Кингсли Эмис - Везунчик Джим

• Название: Везунчик Джим
• Автор: Кингсли Эмис
• Издательство: ACT: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-071232-8

Молодой преподаватель на испытательном сроке — в провинциальном университете.

Единственная «живая душа» в мире унылого снобизма и бессмысленных правил поведения.

Джиму Диксону тошно от этого, — но в штат попасть хочется!

Значит, надо быть — как все. Писать статьи на нелепые темы. Посещать скучнейшие коктейли. Потакать студентам, которым посчастливилось стать любимчиками кого-то из местных светил, — будь они хоть трижды бездарны.

Но однажды в жизнь Джима вторгается любовь, — и все его конформистские начинания в одночасье летят ко всем чертям…

---

— Как я его назвал? — эхом откликнулся он, имитируя ранний склероз. — Ах да. «Влияние усовершенствованных методов кораблестроения на развитие экономики в период с 1450 по 1485 год». В конце концов, именно об этом…

Не в силах закончить фразу, Диксон повернулся налево — и встретил напряженный взгляд. С расстояния в девять дюймов на него смотрел водитель фургона, который Уэлч вздумал обгонять на повороте, там, где дорогу стискивали две высокие стены. Из-за поворота навстречу выруливал тяжеловесный автобус. Уэлч немного сбавил скорость, уверенный, что теперь они будут позади фургона, когда последний поравняется с автобусом, и решительно сказал:

— Название очень удачное, даже не сомневайтесь.

Прежде чем Диксон успел бы прижать колени к грудной клетке или по крайней мере снять очки, фургон затормозил и исчез, водитель автобуса, отчаянно и беззвучно ругаясь, ухитрился прижаться к дальней стене, машина же с сухим грохотом, которым долго еще тешилось эхо, проскочила вперед. Диксон, в целом довольный, с сожалением подумал, каким логичным и даже эффектным завершением разговора стала бы мгновенная смерть Уэлча. Сожаление усилилось, когда Уэлч как ни в чем не бывало продолжил:

— Я бы на вашем месте предпринял все шаги, вообще сделал бы все возможное, чтобы статья увидела свет не позднее чем в следующем месяце. Потому, Диксон, что моя специализация не затрагивает избранный вами предмет в той степени, чтобы судить… — Тут Уэлч оживился: — Я не могу навскидку сказать, чего стоит ваша статья. Что толку задавать мне вопросы вроде: «А путную ли статью написал этот ваш Диксон?» — пока у меня не будет мнения специалиста? Зато публикация в толстом журнале сразу бы… сразу бы… Кстати, вы, Диксон, вы ведь и сами не знаете, чего ваша работа стоит? Откуда вам знать?

Напротив, Диксон очень хорошо знал, чего стоит его статья, причем в разных аспектах. Ценность для исторической науки укладывалась в одно короткое, но емкое слово из тех, что не принято печатать; в то же время конечный продукт соответствовал отчаянной компиляции фактов вкупе с изуверской скукой и уж точно оправдывал цель — сгладить «плохое впечатление», которое Диксон до сих пор производил в колледже вообще и на своей кафедре в частности.

— Вы правы, Профессор: разумеется, не знаю, — произнес Диксон.

— Вот видите! А вообще, Фолкнер, одобрение специалиста было бы вам очень полезно — если вы понимаете, о чем я речь веду.

Несмотря на оговорку (Фолкнер был его предшественником), Диксон прекрасно понимал, о чем ведет речь Уэлч, и подтвердил свое понимание на словах. Почему он произвел плохое впечатление? Не иначе потому, всегда думал Диксон, что в первую же неделю нанес преподавателю английского языка небольшое увечье. Этот преподаватель, моложавый бывший член совета одного из кембриджских колледжей, прохлаждался на главном крыльце, а Диксон как раз выходил из-за угла — из библиотеки шел. Так вот, Диксон наподдал ногой круглый камешек, неизвестно откуда взявшийся на щебеночном покрытии. Прежде чем достичь верхней точки заданной траектории, камешек с расстояния минимум в пятнадцать ярдов врезался аккурат под левую коленную чашечку окаменевшего преподавателя. Диксон наблюдал всю сцену. Спасаться бегством бессмысленно — ближайшее укрытие вне зоны досягаемости. Диксон повиновался импульсу — зашагал дальше по дорожке, полностью отдавая себе отчет в том, что является единственным субъектом, которого можно счесть силой, приведшей камень в движение. Диксон оглянулся один раз. Преподаватель английского держался за колено и смотрел на Диксона в упор. Как всегда в таких ситуациях, Диксон хотел попросить прощения, но, когда дошло до дела, обнаружил, что трусит. Через два дня, перед началом первого собрания кафедры, Диксон в задумчивости подвинул стул как раз в тот момент, когда на него хотели усесться. Вопль архивариуса предотвратил катастрофу, однако Диксону в память надолго врезалось лицо несостоявшейся жертвы, на котором засияло выражение неподдельного испуга. А там один отличник Уэлча в сочинении нелицеприятно отозвался (а по сути, разнес в пух и прах) о сборнике статей за авторством любимого ученика Профессора. «Где, — спрашиваю, — вы этакого набрались?» И знаете, что он ответил? «На лекциях мистера Диксона» — вот что. Конечно, я со всем возможным тактом объяснил…». Много позже Диксон узнал, что злополучный сборник был написан по предложению Уэлча и отчасти под его руководством. Эти факты излагались в разделе «Благодарности», но Диксон, сделавший своим кредо читать минимум из каждой рекомендуемой книги, конечно, до «Благодарностей» не добрался. Просветила его Маргарет. А было это, насколько Диксону помнилось, утром того дня, когда Маргарет предприняла попытку самоубийства, выпив большую дозу снотворного.

