Жан-Жак Руссо - Юлия, или Новая Элоиза

• Название: Юлия, или Новая Элоиза
• Автор: Жан-Жак Руссо
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1968

Книга Руссо — манифест свободы чувства; подлинный манифест, в котором записаны золотые слова: «Пусть же люди занимают положение по достоинству, а союз сердец пусть будет по выбору, — вот каков он, истинный общественный порядок. Те же, кто устанавливает его по происхождению или по богатству, подлинные нарушители порядка, их-то и нужно осуждать или же наказывать».

Перевод с французского Н. Немчиновой и А. Худадовой под редакцией В. Дынник и Л. Пинского.

Перевод стихов В. Дынник.

Вступительная статья И. Верцмана.

Примечания Е. Лысенко.

Иллюстрации Юбера Гравело.

---

Я вовсе не считаю свои доводы несокрушимыми, а лишь хочу показать, что иные из них опровергают твои рассуждения, и этого достаточно, чтобы оправдать мой совет. Не полагайся тут на себя самое, ибо ты не умеешь справедливо судить о себе, не полагайся и на меня, ибо даже и в недостатках твоих я видела лишь твое сердце и всегда обожала тебя; но верь своему мужу, ибо он видит тебя такою, какова ты есть, и судит о тебе по заслугам. Как и все чувствительные люди, я сразу составляю себе дурное мнение о тех, кто не отличается чувствительностью, и потому опасалась его вмешательства в тайны нежных сердец; но с тех пор как возвратился наш путешественник, я вижу по письмам г-на де Вольмара, как прекрасно он знает, что творится в ваших сердцах, и ни одно ваше душевное движение не ускользает от его наблюдательности. Я даже нахожу, что он все подмечает очень тонко и верно, прежнее мое отношение к нему круто изменилось, и я чуть не бросилась в другую крайность и готова поверить, что степенные люди, более полагаясь на свои глаза, чем на свое сердце, лучше судят о чужих страстях, нежели особы порывистые и живые или легкомысленные, вроде меня, которые всегда начинают с того, что ставят себя на место других, но никогда не умеют разгадать, что эти другие чувствуют. Как бы то ни было, г-н де Вольмар хорошо тебя знает, уважает и любит, а судьба его связана с твоей судьбой. Почему ж тебе не предоставить ему всецело руководить твоим поведением, раз сама ты не в силах ручаться за себя? Быть может, чувствуя приближение старости, он хочет подвергнуть тебя испытаниям, дабы успокоить себя и предотвратить ревность, которой обычно терзается пожилой муж, имея молодую жену; быть может, он нарочно оставляет тебя одну и желает, чтобы ты и без него сохраняла непринужденные отношения с твоим другом, считая, что они не должны тревожить ни твоего мужа, ни тебя самое; быть может, он лишь хочет дать достойное тебя доказательство своего доверия и уважения к тебе. Никогда не следует уклоняться от подобных испытаний чувства, словно ты считаешь их непосильными для себя; ты, по-моему, лучше всего удовлетворишь требованиям осторожности и скромности, если всецело будешь полагаться на его нежность и разум.

Послушай, хочешь ты наказать себя за гордость, которой ранее никогда у тебя не было, и предотвратить уже несуществующую опасность? Оставшись с философом одна, прими все меры предусмотрительности, которые сейчас излишни, а были когда-то так необходимы; заставь себя соблюдать такую сдержанность, словно ты сомневаешься и в своей добродетели, и в своем сердце, и в его сердце. Избегай слишком нежных разговоров, нежных воспоминаний о прошлом, прекращай или предупреждай слишком долгие беседы с глазу на глаз; постоянно держи возле себя своих детей; пореже бывай с ним наедине дома, в Элизиуме или в роще, хотя она уже утратила свои чары. А главное, принимай все эти меры самым естественным образом, как бы случайно, пусть он и не подозревает, что ты страшишься его. Ты любишь кататься на лодке, но лишаешь себя этого удовольствия ради мужа, ибо он боится воды, и ради детей, не желая подвергать их опасности. Позволяй себе это развлечение в отсутствие г-на де Вольмара, оставляя детей под надзором Фаншоны. Во время этих прогулок тебе можно будет безопасно предаваться сердечным излияниям и наслаждаться долгими беседами с ним под покровительством гребцов, ибо они все видят, но не слышат, и от них нельзя удалиться.

Мне пришла еще одна мысль, она может показаться смешной, но тебе, я уверена, понравится, а именно: веди в отсутствие мужа правдивый дневник и покажи ему эти записи, когда он вернется, и при всех своих беседах думай о том, что они должны войти в дневник. По правде сказать, для многих женщин подобный прием вряд ли окажется полезным, но у души открытой и не способной лукавить всегда найдутся средства защититься от порока, какие не действуют на других. Нельзя пренебрегать ничем, что помогает сохранить чистоту, и малые предосторожности иной раз оберегают великие добродетели.

