Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

• Название: Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя
• Автор: Валерий Меницкий
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-224-00546-9

Валерий Евгеньевич Меницкий (8.02.1944 г. — 15.01.2008 г.) — Герой Советского Союза, заслуженный лётчик-испытатель СССР, лауреат Ленинской премии, лауреат Международной премии Лаурела «Лётчик года», шеф-пилот фирмы ОКБ им. А. И. Микояна, заместитель генерального конструктора.

Его по праву называют легендой русского неба, выдающимся лётчиком-испытателем. МиГ-21, МиГ-23, МиГ-25, МиГ-27, МиГ-29, МиГ-31, МиГ-33, космический аппарат «Спираль»… Судьба всех этих знаменитых машин неотделима от судьбы Валерия Меницкого.

В этой книге он впервые в истории отечественной авиации без прикрас описывает «небесную жизнь», открывает читателям особый мир создателей и испытателей авиационной техники, где кипят свои страсти, идёт своя борьба…

---

В общем, это наказание обернулось для меня подарком судьбы и хорошим допингом в освоении следующих фигур. Хотя я не знал даже названия элементов, которые проделывал капитан Филиппов, мне было уже очевидно, что я смогу их перенести ещё раз. А раз смогу перенести, то обязательно научусь их самостоятельно выполнять. Потому что у каждого курсанта в душе был страх: сможет ли он переносить пилотаж или не сможет? Как у каждого лётчика живёт страх перед потерей вестибулярного аппарата. У меня этого страха теперь не было. А было временное отстранение от полётов и постановка в наряд.

21. ИСПОВЕДЬ ВОЗДУШНОГО ХУЛИГАНА

Обычно под своей родовой фамилией курсанты живут от силы пару дней. Потом, когда люди начинают притираться друг к другу, глубже узнавать черты характера, тебя уже редко кто называет по фамилии. Переходят на имена, а чаще — на различные клички и прозвища, происходящие либо от имени-фамилии, либо возникшие под влиянием какого-нибудь случая. Ко мне долго ничего не прилеплялось до одного примечательного полёта, после которого меня и прозвали «воздушным хулиганом».

Случай этот, произошедший со мной вскоре после начала самостоятельных полётов, вызван был, конечно, не хулиганством, а, скорее, неправильным и неграмотным выполнением некоторых технических приёмов. А суть состояла вот в чём.

Поскольку аэродром наш был круговым, то ВПП устанавливали, в зависимости от направления ветра, каждый раз по-новому и обозначали пятью-шестью ограничивающими флажками. Они и указывали направление взлёта и посадки. При подруливании ко взлёту необходимо было установить самолёт по оси взлётно-посадочной полосы. Когда же я подрулил к точке взлёта и стал регулировать тормозами положение машины относительно оси ВПП, то не заметил, что самолёт у меня «закосил» градусов на десять влево. При этом, естественно, я и в мыслях не держал, что прямо по курсу у меня обозначился свинарник ближайшей деревни.

Дав до отказа полный газ, который назывался наддувом, и переведя шаг винта на взлётный режим, я отпустил тормоза и начал разбег. Всё делалось по инструкции, но самолёт почему-то «застрял» у меня на скорости 110–115 км/час и дальше не разгонялся. Я спросил Володю Бражникова, сидевшего в задней кабине, в чём дело. Он ответил, что не понимает. И в его голосе слышалась дрожь. Я сам почувствовал себя не в своей тарелке. Конечно, если действовать грамотно, надо было убрать РУД на «малый газ» и приступить к плавному торможению. Но это были наши первые полёты. И я решил продолжать взлёт. Время мчалось, но я всё-таки понял, в чём дело. Приборы не показывали максимальных оборотов, да и наддув был тоже дан не полностью. А если точнее, был «затяжелен» шаг винта. Очевидно, я невольно ослабил давление на ручку газа, и она под своей тяжестью отошла назад. А может быть, и Володя дёрнулся и сдвинул рычаги газа. Как бы там ни было, но показатели двигателя были уже не на взлётном режиме и самолёт не мог набрать нужную скорость.

Как только я это увидел, тут же дал полный газ, машина побежала быстрее, набирая скорость уже у самого края аэродрома. И тут я увидел перед собой огромное тёмно-серое препятствие, слегка поддёрнул ручку газа, и самолёт, буквально перепрыгнув через крышу свинарника, чуть опустился за ней и дальше стал набирать скорость и высоту. Со стороны это выглядело несколько иначе. Я как бы подрулил ко взлёту, потом направил машину на свинарник и стал взлетать прямо на него. Ну а дальше — преднамеренное хулиганство: я чётко рулил на свинарник и, только приблизившись к нему вплотную, резко взмыл вверх, напугав до смерти находившихся там животных и обслуживающий персонал.

Этот мой «хулиганский шаг» был оценён моими командирами весьма строго. Меня отстранили от полётов, а в «Боевом листке» изобразили, как я лечу на свинарник, а оттуда разбегаются свиньи и свинарки. Никто не слушал объяснений — все были уверены в злонамеренности моего поступка. Начальству, в принципе, нужен был мой поступок, чтобы в зародыше пресечь все возможные и невозможные хулиганские действия курсантов в будущем. Хотя, наверное, полезнее было бы разобрать мои действия и мои ошибки в том полёте, чтобы потом никто их не повторял.

