Анатолий Медников - Берлинская тетрадь

• Название: Берлинская тетрадь
• Автор: Анатолий Медников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

За зданием инженерного училища, как за небольшим, одиноким островом света, лежал затемненный Берлин. Ночь в последний раз словно бы набросила свое темное покрывало на разбомбленные дома, улицы и похожие на разрушенные крепости кварталы.

И, глядя на поверженный, затихший в ночи Берлин и на яркие окна инженерного училища, может быть, именно в эту минуту наиболее глубоко и полно, одним толчком изумленного сердца мы вдруг ощутили, что же произошло. Свершилось величественное, изменяющее всю жизнь событие. Война, в которую уже вжились люди за четыре года ратных трудов, кончилась!

Мост смерти

Тот самый Кейтель, который своим напыщенным видом и взмахами фельдмаршальского жезла пытался сохранить какое-то подобие воинского достоинства в Карлхорсте, при подписании капитуляции, тот самый, что изображал из себя "солдата", лишь выполнявшего волю фюрера, тот самый, кого приближенные Гитлера называли "Лакейтелем", в декабре 1941 года издал директиву, известную под названием: "Нахт унд небель эрласс" - "Приказ ночи и тумана".

Она определяла правила содержания в лагерях тех, кого схватят и "с целью устрашения" повезут из оккупированных нацистами областей и государств в Германию. Здесь они должны предстать перед чрезвычайным судом. "...Если это по каким-либо причинам невозможно, - писалось в приказе, - эти лица после приговора к превентивному заключению будут отправляться в концентрационные лагеря. Превентивное заключение, как правило, будет продолжаться до конца войны".

Так как цель этого приказа - держать родственников, друзей и знакомых заключенных в неведении относительно судьбы последних, заключенные не должны иметь никаких сношений с внешним миром. Поэтому они не имеют права сами писать, а также получать письма, посылки и иметь свидания. Учреждения, находящиеся вне лагеря, также не должны давать каких-либо справок а заключенных.

"В случае смерти заключенных родственникам не следует сообщать об этом впредь до получения дальнейших указаний..."

Таковы были правила этого "Нахт унд небель эрласс", составленного Кейтелем и Йодлем на "основе распоряжения фюрера". Правила касались миллионов людей, объявленных "врагами империи". Люди, попадавшие за колючую проволоку лагерей, исчезали без следа и могли считать себя заживо погребенными в безвестности.

Писать об этих лагерях - тяжко. Однако ужасные муки и унижения в лагерях смерти не сломили мужества заключенных.

11 апреля, когда наши войска еще находились на линии Одер - Нейсе, готовясь к битве за Берлин, а американцы приближались к Эрфурту, откуда открывалась прямая дорога на Веймар - Бухенвальд, радио поймало коротковолновые сигналы:

"Внимание! Говорит лагерь смерти Бухенвальд, говорит лагерь Бухенвальд!"

Заключенные единственного лагеря, поднявшего восстание и вступившего в бой со своими мучителями, взывали о помощи. Они вели неравный бой. Однако американцы не слишком торопились и появились в Бухенвальде только через полтора дня.

Пепел пятидесяти шести тысяч сожженных в Бухенвальде в те дни словно еще вился над полями Европы.

18 августа 1944 года персонал крематория получил от коменданта приказ одну печь держать растопленной и ночью. На эту ночь обслуживающую команду заперли в запасных помещениях при крематории. Эсэсовцам не нужны были свидетели. Однако один поляк-носильщик ускользнул и спрятался за грудой угля во дворе крематория. Он видел, как отворилась калитка в заборе и во двор ввалилась орава эсэсовских шарфюреров. Они привели человека в штатском. Высокий, широкоплечий, в темном костюме, он шел без пальто, бритая голова была не покрыта.

Незнакомца направили по двору в камеру, и тут грянули выстрелы. Эсэсовцы, таща за собою расстрелянного, исчезли с ним в камере. Через несколько часов конвой покинул крематорий. Уходя, один из шарфюреров сказал своему спутнику:

- А ты знаешь, кого мы только что в печь сунули? Коммунистического вожака Тельмана...

Так свидетельствовал позднее об убийстве Тельмана заключенный Бухенвальда за номером 2417, писатель Бруно Апиц.

Нашим войскам было далеко до Бухенвальда. Но вот что произошло в зоне наступления советских армий в районе города Фюртенберг. Несколько советских разведчиков, ехавших по дороге на мотоциклах, неожиданно натолкнулись на высокую железобетонную стену, опутанную рядами колючей проволоки.

