Шилейко

Михаилу Леонидовичу Лозинскому

(На отдельном оттиске статьи "Две досаргоновские таблетки в Московском Музее Изящных искусств" (Сборник в честь Мальмберга. М., 1917).)

Наммахни - собственное имя, клинописный текст о выдаче ему ослов из конюшни приведен в этой статье; позднее стал патеси (правителем) города Лагаш; слова о вечности отнесены, по-видимому, к факту сохранности дошедшей через века таблетки. Надпись самого Наммахни и сведения о нем Шилейко привел в статье "Ассириологические заметки", опубликованной в издании: Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Т. 25. Пг., 1921. С. 138-139).