Это был мой седьмой или восьмой самостоятельный полёт по кругу, после которого меня и прозвали «воздушным хулиганом». А вскоре за злополучными «бочками», после которых инструктор возил меня на вымучивание, это прозвище окончательно закрепилось за мной.

22. НЕБО И СКОРОСТЬ

Опасность — составная часть нашей профессии. Но любопытно, что многие лётчики стремятся к остроте ощущений не только на службе, но, так сказать, и в часы досуга. К примеру, некоторые лётчики забавлялись тем, что мчались на машинах лоб в лоб и отворачивали только в самый последний момент. Это называлось «снять пыль» с машины. Очевидно, сие снятие диктовалось постоянной потребностью ощущения риска. Я и сам порой ловил себя на том, что, сидя за рулём, выхожу за рамки разумного. То же самое происходило и во время полётов на Ан-2, когда я выполнял трюки между деревьями…

Подобная тяга наблюдалась и у моих товарищей. Пётр Максимович Остапенко, лётчик-испытатель фирмы Микояна, корифей авиации, был просто лихим «наездником». Он великолепно водил машину, хотя порою очень рискованно. Известно, что и Сергей Николаевич Анохин тоже водил машину на грани дозволенного — не с точки зрения безопасности других водителей, а с точки зрения собственной безопасности. Все знали о его страсти к своему мотоциклу «Харлей», на котором он носился с дикой скоростью. У всех нас, и у него в том числе, были машины, но он никогда не расставался со своим мотоциклом. Думаю, эта жажда скорости напрямую связана с работой лётчика-испытателя. Многие мои коллеги, видимо, поэтому любят и горные лыжи. Я вспоминаю, как Федотов уговаривал нас поехать с ним в горы, как любили лыжи Игорь Волк, Алик Фастовец, Алик Муравьёв и многие другие лётчики.

Что касается автомобиля, то наиболее азартным по этой части на моей памяти был Пётр Иванович Козьмин. У него даже было звание мастера спорта по авторалли. Ездил он просто безумно храбро. О нём ходили легенды — водил он замечательно, но часто на грани фола. Однажды мы встретились с ним в Сочи, где я отдыхал с супругой и сыном Алексеем. Пётр Иванович тоже прибыл на курорт с семьёй. Он пригласил меня поехать в ресторан. Мне было приятно его предложение. Пётр Иванович по праву считался корифеем авиации, все, в том числе и я, относились к нему уважительно. Он тоже относился ко мне тепло, хотя был значительно старше. Видимо, нас что-то объединяло.

Мы встретились с ним около гостиницы «Жемчужина». Когда я садился в его машину, то заметил, что она без номеров. На мой вопрос Пётр Иванович ответил:

— А, не обращай внимания!

В машину набилось семь или восемь человек, половина уселась друг у друга на коленях, и мы поехали. Надо заметить, Пётр Иванович любил ездить не просто быстро, а очень быстро. В Сочи широких проспектов немного. Если учесть, что мы ехали по очень извилистой старой дороге с «полуторасторонним» движением, где две машины с трудом разъезжались друг с другом, то можете себе представить, что это была за поездка. Приключения начались сразу же. Перед нами вдруг оказалась колонна автобусов, направлявшихся за детьми в пионерлагерь. Как и положено, её сопровождала милиция. Обгонять эти двенадцать автобусов было делом совсем бесперспективным, тем более по такой дороге. Но Пётр Иванович, несмотря на то что в машине находились женщины и дети, взялся за выполнение этой задачи. И почти выполнил её. Но тут к нам подскочил милицейский мотоцикл с коляской, и сидевший за рулём гаишник приказал прижаться к обочине.

Пётр Иванович опустил стекло и сказал милиционеру:

— Сынок! Я прошу тебя, не мешай отдыхать.

Когда стекло приоткрылось, сержант увидел, сколько людей и в каком состоянии находилось в салоне нашего автомобиля. Брови его поползли вверх. И он истошно закричал:

— Немедленно прижмитесь к обочине!

Когда мы остановились, первое, что он спросил:

— Где ваши номера?

Пётр Иванович ответил, что их снял один чокнутый человек.

— Что это за чокнутый? — спросил гаишник.

— А кто его знает. Взял и снял номера.

— А где стояла ваша машина?

— У гостиницы «Жемчужина».

— Ну а что же вы не заявили в милицию?

Тут Пётр Иванович возмутился:

— Что же я буду заявлять, если он у вас же и работает. Старший лейтенант Козлов.

— Да какой же он чокнутый? Это же наш начальник!

Разбирались мы довольно долго. В результате милиционер, проникшись уважением к заслугам Петра Ивановича, всё же отпустил нас с миром. Но попросил впредь вести себя на дороге прилично.

Однажды мы ехали с ним по Москве, и Пётр Иванович проскочил на очередной красный свет. Нас тут же остановил гаишник и спросил: