Марк Полыковский - Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне)

• Название: Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне)
• Автор: Марк Полыковский
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1984

Марк Ильич Полыковский — активный участник борьбы с басмачеством в Туркестане. Его книжка — о доблести рядовых бойцов и командиров Красной Гвардии, защищавших мирный труд дехкан от посягательств националистических басмаческих банд.

Читатель встретится в записках с героями гражданской войны, верными сынами партии и народа полководцем М. В. Фрунзе, Э. Ф.Кужело. Н. А. Верёвкиным Рохальским, П. М. Парамоновым, председателем союза «Комчи» Юлдашем Ахунбабаевым.

В книге описана история жизни и смерти одного из вожаков басмачей курбаши Мадамин-бека.

Издание третье

Фотографии участников гражданской войны взяты из архивов Наманганского. Ферганского, Ташкентского музеев.

---

Путь от Джида-Капе до Намангана представлял собой почти непрерывное сражение. Стычки с противником чередовались то с артиллерийским обстрелом, то с короткими паузами, во время которых эскадрон спешивался, отражая налет басмаческой конницы.

Только под самым городом враг остепенился и прекратил преследование. Поздно ночью красногвардейцы, измученные почти двадцатичетырехчасовым боем, вернулись в крепость.

Как это бывает в горячие минуты сражения, мы забыли о тех, кто спас нас от гибели. В душе, конечно, теплилась благодарность, хотя и не ясно осознанная, но по-мужски выраженная лишь взглядом усталых, иссушенных ветром и тревогами глаз. Взгляды останавливались на ребятах, прорвавшихся сквозь кольцо к городу. И, может быть, чаще всего они адресовались Ивану Лебедеву. Если бы не его смелость и находчивость, возможно, нам не удалось бы вернуться домой.

Ивану было всего восемнадцать лет. Это и немного и немало для того пламенного времени, когда люди мужали, не почувствовав юношеского пушка над губой. В глазах у него стояла почти детская голубизна, а светлая, как скошенная рожь, копна на голове беспорядочно металась, не зная еще ни прически, ни установленного для всякого взрослого человека порядка. Все в нем казалось простым и в то же время необычным. Иван был высок и широк в плечах. Силой он мог похвастаться, но никогда не делал этого. Зато в бою она выручала и самого Ивана, и его товарищей. Мальчишкой он приехал вместе с отцом и братом Александром из деревни, где семью прижало безземелье. Все трое нанялись каменщиками на строительство одного из кокандских хлопковых заводов. Летом 1918 года оба брата записались добровольцами в боевой рабочий отряд Сорминского, сформированный в Коканде для отправки на Асхабадский фронт. С этим отрядом они прибыли на станцию Душак. Здесь братья получили боевое крещение, окончившееся для одного из них трагически.

На станцию Душак вели наступление объединенные силы белогвардейцев и английских интервентов. Они двигались от ранее захваченной ими станции Каахка по железной дороге. Им преграждал путь эшелон Ташкентского рабочего отряда под командованием Колузаева. Введя в действие артиллерию, противник обошел колузаевский эшелон и развернулся для атаки на Душак. Здесь, в степи, белогвардейцев, шотландских стрелков и сипаев встретил Кокандский рабочий отряд и вступил в бой. Силы были далеко не равные. Как ни стойко держались большевики, но враг, опустошая ряды партизан, шаг за шагом продвигался к станции. Два часа длился бой. Почти все бойцы Кокандского отряда были ранены, более половины легло замертво в степи. Из четырехсот человек к концу сражения не более двадцати были еще способны отбиваться. Это они защищали последние подступы к станции, вели бой на перроне. В числе чудом уцелевших кокандцев оказался и Иван Лебедев. Отстреливаясь из-за перронного столба, он увидел, как два англичанина вскочили на паровоз ферганского эшелона и стали требовать, чтобы машинист двинул состав на эшелон Колузаевского отряда. Лебедев выстрелил дважды. Первая пуля сразила насмерть одного из англичан, второй упал раненный. Сам Лебедев не успел укрыться и попал под обстрел. Правая нога подкосилась, ужасная боль в паху заставила его опуститься на каменный перрон. Машинист спрыгнул с паровоза, поднял парня и отнес в сторонку.

Враги захватили станцию Душак. Все раненые были пристрелены. Лебедева приняли за мертвого и не тронули. К вечеру бои возобновились. Отряды Колузаева и Попова штурмом взяли станцию и выбили англичан. Санитары, обходя места сражений, наткнулись на лежащего без чувств, но еще живого Ивана Лебедева. Его немедленно отправили в Ташкент, в госпиталь. Молодой здоровый организм победил смерть. Иван вернулся в Коканд и вступил в кужеловский отряд.

Бойцы — товарищи Ивана — говорили, будто он снова стал партизаном, чтобы мстить за брата Александра, погибшего от английской пули в степи у станции Душак. Но я не верил этому. Не только месть вела его в трудный бой. И первый и второй раз он стал в строй по велению чистого и пламенного сердца. Он хотел счастья людям. Хотел, чтобы оно пришло скорее.