На давно приноровленный к машине полукрик: «Так вот, Диксон, я и говорю…» — Диксон повернулся с искренней живостью:

— Да, Профессор?

Насколько здоровее и дальше слушать то, что Уэлч еще имеет сообщить, чем гадать, что имеет сообщить Маргарет, тем более очень скоро Диксону будет предоставлен весь ее ассортимент.

— Я тут подумал, как бы вы отнеслись к тому, чтобы в следующие выходные приехать к нам на… на выходные? Полагаю, будет очень мило. Мы ждем кое-кого из Лондона, наших, так сказать, друзей, и друзей нашего сына Бертрана. Бертран и сам хочет вырваться, хотя, конечно, пока неизвестно, сумеет ли. Планируем этакий домашний концертец — парочка музыкальных номеров, парочка инсценировочек… Возможно, призовем вас к посильному участию…

Машина дребезжала по пустой теперь дороге.

— Большое спасибо. Непременно. С удовольствием, — отвечал Диксон. Надо будет озадачить Маргарет на предмет того, что Уэлч разумеет под посильным участием.

Уэлчу, похоже, такая готовность понравилась.

— Вот и отлично, — с чувством произнес он. — Теперь хотелось бы обсудить кое-какие организационные вопросы. Я переговорил с ректором насчет недели открытых дверей, ну, вы знаете — она планируется на конец семестра. Ректор выразил пожелание, чтобы кафедра истории тоже внесла свою лепту. Я подумал, почему бы не привлечь вас.

— Меня, Профессор? — Неужели не нашлось более поднаторевших во внесении лепты?

— Да, вас. Кафедра отвечает за проведение вечерней лекции. С лектором пока не определились. Могу выдвинуть вашу кандидатуру, если вы согласны взяться.

— С удовольствием попробую свои силы в публичном выступлении. Конечно, только с вашего одобрения моих скромных способностей, — вымучил Диксон.

— Пожалуй, название «Милая Англия» или нечто подобное подойдет. Не слишком академично, не слишком… не слишком… гм. Ну что, сможете набросать пару дюжин… гм-гм… я имею в виду, раскрыть тему?

Глава 2

— И тут мне как-то сразу стало все равно. Я сжимала пустой пузырек, точно это была сама смерть; я в некотором роде цеплялась за жизнь. Но очень скоро почувствовала ужасную усталость и разжала пальцы. Не знаю, как объяснить. И в то же время, если бы меня в этот момент взяли за плечи, встряхнули и сказали: «Не глупи, ты не уходишь — ты, наоборот, возвращаешься», — я, честное слово, стала бы предпринимать какие-нибудь посильные попытки, то есть постаралась бы «вернуться». Впрочем, тебе известно: никто меня не встряхнул и ничего подобного не сказал, и я подумала только: «Какая разница, что будет? Пусть идет как идет». Странное ощущение. — Маргарет Пил, маленького роста, худощавая, ярко накрашенная и в очках, одарила Диксона полуулыбкой. Вокруг тоже разговаривали — как минимум на полдюжины тем.

— Это хороший признак — что ты так спокойно рассказываешь, — заметил Диксон. Маргарет молчала. Диксону оставалось только продолжать: — А что потом случилось? Или ты не помнишь? Конечно, если тебе неприятно, можешь не говорить.

— Нет, отнюдь. Просто мне показалось, я тебя утомила. — Она усмехнулась, и теперь это гораздо больше походило на улыбку. — Разве Уилсон не рассказывал, как нашел меня?

— Уилсон? Сосед снизу, что ли? Рассказывал. Будто бы у тебя радио играло на всю катушку, и он пошел разобраться. Кстати, зачем тебе в такой момент радио понадобилось? — Буря, поднятая было первой частью истории, почти утихла — теперь Диксон мыслил более трезво.

Маргарет смотрела в сторону, на полупустой бар.

— Не знаю, Джеймс. Наверно, мне хотелось, чтобы моя… чтобы мой уход сопровождался каким-никаким звуком. В этой комнате всегда такая мертв… такая тишина. — Маргарет слегка поежилась и поспешно сказала: — Холодновато здесь, правда?

— Давай пересядем.

— Нет, не надо. Показалось — кто-то вошел, вот и потянуло сквозняком. О чем бишь я? Ах да. О том, что… что последовало. Наверно, я довольно быстро поняла, что происходит, где я нахожусь и так далее. И что со мной делают. Я думала: Боже милосердный, мне ведь предстоит еще столько бесконечных часов боли и слабости. Выдержу ли я? Разумеется, я так думала в моменты просветления — ты же понимаешь, что я то и дело теряла сознание. Потом выяснилось, что это хороший признак. К тому времени, когда я полностью пришла, как это, в compos mentis[3], самое страшное осталось позади — если не считать отвратительного самочувствия. Я была такая слабая, просто невыносимо слабая — ну, да ты помнишь… Правда, все со мной буквально носились. Я-то думала, у врачей и сестер хватает забот с теми, кто не по своей вине оказался прикован к постели. Помню, я очень боялась, что они заявят в полицию, что меня отвезут в больницу при полицейском участке — ты не знаешь, Джеймс, бывают такие больницы? — но нет, меня окружали сущие ангелы. Лучших людей я не встречала. А потом ты пришел меня навестить, и все случившееся стало казаться не более чем дурным сном. Ну и вид у тебя был… — Маргарет накренилась за барной стойкой, словно не в силах сдержать смех, обхватила колено. Туфля из искусственной замши соскользнула с пятки. — Точно ты присутствовал при какой-нибудь отвратительной операции. Лицо белое как полотно, глаза… Про глаза вообще не говорю… — Она тряхнула головой и, все так же смеясь, накинула кардиган на зеленое платье с огурцовым узором.