Сол Стейн - Другие люди

• Название: Другие люди
• Автор: Сол Стейн
• Издательство: ТЕРРА — Книжный клуб
• Жанр: Эротика
• Год: 2002
• ISBN: 5-275-00577-6

Сол Стейн (р. 1926) — известнейший американский писатель, поэт, сценарист. Его произведения навсегда вошли в списки мировых бестселлеров.

Роман «Другие люди» влиятельные книжные обозрения Америки внесли в список лучших книг десятилетия. Героиня произведения Франсина Уидмер, независимая молодая женщина достаточно свободных нравов, стала жертвой насилия. Нет ни свидетелей, ни улик, но насильник должен быть наказан. Франсине может помочь только один человек — блестящий адвокат Джордж Томасси. Но удастся ли ему сделать это?

---

— Я могу приехать только в субботу.

— Ты привезешь девушку?

— У нас с девушкой… Папа, я приеду один.

— Плохо. Девушка не армянка, но очень хорошая. Ты допускаешь ошибку, Джордж.

— Как и всю жизнь, если послушать тебя.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Поговорим при встрече, хорошо?

— Одевайся теплее. Здесь холодно.

— Хорошо, папа.

— Джордж, у нас будет важный разговор.

— С тобой все в порядке?

— До субботы я доживу, ха-ха.

Я никогда не относился к тем трудоголикам, что в субботу и воскресенье наверстывают упущенное на неделе. По уик-эндам я предпочитаю отдыхать, но отдыхать активно, потому что считаю, что гимнастика под одеялом гораздо лучше восстанавливает силы, чем долгое лежание на диване. На ближайший уик-энд я, однако, никому не назначил свидания, ни на пятницу, ни на субботу. В субботу я намеревался устроить санитарную рубку, свалить три-четыре засохших дерева и распилить их на дрова. Но бензопила — штука опасная, если думать при этом совсем о другом, а я знал, что в голове моей будут роиться образы Франсины, я буду представлять себе, будто она сейчас со мной. Мысли о ней преследовали меня, но злился я на себя, потому что вопреки своим правилам слишком увлекся одной женщиной.

После звонка отца в моей голове словно начался матч по пинг-понгу: папа, Франсина, папа, Франсина. Он мгновенно понял, что я привез к нему не просто очередную женщину. Нюх у старика тот еще. Однако новая поездка к нему могла помочь мне позабыть о Франсине.

Добираться до Осуэго — задача не из простых. Ты приезжаешь в Ла Гардия к семи утра, чтобы успеть на единственный рейс до Сиракуз, где тебя будет ждать, а возможно и нет, заранее заказанный автомобиль, а затем двадцатишестимильная поездка до Осуэго.

Полет в Сиракузы не задался. Самолет все время болтало. Я опять же изменил своим привычкам и вместо книги взял с собой брифкейс с материалами намеченных на ближайшее время судебных процессов. Но я не мог сосредоточиться на делах. Передо мной стояло ее лицо. И тело.

В Сиракузах меня встретила жуткая холодрыга. Ледяной ветер пробирал до костей. Я нырнул в пункт аренды автомобилей, и, ну конечно же: Джордж Томасси ничего не заказывал.

Я сказал слизняку за конторкой, что звонил сам и даже назвал фамилию женщины, которая приняла у меня заказ.

— Она не работает по уик-эндам, — последовал ответ.

— А что это за синий автомобиль? — я указал на стоящий на стоянке «шевроле».

— Он заказан, — ответил слизняк.

— Кем?

— Я не обязан говорить вам.

Полагаю, он прочел в моих глазах, что сейчас я перепрыгну через конторку и схвачу его за горло.

Слизняк заглянул в какой-то ящик.

— «Шевроле» заказал мистер Паттерсон. Он позвонил этим утром.

— А я звонил два дня тому назад. На какой час заказан автомобиль?

— На восемь утра.

— Отлично. Скоро девять. Я возьму эту машину.

— А что я буду делать, если появится мистер Паттерсон?

— Полагаю, вы сегодня не пришли на работу пешком. Отдадите ему свою машину. Давайте я заполню бланк.

Я заполнил все графы, расписался, получил копию и протянул руку за ключом.

— Ключ в замке зажигания.

— Благодарю.

Вот так всегда в этой вонючей стране. Чистят пепельницы, но теряют заказы.

Папа ждал меня. Открыл дверь, прежде чем я успел постучать, и, вместо того чтобы отступить еще дальше, когда я переступил порог, сделал то, чего не случалось уже добрых тридцать лет: обнял меня. Пусть и на секунду.

— Тут холодно, — он разлил густой обжигающий кофе.

— Раньше ты не обращал внимания на холод.

— Теперь обращаю.

Мы сели перед камином, как прежде, бок о бок. Он заговорил после долгого молчания.

— Джордж, я рад, что ты приехал.

Я кивнул.

— Джордж, я должен тебе что-то сказать.

Я вновь кивнул, посмотрев на него.

— Я умираю.

— Что с тобой случилось? — у меня гулко забилось сердце.