Не знаю, прорвался бы кто другой через басмаческие пули к Намангану. Трудно сказать. Но Ваня Лебедев прорвался. Прорвался и спас эскадрон.

СХВАТКА В ВОЛЧЬЕМ ЛОГОВЕ

Ко мне опять зашел Мулла Абдукаххар.

— Новости есть, — сказал он и опустился на придвинутый мной стул. — Ветер разносит тепло, люди — слово. Дошло кое-что и до нас с тобой, командир.

Соблюдая восточную традицию, я налил в пиалу зеленого чаю и протянул гостю. Он не спеша выпил, поблагодарил и отставил пиалу. Потом снял с головы большую белую чалму и церемонно, почти торжественно положил на стол. Этим не закончилась длительная пауза. Абдукаххар вынул из-за пазухи маленькую черную тыквочку, выполнявшую роль табакерки, насыпал на ладонь изрядную порцию зеленого насвая — местного табака — и ловким движением забросил его под язык. Минуту ждал пьянящего действия насвая, затем улыбнулся, и только после этого я услышал его голос. Табак под языком мешал ему, и слова выдавливались картавые, с каким-то особым шумом.

— В волчьей стае неспокойно, — начал Абдукаххар. — Скандал большой. Байтуманходжа сказал командиру памирцев Плотникову: «Ты ешь хлеб из рук бека, но ты, кяфир поганый, продался большевикам и продал и бека и Байтумана». Плотников рассердился, выстрелил в Байту-мана, но промахнулся. Люди говорят, что командир памирцев собирается уйти от басмачей, а Мадамин-бек будто бы хочет разоружить его отряд… В Балыкчах много басмачей собралось. Из-под Оша Халходжа пришел, из Ашта — Рахманкул…

— Можно ли верить новости? — мягко спросил я Абдукаххара.

Он пожал плечами:

— Людская молва — «узун-кулак».

Новость, принесенная «узун-кулаком» — длинным ухом, быстро подтвердилась. Только ушел Абдукаххар, как дежурный по крепости доложил, что задержали басмаческого перебежчика. Я приказал привести его.

В комнату вошел страшно худой и измученный юноша. Одежда на нем висела клочьями, голова была перевязана грязной окровавленной тряпкой. На лице, сером от усталости, остались одни глаза, горевшие голодом и страхом. Несмотря на худобу, обычно старящую человека, он казался очень юным, почти мальчишкой. Больше семнадцативосемнадцати дать ему было нельзя.

— Я из Памирского отряда… то есть из бывшего Памирского отряда… — заикаясь, произнес юноша.

— Почему из бывшего? — удивился я.

— Памирского отряда штабс-капитана Плотникова больше не существует… Я был писарем и переводчиком у капитана…

Я предложил пареньку сесть и спокойно рассказать обо всем.

Он недоверчиво посмотрел на меня, на дежурного, потом, так же заикаясь, спросил:

— Меня… не расстреляют?

— Будете жить, — ответил я твердо.

Недоверие еще таилось в его взгляде, но лицо посветлело и голос стал спокойнее. Паренек назвал свою фамилию— Бокало. Сам он из Коканда, учился в коммерческом училище. Летом поехал погостить к родным в Ош и там пристал случайно к памирцам. Это было до измены Плотникова.

Постепенно паренек пришел в себя и уже обстоятельно поведал мне все, что произошло с Памирским отрядом. Оказывается, взаимоотношения между Плотниковым и басмаческими курбаши стали портиться давно. Вначале он старался отличиться, верил в скорую победу басмачества, рвался на трудные и опасные операции и прослыл любимцем бека. Но в последнее время, когда басмачей постиг ряд неудач, особенно разгром их авангарда в Джида-Капе, Байтуман повел против памирцев враждебную политику. Он сказал беку, что Плотников будто бы открыл красным дорогу из Джида-Капе в Наманган. Мадамин поверил Байтуману, и прежняя его симпатия к памирцам сменилась затаенной враждой. Плотников почувствовал зто и решил уйти от бека.

— Вместе с капитаном мы сочинили письмо Советскому командованию в Скобелев, — продолжал юноша, — и послали с надежным человеком. Ждали ответа… Но ответа все не было…

А в это время события развивались своим порядком. Байтуман неожиданно объявил о своей свадьбе и созвал в Балыкчи курбашей. На торжество съехалось басмачей видимо-невидимо. Пригласили и памирцев. Хотя Плотников и не особенно радовался приглашению, но подчинился и по указанию жениха разместил отряд в саду богатой курганчи, где уже находились отряды Халходжи и Байтумана. Угощение было обильным, водкой потчевали необычайно щедро. Давно не видевшие такого количества выпивки, солдаты быстро захмелели. В начале торжества Плотникова и его переводчика позвали к жениху в михманхану, где собрались избранные гости — баи и курбаши.

— Идти было рискованно, — пояснил Бокало, — но и отказываться нельзя. Такой шаг могли расценить как вы-sob Байтуману. И мы пошли.