Уильям Таубман - Хрущев

• Название: Хрущев
• Автор: Уильям Таубман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 987-5-235-03188-3

Никита Сергеевич Хрущев — человек, оставивший заметный след не только в советской, но и в мировой истории. Секретный доклад, положивший начало разоблачению культа личности Сталина, расколол страну, в глазах одних сделав его героем, в глазах других — предателем и выскочкой. Какой была его действительная роль в массовых репрессиях в Москве и на Украине, в восстановлении народного хозяйства СССР после Великой Отечественной войны, во всем том, чем запомнилась его эпоха? Автор, известный американский историк, тщательно и скрупулезно восстановил весь жизненный путь этого неординарного человека, собрав огромный, во многом уникальный материал, состоящий в том числе из архивных документов, а также записей бесед с людьми, хорошо знавшими Хрущева в разные периоды его жизни.

Книга вышла в США в 2003 году и в том же году была удостоена Пулитцеровской премии.

Издание второе.

Перевод осуществлен по изданию: William Taubman. Khruschev: The Man and His Era. New York — London, W. W. Norton & Company, 2003.

---

Посетил он в 1944-м и Петрово-Марьинский район, где в 1925–1926 годах был секретарем райкома. Районный центр лежал в руинах, но местные власти бросили все силы на открытие фабрик и заводов. Хрущев поправил их: «Сначала надо накормить людей, дать им воду, а потом уже работать на заводах». Первый секретарь райкома Глухов ездил по району на сломанной телеге, Хрущев прислал ему из Киева автомобиль. «Можете себе представить, — восторгался Глухов несколько десятков лет спустя, — сам, лично позаботился выслать автомобиль, хотя я об этом не просил!»17

Побывал Хрущев и в Калиновке — но лишь после упрека, полученного от Сталина. По воспоминаниям помощника Хрущева Андрея Шевченко, Сталин однажды шутливо спросил Хрущева, откуда он родом.

— Из Калиновки, — ответил Хрущев.

— Где это? — спросил Сталин.

— В Курской области, — ответил Хрущев.

— И когда вы последний раз там были?

— Да уж довольно давно, — признался Хрущев.

— Что ж, — заметил Сталин, — это вам чести не делает18.

Из приблизительно 800 человек, ушедших на фронт из Калиновки, вернулись только 276. Не осталось ни тяглового скота, ни электричества, ни сельскохозяйственных машин. «Приходилось лучины жечь, — вспоминал сорок пять лет спустя один из деревенских жителей. — Днем сдирали лыко с лип, а вечерами при лучине плели лапти. Так и жили».

«Мы пахали на коровах, а он приехал прямо к нам в поле, — рассказывает другая деревенская жительница. — Подъехал и заговорил с нами. Хотели мы его встретить, как полагается, — а встретить-то и нечем. Помню, как ходили к Федосье Лаврентьевне спрашивали, не найдется ли у нее чего. А кончилось тем, что Никита Сергеевич сам стал нас угощать — дынями, жареными курами и горячим чаем».

«Когда он приехал, мы перед избой просеивали зерно, — вторит ей другой старик. — Бабушка моя встала с табурета и говорит: „Садись, ты ведь у нас теперь царь“. А он в ответ: „Да нет, я только царевич“»19.

Шевченко, сопровождавший Хрущева в этой поездке, рассказывает, что крестьянам отчаянно не хватало лошадей. По просьбе Хрущева его старый друг генерал Гречко прислал в деревню пятьдесят крупных тягловых лошадей из Германии, которым требовался обильный корм. Вернувшись на следующий год, Хрущев обнаружил, что лошади умирают от голода. «Все, что у нас было, уходило им на прокорм», — объяснили крестьяне.

— А вы чего хотели, — взорвался Хрущев, — чтобы они святым духом питались?! Я вам прислал лошадей — а вы их голодом заморили!

Рассерженный и раздосадованный, он приказал Шевченко подыскать для Калиновки нового председателя колхоза — поумнее и пообразованнее. Несколько кандидатур были признаны неподходящими, однако после долгих поисков, сопряженных с разными приключениями (например, ночлегом в крестьянской избе, где ночью одного из кандидатов схватил за волосы и начал их жевать теленок), Шевченко нашел подходящего человека. Хрущев продолжал помогать односельчанам, однако все его усилия разбивались об «отсталое» мышление деревенских жителей, с которым он столь долго и безрезультатно боролся. Когда двоюродная сестра, жившая в Калиновке, попросила его помочь в постройке нового дома, Хрущев выложил пятьсот рублей — свою зарплату на должности депутата Верховного Совета; Шевченко пришлось объяснить ему, что дом в деревне стоит намного больше. Хрущев предложил женщине квартиру в доме городского типа; та вместо благодарности поинтересовалась, где ей держать поросенка и где у нее будет огород. Хрущев заверял, что колхоз предоставит ей все необходимое, но она отказалась.

Хрущев был в ярости. «Вы не понимаете психологии крестьянина», — пытался объяснить ему Шевченко. «Ну вас к черту! — рычал в ответ Хрущев. — Какой огород, какое хозяйство?! Ленин нас учил, Ленин завещал: никакого личного хозяйства, а вы идейно и физически в нем погрязли и никак не выберетесь»20.