Впрочем, раз твой муж намерен проездом повидаться со мной, надеюсь, он поведает мне истинные причины своего путешествия, и если я найду их неосновательными, то я или отговорю его продолжать поездку, или, будь что будет, сама сделаю то, чего он не захочет сделать: можешь на это рассчитывать. Пока что я, думается, сказала достаточно, чтобы внушить тебе потребное количество мужества для недельного испытания. Право, Юлия, я так хорошо тебя знаю, что могу за тебя поручиться как за самое себя и даже больше, чем за себя. Ты всегда будешь такой, какою хочешь и должна быть. Если ты станешь полагаться единственно лишь на благородство души своей, то тогда тебе не грозит опасность, — я не верю в неожиданные поражения; напрасно приукрашают добровольные грешки, кокетливо именуя их слабостями; никогда женщина не падет, если сама того не пожелает; но если б я думала, что подобная участь может постигнуть и тебя, поверь мне, поверь моей нежной дружбе, поверь всем чувствам, какие только могут зародиться в сердце твоей бедной Клары, — для меня так важно было бы спасти тебя от такой беды, что я никогда бы не бросила тебя на произвол судьбы.

Если г-ну де Вольмару как он заявил тебе, все было известно до свадьбы, то это мало меня удивляет: ты знаешь, что я всегда это подозревала, и скажу больше, — я тут предполагала не только болтливость Баби. Никогда не поверю, что столь прямой и правдивый человек, как твой отец, даже если бы у него были только подозрения, решился бы обмануть своего зятя и друга. Если он так усиленно уговаривал тебя хранить все в тайне, то лишь потому, что ты открыла бы ее совсем иначе, чем он, а он хотел придать делу такой оборот, который для г-на де Вольмара был бы менее огорчителен, нежели твое признание. Но пора уж отослать обратно твоего нарочного. Мы поговорим с тобою обо всем этом на досуге через месяц.

Прощай, милая сестрица моя, довольно уж мне читать проповеди проповеднице, — можешь вновь приняться за свое ремесло, и с полным к тому основанием. Как мне обидно, что я все еще не с тобою. Торопясь покончить со своими делами, я только все путаю и сама не знаю, что делаю. Ах, Шайо, бедняжка Шайо!.. Ну, что бы мне быть чуточку поумнее… Нет, верно, уж я всегда останусь дурочкой.

P. S. Кстати, я и забыла поздравить вашу светлость! Напиши поскорее, кем сделали твоего супруга: атаманом, князем или же боярином?[232] Неужели тебя надо теперь именовать боярыней? Нет, не могу, — похоже на какое-то бранное слово. О бедное дитя! Ты так печалилась, что родилась аристократкой, а вот тебе еще посчастливилось стать супругой князя! Между нами говоря, для столь знатной дамы у тебя довольно мещанские страхи. Ужели ты не знаешь, что чрезмерная щепетильность под стать лишь мелкоте? Недаром же в свете смеются, когда какой-нибудь высокородный юнец считает себя законным сыном своего отца.

ПИСЬМО XIV От г-на де Вольмара к г-же д'Орб

Еду в Этанж, кузиночка; предполагаю по дороге заехать повидаться с вами, но из-за небольшой задержки, причиной коей являетесь вы, должен спешить и поэтому предпочитаю заночевать в Лозанне на обратном пути, чтобы провести с вами несколько часов. Мне о многом надо посоветоваться с вами, и я хочу заранее сказать, о чем именно, для того чтобы вы имели время поразмыслить и сказали бы мне свое мнение.

Я не хотел говорить вам, какие у меня возникли планы касательно нашего молодого друга, до тех пор, пока личное знакомство с ним не подтвердило сложившееся у меня доброе мнение о нем. Теперь я уже достаточно в нем уверен и могу сказать вам по секрету, что я задумал поручить ему воспитание моих детей! Я знаю, конечно, что столь важное дело — главный долг отца, но когда придет пора взять на себя такие заботы, я буду уже слишком стар для них; к тому же натура у меня чересчур спокойная, созерцательная, во мне так мало живости, что я не сумею управлять резвой юностью. Да и Юлия, по причинам вам известным[233], будет тревожиться, если я возьму на себя обязанности, с коими мне трудно справиться так, чтобы она осталась довольной. Но по многим основаниям вашему полу не подходит воспитывать мальчиков, — поэтому Юлия займется воспитанием милой своей Генриетты; вам же я предназначаю править хозяйством по плану, нами установленному и вами одобренному; а на мою долю выпадет радость видеть, как стараниями трех благородных людей в доме воцаряется счастье, и на старости лет наслаждаться покоем, который будет делом их рук.

Я всегда знал, что моей жене великое отвращение внушает мысль отдать воспитание своих детей в руки нанятых людей, и я не мог порицать ее за это. Достойные обязанности наставника требуют столько талантов, что их оплатить невозможно, столько бесценных добродетелей, что их не купишь ни за какие деньги. Только в даровитом человеке можно встретить просвещенного наставника, только сердце самого нежного друга может питать отеческую заботу о чужих детях; а ведь даровитость и тем более привязанность не продаются.