Жан-Жак Руссо - Юлия, или Новая Элоиза

• Название: Юлия, или Новая Элоиза
• Автор: Жан-Жак Руссо
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1968

Книга Руссо — манифест свободы чувства; подлинный манифест, в котором записаны золотые слова: «Пусть же люди занимают положение по достоинству, а союз сердец пусть будет по выбору, — вот каков он, истинный общественный порядок. Те же, кто устанавливает его по происхождению или по богатству, подлинные нарушители порядка, их-то и нужно осуждать или же наказывать».

Перевод с французского Н. Немчиновой и А. Худадовой под редакцией В. Дынник и Л. Пинского.

Перевод стихов В. Дынник.

Вступительная статья И. Верцмана.

Примечания Е. Лысенко.

Иллюстрации Юбера Гравело.

---

Я сделал и другие наблюдения, усилившие мое недоверие; мне стало известно, что он тайком видится с Лаурой; я подметил знаки, коими они обменивались, — знаки, говорившие о взаимном понимании. Надежда соединиться с тем, кого она так любила, казалось, не радовала ее. В ее взорах я по-прежнему читал нежность, но близ меня к этой нежности не примешивалось веселье, — всегда в ней преобладала грусть; я замечал, как зачастую при самых сладостных излияниях сердца она украдкой бросает взгляд на молодого Сен-Пре, и вслед за тем на глаза ее навертываются слезы, но она старается скрыть их от меня. Словом, вела она себя так загадочно, что я встревожился.

Как мне было не удивляться? Сами посудите. Что я мог подумать? Уж не пригрел ли я змею на своей груди? До чего я только не доходил в своих подозрениях! Я даже готов был обвинить его так же несправедливо, как он когда-то обвинил меня. Слабые, жалкие существа, мы сами виновники своих несчастий! Чего уж там жаловаться, что нас мучают злые люди, если и хорошие терзают друг друга!

Все побуждало меня сделать решительный шаг. Хоть я и не догадывался о сути этой интриги, но видел, что сердце Лауры не изменилось, и от этого испытания она стала мне еще дороже. Я решил объясниться с нею, прежде чем прийти к окончательному выводу, но мне хотелось оттянуть это, насколько возможно, и сначала все выяснить. А в отношении Сен-Пре я решил убедиться сам и его уличить, — словом, установить все до конца прежде, чем что-либо сказать ему и что-либо предпринять, ибо предвидел возможность бесповоротного разрыва и опасался, как бы мои подозрения не перевесили все, что дала мне его благородная натура и честная долголетняя дружба.

Маркизе стало известно все происходившее меж нами. У нее были свои соглядатаи в монастыре Лауры, и ей удалось выведать, что у нас поднялся вопрос о браке. Этого было вполне достаточно, чтобы в ней пробудилась лютая злоба, она принялась писать мне угрожающие письма. И она не только писала, а от угроз перешла к действиям. Но так как это случалось уже не раз, мы держались настороже, и все ее попытки оказались тщетными. Зато я имел удовольствие увидеть, что Сен-Пре умеет постоять за друга и не щадит себя, дабы спасти его жизнь.

Сраженная бешеными порывами ненависти, маркиза заболела и уже не встала. Пришел конец ее мукам[312] и преступлениям. Узнав о ее состоянии, я не мог не почувствовать скорби. Я послал к ней доктора Эдвина; от моего имени ее навестил и Сен-Пре; она не пожелала видеть ни того, ни другого; обо мне она и слышать не хотела, и всякий раз, как при ней произносили мое имя, осыпала меня ужасными проклятиями. Я печалился о ней и чувствовал, что едва затянувшаяся рана вот-вот раскроется вновь; рассудок победил еще раз, но я был бы самым последним негодяем, если бы помышлял о женитьбе, когда женщина, в прошлом столь дорогая мне, находилась при последнем издыхании. Опасаясь, что я в конце концов поддамся желанию увидеться с маркизой, Сен-Пре предложил мне съездить вместе с ним в Неаполь, и я согласился.

Через день после нашего прибытия он пришел ко мне в комнату с видом решительным и строгим; в руке он держал письмо. Я воскликнул: «Маркиза умерла!» — «Дал бы бог, — холодно ответил он, — лучше ей не жить на свете, чем делать людям зло. Но сейчас не о ней речь. Выслушайте меня». Я молча смотрел на него.

«Милорд, — сказал он. — Дав мне священное имя друга, вы научили меня носить его. Я выполнил обязанность, возложенную вами на меня, а теперь, видя, что вы готовы забыться, я должен сказать вам: «Опомнитесь!» Вы могли разорвать свои цепи только при помощи других цепей. И те и другие были недостойны вас. Если бы дело шло только о неравном браке, я бы сказал вам: не забывайте, что вы пэр Англии, — отрешитесь от почестей или отнеситесь к людской молве с уважением. Но вступить в столь позорный союз! Это вам-то!.. Да разве такую вам следовало выбрать себе супругу? Она должна быть не только добродетельной, но и непорочной. Не так-то легко найти жену для Эдуарда Бомстона. Посмотрите, что я сделал».