Верный (в меру своего понимания) марксист, Хрущев стремился стереть грань между городом и деревней — добиться того, чтобы и там, и там жизнь была одинаково хороша. В 1944–1945 годах эта утопия была вовсе не достижима, но Хрущев не забывал о ней. Он мечтал окружить Киев цветущими садами. «Хотел вспахать и засеять миллион гектаров между Днепром и Ирпенем, — вспоминает Шевченко. — Собирался выращивать там для Киева овощи, в первую очередь типично украинские — огромные тыквы и ранний редис. Предлагал создать по образцу газопровода „молокопровод“ — подземные трубы, по которым будет доставляться в город молоко от пятисот тысяч коров. Молоко будет поступать на раздаточные базы, а оттуда — свежее, парное — доставляться прямо в сверкающие новые магазины. Хрущев собрал комиссию и приказал ей подсчитать, сколько для этого потребуется труб, дорог и новых зданий. Координатором проекта назначил какую-то женщину без всяких агрономических знаний, а Сталину ничего об этом не сообщил. Однако до Сталина, очевидно, дошли слухи через Кагановича: он объявил, что этот проект — дело отдаленного будущего, и назвал Хрущева „агрономом-фантазером“»21.

Предавался Хрущев и другим фантазиям — об увеличении территории Украины. Район за Карпатскими горами, так называемое Закарпатье, до войны принадлежал Чехословакии. Хрущев посетил этот район инкогнито осенью 1944 года: на встречах с местными коммунистами он высказал расхожее мнение о необходимости объединения этого района с Украиной и обсудил, как это лучше сделать. Встретившись со Сталиным, он сообщил, что местное население «единодушно» присоединится к Советской Украине, и посоветовал ему в этом «помочь». В результате, как гордо заявляет в своих воспоминаниях Хрущев, «Закарпатье стало одной из областей Советской Украины». Разумеется, он не упоминает о том, что жалобы на «насильственную украинизацию» два года спустя достигли Москвы, откуда Хрущеву поступил приказ исправить ситуацию22.

Стремился Хрущев завладеть и частью польской территории — Холмской областью, которая, как он докладывал Сталину, «исторически принадлежала Украине и была частью Российского государства». Он предложил «организовать советское правительство области с тем, чтобы при удобном случае объявить, что эти районы входят в состав СССР и Советской Украины». Зная неприязнь Сталина к украинскому национализму, Хрущев привел в защиту своего предложения геополитический резон: надо «выпрямить границу». Однако Сталин отверг предложение Хрущева, не желая включать в состав СССР несколько сотен тысяч поляков: вместо этого он приказал украинцам, жившим в Холмской области, «добровольно» покинуть Польшу и переселиться на Украину23.

До передачи Украине Крыма (вызвавшей столько проблем после падения СССР) оставалось еще десять лет, но уже в 1944 году Хрущев попытался сделать нечто подобное. Крым нуждался в украинских крестьянах, которые заняли бы место крымских татар, высланных Сталиным. Будучи в Москве, рассказывал Хрущев год спустя украинскому коллеге, он обратился к Сталину с такими словами: «Украина в разрухе, а все из нее тянут. А вот если ей Крым отдать, тонка кишка?»24

Передать Украине Крым Хрущеву не удалось, однако другие его действия были более успешны: к октябрю 1945-го производство угля на Украине достигло 40 % предвоенного уровня, а площадь возделанных земель — 71 % уровня 1941 года25. Цифры выглядят не слишком впечатляюще; однако, если вспомнить о том, какое разорение принесла стране война, мы увидим, что сделано было очень много. В феврале 1945-го Хрущев был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени «за успешное выполнение плана по сельскому хозяйству на 1944 год», а в мае того же года получил орден Суворова I степени за организацию на Украине партизанского движения. В дополнение к этому его пятидесятилетие, в апреле 1944 года, было ознаменовано еще одним орденом Ленина.

С начала 1930-х годов советская пресса постоянно публиковала хвалебные телеграммы Сталину от рабочих и колхозников, пространные рассуждения о его достоинствах, фотоснимки и портреты великого человека. Примерно так же в украинской прессе 1944 года прославлялся Хрущев. В оде «Великому Сталину от народа Украины», написанной тринадцатью выдающимися украинскими поэтами и подписанной более чем девятью миллионами украинских граждан, две строфы были посвящены Хрущеву.

Больше всего льстивых восхвалений пришлось на долю Хрущева в апреле 1944 года, по случаю его пятидесятилетия: на первых страницах всех газет — огромная фотография Хрущева в военной форме и с орденами на груди, еще одна — Хрущев со своим усатым хозяином, а в дополнение к этому — воспоминания ведущих украинских писателей и артистов. «Позволю это сказать, — запевает Максим Рыльский, — люблю личной любовью… так, как я говорю о нем в кругу друзей». Далее «наш дорогой Никита Сергеевич» оказывался «великим ленинцем», «славным сталинцем», человеком «несравненной воли, ясного ума и доброго, искреннего сердца». Особое мастерство проявил Рыльский в восхвалении тех добродетелей, которых у Хрущева не было, но которые он хотел бы приобрести. Догадываясь, что порывистый Хрущев втайне завидует сдержанности и самообладанию Сталина, Рыльский писал: этот человек никогда не торопится с ответом. «Торопливость вообще глубоко чужда ему. Он не только сам размышляет, но и заставляет размышлять своего собеседника. И часто собеседник, еще до того, как заговорит Никита Сергеевич, начинает вдруг понимать, что дело, о котором он завел речь, может быть освещено совсем по-иному»26.