— Ничего не случилось. Все умирают. Скоро моя очередь. Я думал об этом. У меня нет жены, нет других детей, я умру, кто-то меня найдет, хотя полной уверенности нет, позвонит тебе, в этом я тоже не уверен, и что будет с фотографиями? Меня это тревожит.

— С какими фотографиями?

— Подожди.

По лестнице я поднялся следом за ним. Он задыхался больше обычного. На верхней ступеньке он повернулся ко мне.

— Я же просил тебя подождать.

Как послушный ребенок, я вернулся к креслу у камина. Я слышал, как он открывает дверцы, двигает стул, забеспокоился, может ли он в таком состоянии стоять на стуле, хотя и не знал, что у него болит. Я не встал с кресла, мне не хотелось расстраивать его.

Вниз он спустился через пять или шесть минут с тремя картонными коробками.

— Только держи их подальше от огня, — предупредил он.

В коробках лежали фотографии, некоторые совсем старые.

— Ты знаешь, что это за фотографии? — спросил он.

— Турция?

— Есть и оттуда. Другие сделаны после переезда в Америку. Потом после твоего рождения. И так до смерти Марии. Более поздних нет, — он взглянул на меня. — Мария — твоя мать.

Вот тут я подумал, а все ли у него в порядке с сосудами мозга, и только ли возраст причина недомогания?

— У тебя хороший почерк, Джордж. Я хочу, чтобы ты надписал каждую фотографию. Что писать, я тебе скажу.

И мы начали. Шушан Хароссян, очень молоденькая, пухленькая девушка.

— Пиши, — он продиктовал мне имя и фамилию по буквам. — Добавь, что она из Зейтуна, — он помолчал. — Твоя мать иногда плакала, когда я доставал эту фотографию, чтобы посмотреть на нее. Ревновала к мертвой. Я не мог не смотреть, чтобы помнить. Когда я умру, ты должен хранить эти фотографии, смотреть на мертвых, чтобы они остались в твоей памяти для твоих детей.

Я не стал говорить ему, каковы шансы сорокачетырехлетнего холостяка на обзаведение потомством.

Фотографии я подписывал больше двух часов, переспрашивая у отца армянские и турецкие имена и фамилии.

— Тебе надо расставить их по альбомам, — посоветовал я.

— Ради чего? — рассердился он.

Жаркое, которое он разогрел, оказалось вполне съедобным. Ели мы молча, потом он встал из-за стола и направился к лестнице. Поднялся на одну или две ступени, повернулся ко мне.

— Джордж, у моей кровати три маленьких пузырька, с большими белыми таблетками, маленькими белыми, розовыми. Принеси розовые.

Я взлетел по лестнице. В его комнате, как всегда, царил беспорядок. На столике у кровати выстроилась фаланга разнокалиберных бутылочек. Но три стояли отдельно. Я прочитал названия препаратов, чтобы понять, чем же он болен. Но названия мне ничего не сказали.

— Что-то ты задержался, — проворчал он, запил розовую таблетку холодным кофе. — Ужасные доктора. Все время прописывают что-то новое. Наверняка, аптека им приплачивает.

— Может, тебе обратиться к другому доктору.

— Все бандиты. Все повязаны с аптеками.

— Что с тобой, папа?

— Старый стал.

— Ты совсем не старый, папа, по сегодняшним меркам.

— Я не сегодняшний. Я вчерашний. Устал. По ступеням подниматься тяжело, кончик не встает, ни на что я не гожусь.

— Может, ты переедешь ко мне в город? Я бы положил тебя на обследование в одну из лучших больниц. Как насчет этого?

— Зачем?

— Мы должны знать, что с тобой такое. Разве доктор тебе ничего не говорит?

— Не понимаю я их жаргона. Попросил записать для тебя название моей болезни.

Он достал из ящика листок бумаги. «Атеросклероз», прочитал я. Он всматривался в мое лицо.

— С этим можно жить долго, если следовать указаниям врача.

— Я сам знаю, чему следовать. Я принимаю таблетки, когда вспоминаю о них. Совсем как ты в детстве, Джордж.

— А откуда дрова?

— А как по-твоему? Я не сумасшедший, чтобы покупать дрова, когда вокруг столько деревьев.

— Тебе нельзя перенапрягаться.

— Ерунда. Заходит симпатичная женщина, раздевается, я делаю то, чего от меня ждут, кого волнует перенапряжение? — отец рассмеялся. — Я еще не мертвый. Пошлешь двух женщин, обслужу обоих, — снова смеется, знаком предлагает мне налить ему кофе.

— Доктор знает, что ты пьешь столько черного кофе?

— Джордж, ты чокнулся? Ты думаешь, что я буду звонить доктору четыре, пять раз в день и спрашивать, можно ли мне сейчас выпить кофе?

Я заварил чай, налил нам по чашке.

Потом, сидя у камина, он запел армянскую песню. Она звучала как колыбельная.

— Не помнишь? — спросил он.

Я помнил, что пела ее мама, а не он.

— Вроде бы нет.

— Ты тут стареешь, — он указал на голову. — А как твоя девушка? Надеюсь, в другом месте ты не стареешь, — он запел вновь. Как я понял, любовную песенку. Наверное, стоило мне выучить армянский, хотя в Америке толку от него ноль.