И он протянул мне письмо. Письмо было от Лауры. Я с некоторым волнением распечатал его. «Любовь победила, — говорилось в нем. — Вы хотели жениться на мне. Я удовлетворена. Ваш друг напомнил мне, в чем состоит мой долг. Я выполнила его без сожаления. Опозорив вас, я была бы несчастна; оставив вашу славу неприкосновенной, я как будто и сама к ней приобщаюсь. Всем своим счастьем я пожертвовала во имя долга. Жестокая жертва, но благодаря ей я забываю позор, осквернивший мою юность. Прощай. Отныне я уже не в твоей власти, да и сама не вольна в себе. Прощай навеки. О Эдуард! Не повергни меня в отчаяние в моем затворничестве. Исполни мою последнюю волю. Не отдавай другой женщине то место, которое я не имела права занять. Помни, было на свете сердце, созданное для тебя, — сердце твоей Лауры».

От волнения я не мог говорить. Сен-Пре воспользовался моим безмолвием и сказал, что после моего отъезда Лаура приняла постриг в том самом монастыре, где ей дали приют; что римская курия, узнав о намерении Лауры выйти замуж за лютеранина, дала распоряжение не разрешать мне свидания с нею, и Сен-Пре откровенно признался, что всех этих мер добился он сам, в согласии с Лаурой.

«Я не противился вашим планам столь решительно, как мог бы это делать, — сказал он, — ибо опасался, что вы вернетесь к маркизе, и хотел отвлечь вас от прежней вашей страсти новой любовью. Однако, увидев, что вы зашли слишком далеко, я обратился к доводам рассудка, но, так как мои собственные ошибки давали мне право не доверять ему, я исследовал сердце Лауры и, найдя в нем великодушие, неразлучное с истинной любовью, воззвал к нему, дабы склонить ее к той жертве, которую Лаура ныне принесла. Уверенность, что вы уже не презираете ее, укрепила в ней мужество и сделала ее еще более достойной вашего уважения. Она исполнила свой долг. Исполните свой долг и вы».

Он подошел ко мне и в порыве чувств воскликнул, прижав меня к своей груди: «Друг, небо послало нам с вами общую участь, и в ней я читаю общий для нас закон. Царство любви миновало, пусть начнется царство дружбы; сердце мое слышит теперь лишь ее священный призыв и не знает иных уз, кроме тех, что связывают меня с тобою. Выбери сам, где нам с тобою жить — в Кларане, в Оксфорде, в Лондоне, Париже или в Риме, — мне все равно где, лишь бы не разлучаться с тобою. Поезжай куда пожелаешь, ищи приюта в любом краю, я всюду последую за тобой. Пред лицом господа бога даю торжественную клятву, что до самой смерти я тебя не покину».

Я был тронут. В глазах моего молодого друга горел огонь пламенного чувства. В эту минуту я позабыл и о маркизе и о Лауре. Можно ли о чем-нибудь на свете тосковать, когда ты сохранил друга! Сен-Пре принял свое решение без колебаний, и я тогда увидел, что он действительно исцелился и ваши труды не пропали даром; обет навсегда связать свою судьбу с моей он дал от чистого сердца; наконец-то я убедился, что он более принадлежит добродетели, нежели прежним своим склонностям. Итак, я с полным доверием к Сен-Пре могу привезти его к вам; да, дорогой Вольмар, он достоин чести воспитывать людей и более того — счастья жить в вашем доме.

Несколько дней спустя я узнал о смерти маркизы, — но для меня она уже давно была мертва, и эта утрата меня не растрогала. До тех пор я смотрел на брак как на некую обязанность, которая ложится на каждого при его рождении, как на долг перед своим родом, перед своей страной; жениться я решил не столько по сердечной склонности, сколько во имя этого долга. Я изменил свое мнение. Обязанность вступить в брак распространяется не на всех, это зависит от того положения в обществе, которое человек занимает по воле судьбы: для простого народа, для ремесленников, для крестьян, для людей, действительно полезных обществу, безбрачие незаконно; для сословий, господствующих над другими, для тех самых, в которые все непрестанно тянутся и которые всегда слишком многочисленны, безбрачие дозволительно и даже приличествует им. Иначе государство пострадает из-за умножения числа обременяющих его подданных. Господ у людей всегда будет достаточно, и скорее уж Англии будет не хватать землепашцев, нежели пэров.

Итак, благодаря тем условиям, в кои небо поставило меня от рождения, я считаю себя свободным, и, думается мне, я вправе распорядиться своей судьбой. В моем возрасте сердечные утраты уже непоправимы. Отныне я посвящаю себя привязанностям, еще остающимся мне. Собраться с силами я могу только в Кларане. И вот я принимаю все ваши предложения при том условии, что тут будет вложено и мое состояние, — иначе оно окажется для меня бесполезным. После того обязательства, которое принял Сен-Пре, у меня нет иного средства удержать его близ вас, как самому поселиться в Кларане, а если когда-нибудь он станет там лишним, достаточно будет, чтобы я уехал. Единственным затруднением остается необходимость для меня бывать в Англии, — ибо хоть я уже и не пользуюсь более никаким влиянием в парламенте, все же я являюсь его членом и, следовательно, обязан выполнять свой долг до конца жизни. Но среди моих коллег у меня есть надежный друг, коему я могу передоверять свой голос в текущих делах. А в тех случаях, когда я почту своим долгом самому присутствовать в палате, наш питомец может ездить со мною в Англию и даже вместе со своими питомцами, когда они подрастут и вы соблаговолите доверить их нам. Эти поездки принесут им пользу, но, дабы не доставлять большого огорчения их матери, будут непродолжительны.