Наши автоматчики слезли с мотоциклов, и когда один из них случайно притронулся рукой к проволоке, сильный разряд тока ударил его. Солдат упал. Оказалось, что проволока, которой был опутан лагерь, находилась под током высокого напряжения.

Автоматчики проехали вдоль стены, нашли ворота, тоже в густой паутине колючей проволоки. А за воротами тишину вдруг разорвали автоматные очереди и застрочил пулемет.

Уже догадавшись, куда они попали, наши автоматчики решили принять бой с группой эсэсовцев, пытавшихся укрыться за серой шеренгой бараков. Бой оказался коротким. Гитлеровцы вскоре бежали, и наши автоматчики собрались вместе посредине большой посыпанной желтым песком площади.

Вокруг располагались бараки женского международного концентрационного лагеря Равенсбрюк. Лагерь занимал сравнительно небольшую площадь и был оборудован с немецкой аккуратностью: ровные прямоугольники деревянных и каменных строений, дорожки, посыпанные песком, палисадники, где надсмотрщицы и полицайки могли бы нарвать для своей комнаты букетик цветов.

В лагере имелись пекарни, кухня, гараж и отдельный маленький участок из хороших домиков. Здесь жили эсэсовцы и охрана лагеря.

Равенсбрюкский лагерь (Равенсбрюк - вороний мост, заключенные называли его "мостом смерти") был похож на десятки таких же лагерей, в устройстве которых отразились черты пресловутой немецкой аккуратности, соединенной с системой насилия, издевательств, унижения человеческого достоинства.

Лагерь существовал в Германии с 1933 года. Здесь томились немецкие женщины-антифашистки, а с начала войны польки, бельгийки, француженки, чешки, еврейки, цыганки, голландки, норвежки и особенно много советских женщин, попавших в плен или угнанных из родных мест в Германию.

В Равенсбрюке наши автоматчики очутились тридцатого апреля, в день взятия рейхстага, но тогда из Берлина невозможно было проехать в район расположения войск 2-го Белорусского фронта, ибо на отдельных участках еще шли бои с немцами.

Мы побывали в этом лагере позже, когда там уже не было заключенных. Затем через несколько лет мне довелось снова встретиться с группой женщин бывших узниц Равенсбрюка.

Я познакомился с черноглазой и темноволосой учительницей Леонидой Васильевной Бойко.

Учительница географии в сельской школе, Леонида Васильевна продолжает учебу на заочном отделении математического факультета института в Бердичеве, ибо хочет овладеть еще одной специальностью и учить деревенских ребятишек не только географии, но и математике.

Мы долго беседовали, и я записал рассказ Леониды Бойко, который и привожу здесь в сокращенном виде: "...Война застала меня в Одессе. Дочь железнодорожного рабочего, воспитанница сельской школы в Винницкой области, комсомолка, я училась на географическом факультете Одесского государственного университета.

Из Одессы, ставшей вскоре прифронтовым городом, я не эвакуировалась. Еще до войны я обучалась на курсах военных связисток, теперь закончила еще и медицинские курсы.

Фронт подошел близко к городу. На заборах, на стенах домов, в витринах магазинов висел тревожный плакат: "Все на защиту Одессы".

Вскоре меня зачислили в 31-й пехотный полк прославленной 25-й Чапаевской дивизии.

Связист в полку - это боец переднего края. Я сидела за коммутатором, лазила по линии с тяжелой железной катушкой на спине, под огнем исправляла разрывы проводов. Так началась моя фронтовая жизнь.

После длительной обороны Одессы наша часть переправилась на пароходах в Крым. Дивизия очутилась в районе Севастополя, на северной его стороне. Я по-прежнему была связисткой. Но я хорошо пела, танцевала, и меня включили в агитколлектив, выступавший перед солдатами переднего края фронта.

Как раз в это время в осажденный город пришел на мое имя вызов в университет, эвакуировавшийся в город Майкоп. Но командир дивизии, которому принесли на подпись мои бумаги, сказал:

- А кто же будет петь в окопах, воодушевлять бойцов?

И я осталась в Севастополе.

Вскоре меня рекомендовали в партию и выдали мне кандидатскую книжку.

Нас осталось немного на узкой каменистой полоске берега. Последние защитники Севастополя ожесточенно дрались с врагом. Потом двадцать пять измученных людей двинулись вдоль берега моря, чтобы укрыться в пещерах Камышовой бухты.

В эти пещеры с берега попасть было нельзя, их закрывали отвесные скалы. Туда можно было проникнуть только по воде, с моря. Около двух недель скрывались мы в пещерах. Фашисты знали об этом. Тщетно пытались они уговорить нас сдаться в плен.